– И чья же это вина?

– Знаешь что, давай не будем опять открывать банку с пауками.

– Если бы я знал, что она родится, все было бы иначе. Но я не знал.

– Ладно, ладно, согласна. Мой грех.

– Этого я не утверждаю. Я только хочу сказать, что…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, так что можешь не трудиться.

Мы немного помолчали, чтобы слегка остыть. Я уставился в пол.

– Может, она могла бы поехать со мной.

– О чем это ты?

– О том, о чем мы с тобой уже говорили. О Лос-Анджелесе. Девочка могла бы жить там.

Элеонор энергично затрясла головой:

– Нет уж, тут я буду стоять на своем. Как, интересно, ты собираешься воспитывать ее в одиночку? Ты, со своими ночными вызовами, расследованиями, которые длятся не один день и не один месяц, оружием в доме, разбросанными повсюду снимками трупов… Неужели ты хочешь, чтобы она росла в такой обстановке? По-твоему, там ей будет лучше, чем в Вегасе?

– Ну почему же в одиночку? Я подумал, вдруг ты согласишься вернуться?

– Даже не мечтай. И вообще, я не хочу больше говорить на эту тему. Никуда я отсюда не уеду, и Мэдди тоже. Ты поступай, как считаешь нужным, но за нас не решай.

Не успел я ответить, как на пороге кухни появилась заспанная Марисоль. На ней болтался ночной халат с надписью «Белладжио» на кармане.

– Слишком громко, – вымолвила она.

– Ты права, – откликнулась Элеонор, – извини.

Марисоль подошла к холодильнику, вытащила минералку, налила себе стакан и вернула бутылку на место. Затем, не говоря ни слова, удалилась.

– Полагаю, и тебе пора, – напомнила Элеонор. – Я слишком устала, чтобы продолжать этот разговор.

– Ладно. Только зайду попрощаться с Мэдди.

– Смотри не разбуди ее.

– Не беспокойся.

Я вернулся в детскую. Там по-прежнему горел свет. Я присел на край кровати как можно ближе к Мэдди, несколько секунд просто смотрел на нее. Затем откинул волосы со лба и поцеловал в щеку. В ноздри мне ударил запах детского шампуня. Я еще раз поцеловал ее и шепотом пожелал спокойной ночи. Выключил свет и посидел еще пару минут, прислушиваясь к дыханию девочки и выжидая. Чего? Этого я и сам не знал. Может, надеялся, что придет Элеонор и мы вместе полюбуемся, как спит наша дочь.

Через некоторое время я поднялся и, включив монитор, вышел из комнаты. В доме было тихо. Элеонор меня не провожала. Ушла спать, наверное, со мной говорить больше не о чем. Я вышел на улицу, убедившись, что автоматический замок защелкнулся.

В громком скрежете металла о металл чудилась какая-то окончательность, – окончательность пули, насквозь пробивающей тело.

В восемь утра я подъехал к центральному входу «Эмбасси сьютс» на Парадайз-роуд. В «мерседесе» меня ждали два больших бумажных стакана кофе и пакет арахиса. Перед отъездом я принял душ, чисто выбрился, переоделся. Заправил полный бак бензина и снял с карточки дневной максимум наличными. Словом, я основательно приготовился к тому, чтобы провести день в пустыне с Рейчел Уоллинг, но она не вышла меня встретить. Прождав пять минут, я полез в карман за мобильником, но в тот самый момент он ожил. Рейчел!

– Еще пять минут! – выпалила она.

– Где вы?

– Возвращаюсь с совещания. Нас собирали в местном отделении Бюро.

– Что за совещание?

– Расскажу при встрече. Я уже на Парадайз-роуд.

– Ладно, жду.

Я захлопнул крышку телефона и уставился на афишу, приклеенную к стеклу стоявшего впереди такси. Реклама какого-то шоу в «Ривьере». На афише танцевали несколько обнаженных красоток с роскошными формами – вид сзади. Я подумал о том, как меняется Вегас, вспомнил статью об исчезнувших мужчинах. О тех, кто оставляет семью лишь затем, чтобы сразу по приезде насладиться такой вот афишкой. А их здесь сотни и тысячи.

На противоположной стороне улицы притормозила «виктория». Рейчел опустила стекло.

– На моей поедем?

– На моей. – Я подумал, что это даст мне пусть и небольшое, но преимущество.

Рейчел не стала спорить. Она завела «викторию» на стоянку и села в «мерседес».

Я не трогался с места.

– Кофе ваш? – осведомилась Рейчел.

– Нет, один для вас. Вот сахар. А сливок не прилагается.

– Я все равно пью черный.

Рейчел сделала большой глоток. Я посмотрел вперед через лобовое стекло, перевел взгляд на зеркало заднего обзора. И все еще ждал.

– Ну так что, едем? – не выдержала Рейчел.

– Вот уж и не знаю. Может, для начала лучше поговорить?

– О чем, собственно?

– О том, что здесь происходит.

– А что здесь происходит?

– С чего это вас в такую рань понесло в контору? А ну-ка, агент Уоллинг, выкладывайте.

Рейчел раздраженно фыркнула.

– Знаете, Гарри, по-моему, вам следует кое-что зарубить себе на носу. Это расследование для Бюро чрезвычайно важно. Оно на контроле у самого директора.

– Ну и?..

– Ну и если он назначает совещание на десять утра, то мы, штабные крысы из Квонтико, а также полевые работники, собираемся в девять, чтобы подготовиться к докладу и никого не подставить ненароком.

Я кивнул. Вот теперь все ясно.

– А девять в Квонтико – это шесть в Вегасе.

– Вот именно.

– Ну и что там было в десять? Что вы доложили директору?

– Вообще-то это дело ФБР… – Рейчел с улыбкой повернулась ко мне. – Но от вас я ничего утаивать не собираюсь. Надеюсь, что и вы поделитесь со мной своими секретами. Директор собирается раскрыть карты. Хранить молчание уже слишком рискованно. Если информация просочится наружу, возникнут подозрения в намеренном сокрытии фактов. Так что лучше взять инициативу в свои руки.

Я тронулся с места, направляясь к выезду со стоянки. Маршрут наметил заранее. Поедем по Фламинго до Пятнадцатого, затем бросок в сторону Блу-Даймонд-хайвей, далее строго на север, до самого Ясного.

– И что же шеф собирается выложить публике?

– На сегодня, ближе к концу дня, у него намечена пресс-конференция. Он объявит, что, судя по всему, Бэкус жив и мы охотимся за ним. Продемонстрирует сделанный Терри Маккалебом снимок Шенди.

– А что, ваши ребята уже все выяснили?

– Да. Непонятно только, как имеющиеся факты связаны с Шенди – может, Маккалеб просто так называл Бэкуса. Но как раз сейчас, в этот самый момент, пока мы с вами беседуем, проводится сравнительный анализ фотографий, сделанных Терри, и фотографий Бэкуса. Судя по предварительным результатам, это одно лицо. Бэкус.

– И Терри его не узнал.

– Что-то он заподозрил, не зря же фотографировал! Но у этого типа была борода, темные очки и бейсболка. К тому же, по словам специалистов, он сделал пластическую операцию на носу и, не исключено, на щеках. И зубы заменил. Сейчас много чего с собой можно сотворить, даже голос новый заполучить. Такие операции тоже проводятся. Знаете, я вдоль и поперек изучила эти снимки и все равно не уверена, что это Бэкус, а ведь я с ним пять лет бок о бок проработала. Намного дольше, чем Терри, после того как его перевели в Лос-Анджелес.

– И где же он проделал с собой все эти фокусы, есть идеи?

– На этот счет у нас практически нет сомнений. Шесть лет назад в Праге, в сгоревшем доме, обнаружили трупы одного хирурга и его жены. Этого парня хорошо знал Интерпол. Жена работала у него медсестрой. Хирурга подозревали в проведении пластических операций. Частным образом изменял внешность – на дому, там был оборудован хирургический кабинет. Версия была одна: клиент избавился от врача, а заодно и от жены, чтобы замести следы. А все регистрационные карточки и записи сгорели. Официально объявили, что это поджог.

– Ну и какая связь с Бэкусом?

– Документально – никакой. Но нетрудно догадаться, что после того, как Бэкус был разоблачен, подняли все дела, которые он вел в качестве агента ФБР. И выяснилось, в частности, что он нередко командировался за границу для оказания консультационных услуг. Бывал в Польше, Югославии, Италии, Франции, да где только не был.