Когда мы вернулись, уже начало смеркаться. Договорившись об условиях сотрудничества, я позволила себе расслабиться и подумать о неожиданной правде о моем возлюбленном. Когда я вошла в апартаменты Дотторе, мне в нос ударил затхлый запах пыли и разложения. Зани, чье настоящее имя мне так и не сообщили, был оскорблен тем, что теперь им пришлось делить очаг еще с одним человеком, да еще и с женщиной. Он тут же повернулся ко мне спиной, откинул от стены какую-то доску на петлях, швырнул на нее одеяло и завалился спать в довольно варварском окружении занавески из кожи аллигатора и маковых головок, развешанных под потолком у него над головой.
Дотторе показал мне, где находится отгороженный занавесками ночной горшок и кувшин с водой для умывания, а также нечто напоминающее большую кошачью корзину, где я могла спать. Он сообщил мне, с некоторой грустью в голосе, что раньше эта корзина служила приютом для нескольких котов, которые погибли в результате экспериментов и мумифицированные останки которых висели на ближайшей потолочной балке.
Дотторе, казалось, не обращал ни малейшего внимания на свой затрапезный домашний костюм. Он надел ночной колпак прямо на парик и вытянулся на кожаном кресле, странном предмете, у которого не хватало части сиденья, однако были две вынесенные в разные стороны опоры для ног. Очень скоро доктор заснул, мирно посапывая. Сатиновые ленты его ночного колпака колебались при каждом неспешном выдохе. Я не помню, как заснула, но, должно быть, сон быстро сморил меня, несмотря на неудобную подушку, воняющую плесенью. Моим последним воспоминанием о той ночи было внезапное пробуждение, когда я увидела силуэт огромной птицы, но этот образ был очень похож на сон.
Утром я с любопытством наблюдала за приготовлениями моих новых друзей. Зани вскочил с рассветом и выскочил в дверь, вероятно, отправившись завтракать. За ночь колпак вместе с париком съехали на бок с головы Дотторе, обнаружив обширную лысину. Раздевшись, Дотторе совершил утреннее омовение в чем мать родила. Потом он водрузил объемный парик на место. У сего украшения, как оказалось, имелось целых три косички. Потом он натянул приличный черный костюм, который я видела накануне, а поверх него надел камзол.
Одевшись, он начал вытаскивать из всевозможных ящичков и клетей различные вещи, необходимые для работы и аккуратно спрятанные на ночь. Спустя всего несколько минут унылая комната превратилась в подобие пещеры Аладдина. Дотторе сообщил, что у него все выполняется согласно высочайшим стандартам его профессии.
Всюду загадочно поблескивали различные бутылочки, одни — наполненные темным подобием смолы, другие — чистой водой с примесью, как пояснил мне доктор, сандалового дерева и кошенили. Самый большой сосуд содержал живых многоножек. Темный слой на дне бутылки состоял из бедняг, которых затоптали собратья. Возле кресла Дотторе на большой стопке потертых и потрепанных греческих и латинских книг лежал раскрытый томик «Оккультной философии» Корнелия Агриппы. Только очень внимательный зритель мог заметить, что эта стопка была склеена и оборудована внизу колесом для удобства перемещения. Утреннее солнце постепенно освещало полки с небольшими мешочками. Мне сказали, что эти мешочки прекрасно зарекомендовали себя как профилактическое средство от рахита. Их вешали на шею ребенку. В каждом мешочке содержался мельчайший неочищенный тростниковый сахар, привезенный из Вест-Индии. Ребенок часто потреблял содержимое мешочка, таким образом улучшая свой обмен веществ.
На рабочем столе Дотторе Велены лежал человеческий скелет, исписанный эзотерическими знаками. За ним висело чучело обезьяны, которая, как сообщил доктор, раньше выполняла для него функции Зани. Он ласково похлопал ее, выбив из несчастного чучела немного пыли, повисшей вокруг его головы, словно нимб.
— Выпивала каждый вечер пинту эля, как любой добрый христианин, — задумчиво сказал Велена. — И, естественно, привлекала дам.
Возле обезьяны стояла спермацетовая свеча, которую следовало быстро зажечь при появлении клиента. Ее роскошное сияние должно было осветить небольшую кучку позолоченных монет, похожих на гинеи, служивших символом щедрых гонораров, полученных доктором ранее.
Кресло, на котором спал доктор, явило свое акушерское предназначение, когда он взгромоздил на него большую кожаную куклу, изображавшую роженицу.
В углу комнаты я увидела то, что ночью показалось мне какой-то кошмарной птицей. Это был перегонный куб, над которым Дотторе Велена тут же принялся колдовать, размешивая лопаточкой какой-то пахучий порошок. Эта конструкция громоздилась на ветхом столе, грубо укрепленном на стыках, но столешница его была покрыта затейливыми золотистыми иероглифами.
Эта берлога была очень похожа на многие места, которые мне довелось посетить в своих странствиях, потому я чувствовала себя почти как дома.
Я достала свой костюм, приличное серое платье. Мне пришлось немного повоевать с Дотторе за кувшин с водой, чтобы привести себя в порядок, после чего я была готова к работе с большей охотой, чем когда-либо прежде.
Дотторе Велена подал мне чашку с горячим шоколадом, который натек из носика перегонного куба. Другой рукой он налил мне стакан утреннего джина.
Для любой актрисы на сцене наступают моменты, когда ей становится скучно. Такое бывает, когда она перестает находиться в центре внимания и обязана убраться с глаз зрителей, чтобы дать возможность другому актеру продемонстрировать свое мастерство либо его отсутствие. Бывает, что требуется время для развития образа, а также следует учитывать, что на сцене случается ранняя смерть героя. Даже примадонна может оказаться на вторых ролях.
Но с Дотторе Веленой я всегда блистала. Я обычно либо билась в предсмертных конвульсиях, либо неожиданно возвращалась к жизни. Меня постоянно преследовали различные смертельные хвори. К тому времени как я выходила, Зани уже успевал разогреть толпу. Я была красива и обворожительна, и они меня обожали.
Мы довели наши представления до высочайшего уровня профессионализма. Я уверена, что мы играли даже лучше, чем наши коллеги на Рива дельи Скьявони в Венеции. Иногда Дотторе Велена освобождал меня от червя длиной в улицу Стрэнд, используя настойку Вермифугус Пульвис либо Порошок для борьбы с червями (сделанный в основном из муки). В этом случае я хваталась за живот и корчила рожи, пока Дотторе пояснял, какая борьба идет у меня внутри. Он рассказывал, как черви разрываются на куски в моей двенадцатиперстной кишке, а потом растворяются в желудке. Вскоре он засовывал руку мне под юбку и вытаскивал длинную белую шерстяную нить, вымазанную жиром. Он немного вытягивал ее, потом передавал конец Зани, который начинал бегать вокруг сцены, обматывая ее вокруг столбиков, словно сумасшедший паук. Дотторе все это время давал подробные объяснения происходящему. Публика ловила каждое его слово, затаив дыхание.
У Дотторе было припасено глистогонное средство для зевак, страдающих от кариеса, поскольку существовало поверье, что зубы разрушаются от действий ужасного зубного червя. Накануне представления мы сидели до поздней ночи, вырезая маленькие кусочки бумаги и клея их свекольным соком. Перед представлением Дотторе засунул их под свои внушительные ногти. Перед взорами собравшихся он аккуратно, словно в святую воду, макнул пальцы в жидкость из голубой бутылочки и начал ковыряться у меня во рту. К счастью, в данном случае надо было продемонстрировать легкость использования снадобья, потому спустя несколько мгновений он вынул пальцы из моего рта, и я выплюнула слипшийся клубок, по всей видимости, окровавленных кусочков, очень похожих на подохших от действия эликсира червей. В качестве дополнительного предложения Дотторе Велена всегда сопровождал подобные выступления продажей наборов агатовых зубов, привезенных прямо из Италии. Их можно было носить на манер известного красавца лорда Хэрви из Бристоля.
В иные дни Дотторе Велена восстанавливал мою красоту. Мне следовало выходить на сцену покрытой волосатыми родинками (из резины), ужасными жировиками (нарисованными) и морщинами (начерченными с помощью угля). Вытянув меня на помост, Дотторе Велена принимался разглагольствовать о красоте иноземных женщин, сетуя на хвори, поражающие симпатичных англичанок.
