До сих пор мы находились среди товарищей, вместе с нами делавших одно общее дело, или в кругу родных и знакомых, считавших наши дела обычными. Незнакомые, с которыми мы встречались по дороге, просто ничего не знали — кто мы и зачем едем в степь. Здесь же «посторонние» узнали, к каким делам мы имеем прямое отношение, и мы выросли в глазах наших гостеприимных хозяев в каких-то «кудесников». Впервые воочию каждый из нас убедился, какой отклик в сознании людей находят те события, участниками которых мы являлись.

Мы были счастливы и рады, что теперь наши дорожные сомнения рассеяны, а затруднения легко разрешатся.

Нас пригласили поужинать, отдохнуть, однако, как ни велик был соблазн, мы решили ему не поддаваться: надо во что бы то ни стало сегодня же добраться до места приземления, пусть даже ночью погрузить аппарат на машину и только после этого, вернувшись к радушным и гостеприимным хозяевам, отдохнуть до рассвета.

Ехать нужно было еще километров тридцать. Добровольцев сопровождать нас больше чем достаточно, и командир отобрал самых с его точки зрения достойных. Часам к одиннадцати ночи добрались, наконец, к месту приземления. Наш бесценный груз был на месте. При свете автомобильных фар немного развернули спускаемый аппарат и подвели под него подъемное приспособление. Затем осторожно подняли и уложили в специальный контейнер, закрыли крышкой. Проделывалось все это обстоятельно и медленно. На подобную операцию на заводе ушло бы минут десять, а то и меньше, здесь же, в степи, где, кроме автокрана, никаких приспособлений не имелось, все было посложней.

От души поблагодарив дежурившую третьи сутки охрану, мы тронулись в обратный путь. Совсем уставшим, измученным, но безмерно счастливым и довольным, дорога нам показалась и короткой, и менее тряской.

Плотно поужинав, мы еле-еле добрались до коек, поставленных специально для нас в красном уголке, повалились на них и уснули как мертвые.

Казалось, я только что сомкнул веки, как настойчивый голос дежурного снова и снова будил меня. Молоденький лейтенант, улыбаясь, рапортовал, поднеся как-то особенно лихо руку к козырьку, что, «выполняя ваше приказание», будит на заре!

Вышли на улицу. Свежий ветерок разгонял легкие перья облаков над розовато-голубым горизонтом. Несмотря на ранний час, все офицеры части провожали нас.

Горячо поблагодарив товарищей за помощь и гостеприимство, мы отправились в обратный путь. Часа через четыре решили остановиться и пообедать в том же самом хуторе, где устраивали привал в первый раз. Оставили машины на небольшой площади, зашли в столовую, а когда спустя полчаса вышли, то ахнули: около наших машин стояла людская толпа.

Ясно было, что сквозь эту дружескую преграду так просто не пробраться. Нас обступили со всех сторон.

— Товарищи, дорогие! А не можете ли вы нам пояснить, что это вы такое интересное по всей степи второй день везете? — спросил седой, но крепкий старик, посасывая самокрутку и с хитрецой поглядывая на нас.

Ну что ему ответить? Эти люди уже связывали воедино два необычных события: приземление корабля со Стрелкой и Белкой, о котором сообщили радио и газеты, и появление наших странных для степи машин. Да, вероятно, и молва народная успела передать, что в этом районе видели какой-то необычный предмет, опустившийся с неба на парашюте.

Поскольку проводить пресс-конференцию по этому вопросу было делом не нашим, мы как могли отшучивались от любознательных хуторян. Труднее было с ребятами. От этих вездесущих бесенят трудно что-либо укрыть или спрятать. По их глазам было видно, что, пока мы находились в столовой, они облазили машины вдоль и поперек. Это было прямо-таки написано на их лицах, выражавших одновременно и любопытство и досаду.

Правда, сейчас при нас они чинно держались в сторонке, но, когда мы сели в машины и уже захлопнули дверки, пять или шесть пацанов повисли на крыле и выложили, путаясь и заикаясь от волнения, что они знают, точно знают, что мы везем тот спутник, который опустился в их районе, и нечего нам скрывать и таиться. Когда мы тронулись и все ребята, кроме одного, посыпались на землю, я не выдержал и поманил пальцем того, кто остался. Копна белесых выгоревших волос, задорный нос и голубые глазенки просунулись в кабину. Я сказал, что сообщу ему нечто очень важное, если он поклянется, что никому не выдаст тайны. Он тут же сказал, что никому не скажет «до самой могилы». Я шепнул ему: «Это он!»

Надо было видеть, как изменилось лицо паренька: с одной стороны, он узнал тайну, а с другой — дал клятву, что никому не скажет. И он, очевидно, почувствовал, что если не удерет сейчас же от своих друзей, которые с нетерпением стоят невдалеке, то они «вытащат» из него признание. Паренек пустился наутек, чтобы сохранить свою тайну хоть на несколько минут. Ребята сорвались с места и помчались за ним.

Взревели моторы, и мы двинулись дальше.

Опять степь, опять степные дороги. Когда по нашим расчетам до Орска оставалось километров сто, мы заметили вертолет. Он, очевидно, искал нас. Остановили машины. Вертолет завис, из кабины высунулась фигура пилота. Поняв по нашим жестам, что у нас все в порядке и что помощи не требуется, вертолет ушел на запад и вскоре скрылся за горизонтом.

К концу дня показались трубы орских заводов. Словно моряки, долго плававшие в открытом океане, мы были рады появлению этих индустриальных маяков.

Последние километры пути — и мы въезжаем на аэродром. Наш груз был перенесен в Ан, а мы, страшно уставшие, отправились в гостиницу и свалились в постели.

На следующее утро дежурный поднял нас очень рано, сообщив, что получено разрешение на вылет и экипаж ждет нас.

…Разбег. Подъем. Несколько часов полета — и под нами родной город.

В помещении нового, светлого и чистого, как операционная, цеха главной сборки вдоль стен на ажурных подставках лежали корпуса полуоболочек приборных отсеков. Здесь же на низеньких подставках — несколько спускаемых аппаратов.

И тут и там в белых халатах рабочие-монтажники, слесари-сборщики, электрики. Ведется монтаж оборудования.

В стороне, на более высокой подставке с кольцевым помостом, стоит собранный корабль.

Недалеко от входа в цех группа конструкторов и рабочих обступила большой темно-зеленый ящик, только что бережно опущенный краном на расстеленный брезент.

Щелкнули замки, всем не терпится скорее заглянуть внутрь.

— Да не спешите же, товарищи! — ворчит Федор Анатольевич. — Ну что вы, право, словно слона вам здесь будут показывать!

С Федором Анатольевичем, ведущим конструктором смежного завода, мы знакомы уже не первый год. Бывали вместе и на космодроме. Он занимался кабинами для животных, катапультируемыми капсулами, а теперь…

В ящике, выложенном изнутри мягким поролоном, в серебристо-матовом свете ламп переливалось что-то для нас новое.

Это было кресло. Кресло космонавта.

У Федора Анатольевича блестели глаза: он знал, что привез! Остальные стояли молча, смотрели. Кресло вынули из ящика и поставили рядом на подставку.

— Вот вам кресло для человека-космонавта, — как-то буднично произнес Федор Анатольевич.

Кресло… Даже его форма, не говоря уже о сложном электромеханическом оборудовании, ничем не напоминала то обычное, что мы понимаем под словом «кресло». Это было и рабочее место будущего космонавта, и место его отдыха и сна.

Кресло это создал коллектив опытных и талантливых людей, вложивших в свое детище большое умение и фантазию.

Сегодня намечалась примерка кресла в спускаемом аппарате: Федор Анатольевич привез его вовремя. Подошел Владимир Семенович — начальник цеха сборки.

— Так что? Примерять начнем?

Только я собрался ему ответить, как по цеху из репродукторов громкой связи разнеслось: «Ведущего конструктора срочно к телефону в кабинет начальника цеха! Повторяю…»