– Джем домашний, а булочка – нет. Плохо.

– Торт тоже покупной, – откликнулась Ким. – Он хорош, но заставляет задуматься – когда же от них ушел последний повар? Не думаю, что мы захотели бы подавать им покупные торты. А та девушка, что нам дверь открыла… Наверное, временная. Не могу себе представить, чтобы тут взяли на работу кого-то вроде нее.

Они вдруг обнаружили, что разговаривают шепотом, словно заговорщики.

Мэйзи вернулась ровно через пятнадцать минут. По-прежнему без улыбки, она довольно напыщенно произнесла:

– Не будете ли вы добры последовать за мной? – Затем она провела их к двери на противоположной стороне квадратного холла, открыв которую сообщила: – Бостоки приехали, мисс Крессет. Я дала им чаю. – И исчезла.

Эта комната оказалась небольшой, с дубовыми панелями на стенах, и обстановка там была строго функциональной: большой письменный стол явно контрастировал с резными панелями и рядом небольших картин, украшавших стены над ними. За столом сидели три женщины. Они указали Бостокам на заранее приготовленные для них стулья.

Самая высокая из трех сказала:

– Я – Хелина Крессет, а это – сестра Холланд и миссис Френшам. Вы хорошо доехали?

– Очень хорошо, спасибо, – ответил Дин.

– Прекрасно. Вам нужно будет посмотреть, где вы будете жить, и нашу кухню, прежде чем вы примете решение, но сначала мы хотим объяснить вам, какая работа от вас потребуется. В некотором отношении она очень отличается от обычной работы повара. Мистер Чандлер-Пауэлл оперирует в Лондоне с понедельника по среду включительно. Это означает, что начало каждой недели будет для вас сравнительно легким. Его ассистент, мистер Маркус Уэстхолл, со своей сестрой и отцом живет в отдельном коттедже, а я готовлю себе сама, у себя в квартире, хотя время от времени я принимаю гостей и могу попросить вас приготовить что-то для меня. Вторая половина недели будет очень хлопотливой. Сюда прибывают анестезиолог и дополнительная группа сотрудников – сестры, ассистенты, помощники. Они иногда остаются на ночь или разъезжаются по домам в конце дня. Им подается какая-то еда, когда они приезжают, горячий домашний ленч в середине дня и еще что-то вроде раннего ужина с чаем перед отъездом. Сестра Холланд, как, разумеется, и мистер Чандлер-Пауэлл, тоже будет находиться здесь, ну и, конечно, пациенты. Мистер Чандлер-Пауэлл иногда уезжает из Манора очень рано – в пять тридцать, – чтобы посмотреть своих лондонских пациентов. Обычно к часу он возвращается, и ему нужен хороший ленч: он любит, чтобы этот ленч подавали ему в его личной гостиной. Из-за того, что ему порой приходится какую-то часть дня проводить в Лондоне, время, когда он ест, может меняться, но всегда очень важно, чтобы он мог как следует поесть. Я буду обсуждать с вами меню заранее. Сестра Холланд заботится обо всех нуждах пациентов, так что теперь я попрошу ее рассказать вам, чего она от вас ожидает.

– Перед анестезией пациенты должны поститься, – сказала сестра Холланд, – и обычно едят очень мало вплоть до первого дня после операции. Это зависит от тяжести операции и от того, что именно было сделано. Когда они достаточно хорошо себя чувствуют, они бывают требовательны и придирчивы. Некоторым может понадобиться диета, и наблюдать за этим станет диетврач или я сама. Пациенты обычно едят у себя в палатах, и им нельзя ничего подавать без моего одобрения. – Она посмотрела на Кимберли. – Как правило, еду в больничное крыло относит кто-то из моего штата, но вам иногда придется подавать пациентам чай или, время от времени, другие напитки. Вы, конечно понимаете, что даже на это требуется мое одобрение?

– Да, сестра, я понимаю.

– Во всем, что не касается пациентов, вы будете получать указания от мисс Крессет, а в ее отсутствие – от ее заместительницы, миссис Френшам. А теперь миссис Френшам задаст вам несколько вопросов.

Миссис Френшам была пожилая, угловатая дама довольно высокого роста, с седыми, серо-стального цвета, волосами, затянутыми в узел. Но глаза у нее были добрые, и Дин чувствовал себя с ней гораздо непринужденнее, чем с более молодой, темноволосой и – как ему показалось – довольно сексуальной сестрой Холланд или с мисс Крессет, у которой было такое бледное и необычное лицо. Он предположил, что некоторые могли бы счесть ее привлекательной, но никто не сказал бы, что она миловидна.

Вопросы миссис Френшам главным образом адресовались Ким и вовсе не были трудными. Какое печенье подала бы она утром к кофе и как бы она его пекла? Ким, сразу почувствовавшая себя в своей тарелке, описала собственный рецепт тонкого печенья со специями и коринкой. А как она приготовила бы профитроли? И снова у Ким не возникло никаких трудностей. Дина спросили, какое из трех названных ему вин он подал бы к утке под апельсиновым соусом, к холодному луковому супу «вишиссуаз» и к жаркому из мясной вырезки, а также какую еду он предложил бы в очень жаркий день или в трудные дни после Рождества. Его ответы были явно сочтены удовлетворительными. Испытание оказалось нетрудным, и он почувствовал, что Ким успокаивается.

На кухню их отвела миссис Френшам. А потом она посмотрела на Ким и спросила:

– Как вам кажется, вы могли бы быть счастливы здесь, миссис Босток?

И Дин решил, что миссис Френшам ему нравится.

А Ким и правда была здесь счастлива. Для нее получение этой работы оказалось чудесным избавлением. Он помнил выражение благоговейного страха и восхищения на ее лице, когда она ходила по огромной блистающей кухне, а после, как во сне, по комнатам за ней: по гостиной и спальне, по роскошной ванной комнате, которая станет их личной ванной; как она прикасалась к мебели в недоверчивом изумлении, подбегала к каждому окну – выглянуть наружу. Под конец они вышли в сад, и Ким протянула руки к залитому солнцем виду, а потом взяла Дина за руку, словно ребенок, и смотрела на него сияющими глазами:

– Это чудесно. Я просто не могу в это поверить. Никакой платы за квартиру. И еда бесплатно. Мы сможем откладывать обе зарплаты – и твою, и мою.

Для нее это было началом новой жизни, полной надежд, ярких картин того, как они работают вместе, как становятся незаменимыми; она уже видела детскую коляску на зеленой лужайке и их ребенка, бегающего в саду, пока она наблюдает за ним из окна кухни. А Дин, глядя в ее глаза, понимал, что все это – начало гибели его мечты.

Рода проснулась, как всегда, не постепенно поднимаясь к осознанию реальности, но сразу же окунувшись в бодрствование, всеми своими чувствами тотчас же остро воспринимая новый день. Несколько минут она тихо лежала в постели, наслаждаясь ее теплом и комфортом. Перед сном она чуть раздвинула шторы, и теперь узкая полоса света показала ей, что она проспала дольше, чем ожидала, несомненно дольше, чем обычно, и что зимняя заря уже занялась. Спала она хорошо, но теперь желание выпить горячего чая оказалось совершенно непреодолимым. Она позвонила по номеру, указанному в списке телефонов, и услышала мужской голос:

– Доброе утро, мисс Грэдвин. Говорит Дин Босток, из кухни. Принести вам что-нибудь?

– Чай, пожалуйста. Индийский. Большой чайник и молоко. Сахара не нужно.

– Не хотите ли сразу же заказать завтрак?

– Хорошо, но принесите его, пожалуйста, через полчаса. Свежевыжатый апельсиновый сок, яйцо-пашот на подсушенном белом хлебце, затем подсушенный зерновой хлебец и апельсиновый джем. Я буду завтракать у себя в палате.

Яйцо-пашот было проверкой. Если окажется, что оно приготовлено как следует, на хлебце, слегка смазанном маслом, и к тому же не крутое и не недоваренное, она может быть уверена, что еда будет отличной, когда она вернется сюда на операцию и останется здесь на более долгий срок. А она вернется – и в эту самую палату. Надев халат, Рода подошла к окну и увидела пейзаж из поросших лесом долин и холмов. Над долинами лежал туман, так что округлые вершины холмов казались островками в бледно-серебристом море. Ночь выдалась ясной и холодной. Трава на узкой лужайке под окном побелела и отвердела от инея, но под пробивавшимися сквозь туман лучами солнца она уже начинала зеленеть и снова обретать мягкость. На верхних ветках безлистого дуба сидели необычайно молчаливые и неподвижные грачи, словно аккуратно расставленные черные знаки беды. Внизу протянулась липовая аллея, ведущая к низкой каменной ограде и небольшому кругу камней за ней. Сначала Роде были видны лишь верхушки камней, но пока она смотрела на них, туман рассеялся, и круг стал виден целиком. На этом расстоянии и оттого, что круг был отчасти скрыт оградой, Роде было видно только, что эти не одинаковые по размеру камни – необработанные уродливые глыбы, расположенные вокруг более высокого срединного камня. Они явно доисторические, подумала она. Пока она всматривалась в них, ее слух уловил тихий звук: закрылась дверь гостиной. Принесли чай. Все еще глядя в окно, Рода увидела вдали узкую полосу серебряного света и с замиранием сердца подумала, что это, должно быть, море.