— Что тут думать, это опять мускары! — сказала Нолколеда, зажигая еще один факел. — Вот только зачем им нас пугать? Разве не проще было напасть на лагерь?

— Типун тебе на язык, — сердито прошипел Сэф. А Денис задумчиво проговорил:

— Мускаров на континенте не может быть много. Это шпионы, разведчики, а не десант. Мы вооружены и не представляем легкой добычи. Они могут действовать только наверняка, как тогда, у моста... А это — психологическая атака. Они не станут нападать. Нам ни в коем случае нельзя поддаваться страху.

— Правильно мыслите, командир, — вмешался Бар, складывая хворост на кострище. — Этой ночью нам опасаться нечего. Вот сейчас костер разгорится, станет тепло, светло, а эти... Ну и пусть себе воют. А мы им назло споем что-нибудь, как сумеем. А, господа? Вы какие песни любите, ваше высочество?

—Мне нравится «Корабли заходят в бухту Нинальд», — смущенно признался принц.

— Это что-то господское, — развел руками Бар. — Не знаю такую.

Сэф вдруг оживился.

— Это про боцмана Тедлиса? Бар, это великолепная песня, тебе понравится. Ваше величество, не сомневайтесь, сейчас мы ее разучим. Сенс, вы не могли бы еще раз пожертвовать несколько страниц из своего блокнота? И карандаши — сколько есть. Их можно разломать пополам и наточить. Записывайте, господа!

Нолокледа попыталась воспротивиться.

— Что за чушь? Нашли время резвиться!

Но Денис, устраиваясь с листком на коленях и огрызком карандаша в руках, заявил:

— Нолколеда, это приказ. Садись и записывай.

Песня, которую продиктовал нам Сэф, была истинным

шедевром устного народного творчества. Несмотря на лирическое содержание, она вызывала у меня гомерический хохот. Смысл ее примерно был таков:

Корабли заходят в бухту Нивальд,

Моряки в трактире тратят кувры,

Им не надо девушек красивых,

Было бы вино — наполнить кружки.

Боцман Тедлис всем девчонкам снится,

Он собой хорош невыносимо,

Но однажды утром бравый боцман

Повстречал красавицу Элиму.

Предложил тогда ей боцман Тедлис,

Подкрутив усы, отставив кружку:

— Вы, гарсин, прекрасны, как Ламерис,

И достойны стать моей подружкой.

Но сказала гордая Элима:

— Вы, монгарс, такой, как все мужчины...

Ну и далее в том же духе. Боцман Тедлис тосковал о прекрасной Элиме. А она оставалась неприступной, хотя и корила себя за гордость. Завершалось все свадьбой, на которую моряки надели новые береты с перьями голубого альбатроса.

Закончив диктовать, Сэф стал разучивать с нами мотив. Наш распорядитель королевских забав явно почувствовал себя в родной стихии. Порывшись в своих мешках, он вынул оттуда какой-то инструмент, вроде трещотки, и вручил его ученому.

— Сенс, прошу вас. Так, девушки ведут первым голосом, мужчины — вторым. Командир, ты будешь отбивать ритм на барабане. Вот эта большая миска вполне сгодится. Бар, читать ты не умеешь и слов не знаешь. Будешь вести свою партию художественным свистом.

— А я? — виляя хвостом, поинтересовался Чаня.

— Ты? Ты можешь выть в конце каждого куплета. Вот так, тоненько: у-у-у! Готовы? Начали!

Мы дружно и фальшиво грянули первый куплет. После первой же строки меня задушил смех, и я повалилась на землю.

— Нет, так не пойдет, — прервал нас Сэф. — Мы сейчас устроим настоящее представление. Жанна, кончай смеяться, ты будешь изображать красотку Элиму. Будете боцманом, ваше высочество? Отлично! Остальные — хор. Последние две строки повторяются очень громко, чтобы задрожала вся округа. Пусть знают наших!

И Сэф, обернувшись к темноте, выжидающе притаившейся у него за спиной, погрозил ей кулаком.

Шоу получилось бесподобное. Развеселившийся принц лихо подкручивал несуществующие усы и старался исполнять партию боцмана басом. Дружный хор подхватывал куплет, Чаня вступал всякий раз не вовремя, но выл музыкально. Мы с принцем отплясывали «свадебный танец» под бурные аплодисменты «гостей».

Мы даже не заметили, что облака на небе исчезли, и Модит и Матин в окружении звезд разом засияли над холмами. Пугающий вой прекратился. Костер ровно горел, потрескивая сучьями.

Не помню, как мне удалось задремать. Проснулась я, когда начало светать. Меня разбудил чей-то голос, бормотавший бессвязные слова. Я почему-то в первую очередь подумала о принце, но мальчик крепко спал, накрывшись с головой одеялом. А потом до меня дошло: говорили по - русски! Я огляделась по сторонам. Сэф спал, прислонившись спиной к дереву. Значит, Денис... Я тихо выбралась из-под одеяла и увидела, что над Денисом склоняется Бар. Он приложил палец к губам и знаком предложил мне подойти ближе.

Я подошла и прислушалась.

— Я одиннадцатый, одиннадцатый, — повторял Денис, — Прием... Я одиннадцатый, я одиннадцатый, у меня уже девять двухсотых, не знаю, сколько трехсотых... Вертушки, где вертушки, пусть помогут вертушки, прием...

— Слышите, хозяйка? — сказал Бар, осторожно поворачивая Дениса на здоровый бок. — Не разберешь, что говорит. Что за язык? Одно только мне ясно: командир-то наш и раньше бывал в серьезных переделках. Только вот ума не приложу, где это могло происходить, а?

Я промолчала. Действительно, откуда лаверэльскому крестьянину было знать о новогоднем штурме? Я тоже не понимала ни слова. Одиннадцатый — наверное, позывной. Что за двухсотые и трехсотые? Какие вертушки? О чем спустя девять лет, находясь в другом мире, Денис вспоминал во сне? А он говорил все тише и тише:

— Я одиннадцатый, я одиннадцатый, кто там с кулаками, вышли они или нет, прием... Помощь нам дайте, помощь... Ленточку срочно нам дайте...

Вдруг он резко открыл глаза и приподнялся, схватив меня за руки. Его пальцы спросонья были жаркими, как огонь. От этого жеста — одновременно беззащитного и властного — я совсем растерялась. Но Денис уже опомнился и отпустил меня. Нахмурившись, он посмотрел на Бара.

— У вас, командир, рана во сне разболелась, сказал тот. — А я вас перевернул, так что теперь все в порядке.

С этими словами мой слуга оставил нас одних.

— Я что, говорил во сне? — спросил Денис. — Как неосторожно! Мне приснилось, будто снова идет бой. Мы гибнем, а помощь все не приходит...

— Это потому что здесь тоже бой, — тихо заметила я.

— Здесь?! — Денис уставился на меня, изображая изумление, потом насмешливо прищурился. — Ты, может быть, имеешь в виду мускаров, Пегль их забери? Этих клоунов, которые приняли нас за лаверэльских крестьян и рассчитывают напугать своими завываниями? Знаешь, там мне действительно было страшно. Этот страх как хроническая болезнь: он остается навсегда. Ты думаешь, что уже здоров, ан нет, вот тебе рецидив. Но зато больше меня ничем так не напугаешь. Знаешь, — его темные глаза остановились на мне, — я иногда думаю, что мы представляем здесь всех землян. Не только своих современников, но и тех, кто жил до нас. Всю земную историю. А в ней было такое, что Лаверэлю и в страшных снах не приснится. Поэтому мы просто не имеем морального права бояться.

— Точно, командир!

Оказывается, Сэф давно уже стоял у меня за спиной. Нолколеда тоже подошла ближе, прислушиваясь к нашему разговору. Денис еще что-то говорил — теперь уже им. А я вернулась к своей походной постели, но, уходя, все рассматривала запястья. Как только его пальцы не прожгли мои руки насквозь?

2. Перед лицом Ламерис

Мы заблудились. Это стало очевидным, когда вдали снова заблестела гладь реки Бло. На карте была указана только одна дорога, а на самом деле их оказалось две. На развилке мы решили, что левая дорога идет в нужном нам направлении, а правая слишком круто поворачивает на северо-восток. В результате наш отряд полдня двигался на запад вместо северо-запада. Снова посовещавшись, мы решили не возвращаться.