Мне было интересно спросить, какие именно здесь устраиваются розыгрыши, но в этот момент Алексей резко свернул в сторону и с разбегу вскочил на подножку довольно нового ГАЗа.
– Дверца с той стороны снаружи не открывается, – предупредил он меня, едва я протянул руку к дверце, – я её сейчас изнутри открою.
Наконец он завёл машину, и вырулил на загородную трассу. Разбитое колёсами шоссе тянулось вдоль каких-то складов, промышленных предприятий и невпопад понатыканных между ними неопрятных жилых домов. Водитель молчал, неотрывно глядя прямо перед собой, и я тоже погрузился в свои невесёлые думы.
– Да, французы через Кардымово проходили, – размышлял я, – но мы-то сейчас едем прочь от того места, где некогда двигались их нестройные колонны. К тому же через пресловутые Цурики в те времена проходила только плохонькая просёлочная дорога, целиком и полностью находившаяся под контролем наших казачьих разъездов. Поэтому мне было совершенно непонятно, что заставило охрану именно этого кассового фургона свернуть в сторону и поехать в чистое поле, т. е. фактически на верную гибель. Такой поступок мог быть объяснён только одним обстоятельством. Видимо нечистые на руку гренадеры с самого начала договорились между собой о том, что при удобном случае разграбят золото. И значит, они намеренно создали такую ситуацию, что остались на дороге в одиночестве, рассчитывая нажиться под шумок.
Машина в это момент свернула в сторону, и я невольно оторвался от своих дум. Мы миновали несколько коровников и, развернувшись на небольшом «пятачке», начали сдавать задом в широко распахнутые ворота.
– Это Васильево, – предупредил меня водитель, видя, что я принялся озабоченно озираться по сторонам. Сейчас заберём утренний удой и дальше поедем в Луну за следующей порцией.
– В Луну? – не поверил я.
– Да, – весело сверкнул зубами Алексей, – так у нас одна деревня называется. Она как раз за Цуриково расположена.
Пока происходила перекачка молока, я тоскливо разглядывал царящую вокруг грязь и разруху, совершенно не понимая как в таком беспорядке можно заниматься производством продуктов питания. Но вот хлопнула дверца кабины и мой водитель, видимо совершенно равнодушный к подобного рода пейзажам, ловко запрыгнул на сиденье.
– Порядок, – повернул он ключ зажигания, – ещё десять минут и мы на месте.
На самом деле десяти минут и не понадобилось. Выехав из Васильево, мы развили такую скорость, что домчались до цели гораздо быстрее, нежели рассчитывали изначально.
– Вас где нужно высадить? – повернулся ко мне Алексей, едва мы миновали дорожный указатель с надписью «Цуриково».
– Да прямо здесь, – выглянул я из окна, – мне всё равно где выходить.
Молоковоз умчался вдаль, а я остался на мокрой дороге, вдоль которой реденько стояли крестьянские усадьбы. На душе было муторно. Вовсе не от того, что постанывал пустой желудок и погода была мрачноватой, нет. Сам вид этого голого, открытого всем ветрам селения возбуждал глубокие сомнения в том, что именно здесь кто-то когда-то задумал что-то прятать! Сравнивая данное местечко с недавно покинутой Александрией, можно было только дивиться тому, как его умудрился отыскать наш бдительный полковник. Да, крестьянский двор Цурики, неоднократно упомянутый в рапорте Яковлева, не слишком изменился за последние столетия. Домов наверняка стало побольше, а в остальном… всё осталось практически неизменно.
И на первый, и на второй взгляд было совершенно непонятно, что именно могло привлечь сюда французов. Деревня стояла в центре чистого и обширного поля, и отсюда с вершины небольшой возвышенности можно было легко видеть всё пространство вплоть до реки Хмость, которая обозначала своё присутствие полоской растительности тянущейся с севера на юг. Однако никакой рощи или песчаного бугра не было видно и в помине. Наоборот местность плавно и монотонно спускалась под уклон, образуя нормальную и совершенно естественную речную долину.
Впрочем, особо долго размышлять было некогда. Передо мной лежали воистину громадные пространства, и требовалось срочно их обследовать. Прежде всего, следовало дойти до самой речки и постараться отыскать то место, где некогда мог находиться мост. Утолив голод, а заодно и жажду несколькими глотками воды и плавленым сырком «Дружба», я неспешно двинулся в направлении деревни Слотово, домики которой виднелись на противоположном берегу. Расчёт мой строился на том, что мосты обычно строят на кратчайшей линии, соединяющей два населённых пункта, а не где-либо в стороне.
Последующие три часа я упорно бродил по сильно заросшим дикой растительностью берегам Хмости. Посбивал все ноги, исцарапал все руки, но никакого реального результата не достиг. Ни остатков подъездной дороги, ни предмостной насыпи, ни даже одной единственной сваи от моста отыскать так и не удалось. В результате я добрался до того места, где в реку Хмость впадал ручей. Правда, втекал он в воды основной речки с противоположного берега, но именно это место особо привлекло моё внимание. Где ещё могло быть несколько мостов подряд, если не там, где сливается воедино два русла? Решив, что именно здесь я отыщу требуемые приметы, я принялся выбираться из прибрежных пожухлых кустов.
Расчёт мой строился на том, что на совершенно ровной местности должно было хоть что-то остаться от той самой дороги, которая (по моим предположениям) должна была некогда здесь проходить. И дорога просто обязана была здесь быть! Иначе непонятно, где именно проезжали французы, и где именно протыкали землю своими щупами Кочубей с Яковлевым. Но едва я выбрался из крапивной чащи, как увидел перед собой обширное болото, протянувшееся от берега реки на ширину не менее чем в триста метров. А сразу вслед за ним вздымался столь крутой холм, что въехать на него на обычной телеге даже не зимой, а летом, было совсем не простой задачей. Само же болото представляло собой жуткую мешанину из островерхих кочек, украшенных длинными лезвиями широколистной осоки.
Стало предельно очевидно, что никогда в жизни здесь не было никакой дороги. И наши предки, вопреки злым наветам были вовсе не такими глупышами. Раз они не построили дорогу в более удобных местах, то уж тут затевать подобное строительство они не стали. Впрочем, сдаваться я вовсе не собирался, хотя устал и вымотался изрядно. У меня возникла идея взобраться на тот высоченный холм и с его вершины осмотреть окрестности Цуриково ещё разочек.
– Возможно, – размышлял я, неуклюже прыгая с кочки на кочку, – сверху я увижу то, что сейчас скрыто от моего взора. Ведь нечто великое лучше видится издалека! А след от старой дороги это такая штука, которая просто так, в одночасье, не исчезает.
Холм, как казалось, был совсем недалеко, но на его вершину я поднялся только через полчаса, мокрый от пота и совершенно обессиленный. Проклиная все клады на свете, буквально на последнем издыхании вскарабкался на его обрывистый бруствер и рухнул на пожухлую траву. Перевёл дух, сбросил рюкзак с плеч и только после этого вновь поднялся на ноги. Но едва я встал, как моё и без того неважное настроение наоборот упало. Оказалось, что этот грандиозный холм местное население использовало в качестве деревенского кладбища. Насколько хватало глаз, моему взору были видны лишь непритязательные надгробья, заботливо обсаженные кустами сирени.
Вообще-то кладбища не являются для меня тем местом, где я могу долго находиться. Помимо моей воли надписи на памятниках, глаза с фотографий давно ушедших людей начинают буквально притягивать мой взгляд. Проходя по дорожкам любого захоронения, я непременно начинаю читать и повторять про себя все надписи. Странно, понимаю, но ничего с собой поделать не могу. И что бы вновь не поддаваться этому наваждению, я поскорее развернулся в обратную сторону. С преувеличенным вниманием принялся внимательнейшим образом изучать расстилавшуюся передо мной картину. Использовал для этого даже маленький театральный бинокль, который раскопал перед отъездом среди всякого старья.
Но сколько я не вглядывался в извивы Хмости, сколько не пытался отыскать на широкой речной долине что-то хотя бы приблизительно напоминающее дорожную насыпь или гать, всё было напрасно. Ни у самой реки, ни на прилегающей к ней территории не было ни малейшего намёка на то, что здесь некогда существовала какая-то транспортная магистраль. Скорее всего, и Яковлев тоже ничего подобного не нашёл. Вот именно поэтому они с Кочубеем покопались для проформы на каком-нибудь речном повороте и, сочинив пару оправдательных отписок, задвинули это безнадёжное дело в долгий ящик!