— Если бы ее нога была Соединенными Штатами, — рассказывал я Шерил, — то видно было бы все вплоть до Мичигана.

В конце концов Шерил надоело слушать мои рассказы о Лане. Не видя ее, заявила она, невозможно определить, стоило ли мне так истекать слюной. А вот что касалось виски, тут Шерил было что сказать. Она любила выпить и с удовольствием обучала меня этому искусству. Каждый вечер после работы мы заходили в грязный бар на задворках Пенн-стейшн, где из-за дыма и темноты все были похожи на Чарльза Бронсона, поэтому бармены никогда не спрашивали, сколько мне лет. Шерил угощала меня парой кружек холодного пива, а потом мы покупали большой пластиковый стакан джина с тоником на обратную дорогу. К тому моменту, когда мы выходили на Пландом-роуд, наши ноги не очень уверенно ступали по тротуару.

Душным вечером в пятницу в середине августа Шерил предложила зайти в «Пабликаны», чтобы выпить по последней рюмке перед тем, как идти домой к дедушке. Я сказал, что мне кажется, дядя Чарли этого не одобрит.

— Ты постоянно ходишь в «Пабликаны», — заметила она.

— Днем. По вечерам в «Пабликанах» все по-другому.

— Кто это сказал?

— Это и так понятно. Ночь — совсем другое дело.

— Дяде Чарли наплевать. Он хочет, чтобы ты стал мужчиной. Будь мужчиной.

Нехотя я вошел за ней в дверь.

Я оказался еще более прав, чем думал. С наступлением темноты «Пабликаны» превращались в совершенно другое место. Более оживленное. Все смеялись и разговаривали одновременно, и казалось, все вращалось вокруг секса. Люди говорили то, о чем наверняка пожалеют на следующий день. И там было столько разных типажей! Я наблюдал такой парад характеров в таком разнообразии костюмов, что у меня было ощущение, что мы с Шерил прокрались за сцену оперного театра. Там были и священники, и игроки в софтбол, и руководящие работники. Там были мужчины во фраках и женщины в вечерних платьях, которые зашли туда по пути на благотворительный вечер. Были игроки в гольф, только что закончившие игру, яхтсмены, недавно ступившие на берег, рабочие, пришедшие со стройки. Бар был переполнен, как электричка в час пик, на которой мы с Шерил приехали с Манхэттена, и на самом деле мог бы стать продолжением поезда, еще одним прицепленным к нему вагоном. Длинный и узкий бар был забит людьми и заметно раскачивался из стороны в сторону. Мы вошли в толпу, и Шерил выхватила сигарету у какого-то молодого человека, коснулась его запястья, положила руку ему на плечо, откинув волосы назад. Я вспомнил, что в ее сумочке лежит новенькая пачка «Вирджинии Слимз», и тут меня осенило. Все ее разговоры насчет того, чтобы сделать из меня мужчину, были просто прикрытием для генерального плана. Она просто-напросто мечтала, чтобы я смог сопровождать ее в «Пабликаны», где отдыхают все стоящие ребята. Понятное дело, ей не хотелось ходить туда одной. Не хотелось выглядеть женщиной, готовой на все, чтобы заполучить парня.

Значит, меня используют! Я внедрился в толпу, прокладывая путь к барной стойке. Однако прошел несколько шагов и наткнулся на плотно сомкнутые ряды ожидавших своей очереди. Поскольку я не мог идти ни вперед, ни назад, я остановился и прислонился к столбу. Рядом со мной стояла девушка лет двадцати с небольшим. У нее было хорошенькое личико, одета она была в клетчатое, подчеркивающее фигуру платье с вытачками по бокам.

— Ничего, если я здесь постою? — спросил я.

— У нас свободная страна.

— Эй, мой дедушка все время это повторяет. Ты что, дружишь с моим дедушкой?

Она собралась было что-то ответить, но потом сообразила, что это шутка.

— Как тебя зовут?

— Джей Ар.

— Эвинг?

— Именно так.

— Ты, наверное, часто это слышишь?

— Нет, впервые — от тебя.

— Что означает «Джей Ар»?

— Это мое имя по документам.

— Правда? И чем ты занимаешься, Джей Ар Эвинг, когда ты не в Саусфорке?

— Работаю в юридической фирме. В городе.

— Адвокатом, да?

Я расправил плечи. Никто еще не называл меня адвокатом. Я не мог дождаться, чтобы написать об этом матери. Девушка в клетчатом платье вынула из сумочки сигарету и стала возиться со спичечным коробком. Я взял спички и зажег сигарету в точности так, как это делали в «Касабланке».

— А ты кто такая? — спросил я, копируя голос дяди Чарли. — Расскажи мне о себе.

Шерил научила меня задавать женщинам этот вопрос. Женщины любят вопросы о самих себе даже больше, чем украшения, сказала Шерил. Поэтому я задавал один вопрос за другим. Я засыпал вопросами девушку в клетчатом платье и выяснил, что она работает продавщицей, ненавидит свою работу, хочет быть танцовщицей и снимает с подругой комнату в Дагластоне. И что подруга уехала на Барбадос.

— Ее не будет целую неделю, — сказала девушка в клетчатом платье. — В квартире та-а-ак пусто.

Втянув щеки, я заметил, что в ее стакане с пивом остался всего глоток.

— Раз уж разговор зашел о пустоте, позволь мне купить тебе еще одно пиво.

Я направился к бару. Тут вмешалась Шерил.

— Мы уходим, — объявила она, хватая меня за галстук.

— Почему?

— Дядя Чарли заметил тебя и очень сердится.

Дядя Чарли ни разу в жизни не сердился на меня. Я сказал, что мне хочется сбежать на Аляску от такой жизни.

— Господи! — воскликнула Шерил. — Будь мужчиной!

По дороге домой у Шерил появилась идея. Поскольку мы все равно уже нажили себе неприятностей с дядей Чарли, то можно еще немножко покутить перед сном. Она предложила поехать выпить в Рослин. В бар попроще. Сестра взяла ключи от «кадиллака» дяди Чарли, и мы отправились в печально известное заведение, где даже восьмилетний ребенок мог не моргнув глазом заказать «Текилу Санрайз».

— Пойди закажи нам коктейли, — сказала Шерил, подталкивая меня к стойке.

Я пробрался сквозь толпу, и когда вернулся с двумя порциями джина с тоником, Шерил стояла в окружении пяти моряков. Они выглядели так, будто собираются задержать ее на пограничном контроле.

— Вот он! — воскликнула сестра, когда я появился.

— Ты его нянька? — поинтересовался один из моряков.

— Это мой двоюродный брат, — сказала Шерил. — Я пытаюсь сделать из него мужчину.

— Тут, похоже, работы невпроворот, — заметил другой моряк. Увидев, как я вздрогнул, он протянул мне руку. — Я просто пошутил, парень. Как тебя зовут?

— Джей Ар.

— Что?! Да ну! Эй, ребята, этого парня зовут Джей Ар!

Его приятели отвлеклись от Шерил и стали на меня таращиться.

— Кто в него стрелял?

— Спроси, кто в него стрелял?

— Кто в тебя стрелял?

Но Шерил не собиралась отступать без боя.

— Кто-то, по-моему, собирался купить мне выпить? — крикнула она.

— У-у-у, — заревели моряки. — Да-а-а! Несите выпивку Джей Ару! Пусть он напьется до смерти!

Какой-то моряк протянул мне рюмку и приказал выпить. Я выпил. Другой протянул мне еще стакан. Я выпил его еще быстрее. Тогда моряки потеряли ко мне интерес и снова сгрудились вокруг Шерил. Она закурила. Я видел, как она держит первый клуб дыма во рту, словно комок ваты, прежде чем проглотить его, и подумал: «Ну конечно, нужно начать курить». Я небрежно закурил одну из сигарет Шерил, будто это была уже моя двадцатая сигарета за день, и ухмыльнулся. И это все? Я снова затянулся. Еще глубже. Затяжка отозвалась резкой болью в легких. На смену первоначальному всплеску эйфории пришла истерика, потом тошнота, потом классические симптомы малярии. Я вспотел. Меня трясло. Потом у меня начался бред. Я парил над моряками. Глядя сверху на залысины в их стрижках ежиком, я подумал: «Наконец-то свежий воздух. Наконецтосвежийвоздух».

Я пошел к выходу походкой Франкенштейна. Дверь не открывалась. Я толкнул ее. Дверь поддалась, и я упал на узкую аллею. Кирпичная стена. Я прислонился к ней спиной. О, стена. Надежная стена. Держи меня, стена. Я сполз вниз. Прислонившись к стене, запрокинул голову и попытался дышать. Воздух казался таким свежим. Как водопад. Я подставлял лицо воздуху достаточно долго, пока не понял, что нахожусь прямо под трубой, из которой течет какая-то зеленоватая жидкость. Я повернулся на бок. Светофоры отражались разноцветными кругами на маслянистой поверхности луж. Я не знал, сколько времени я разглядывал эти круги. Час? Пять минут? Но когда я собрался с силами, чтобы встать и пойти назад, то столкнулся с недовольной Шерил.