— Немедленно отпустите женщину! — Слова Йена упали, как три глыбы льда.

Карен заметила, как вздрогнули на своих местах злосчастные свидетели этой сцены. Йен встал — как-то по-особенному встал, быстро и… веско, что ли. Нарочито медленно — или Карен так показалось — подошел к зарвавшемуся хаму.

Она не слышала, что Йен говорил ему и официантке: он говорил тихо, а в ушах у нее шумела кровь. Говорил он недолго. Но после этого громила — а он оказался и вправду огромным — пошел красными пятнами и что-то буркнул в сторону официантки. Йен что-то ему повторил. Громила бросил ей отчетливое «извини», а его приятель вскочил, вытащил из бумажника какие-то купюры, сорвал с вешалки две куртки и буквально выволок друга из кафе. Друг двигался неохотно, но не сопротивлялся. У выхода смачно сплюнул на пол и с ненавистью оглянулся на Йена. Карен это видела, а Йен — уже нет. Он подошел к ней. Официантка в слезах куда-то убежала, пришел парнишка-уборщик со шваброй и ведром.

— Ты чего так испугалась? — почти ласково спросил Йен.

Карен промолчала — она не была уверена, что уже вполне владеет голосом.

— Обычный хам, думает, что если он огромный боров, то это дает ему несколько больше прав, чем другим. Выпил к тому же. Алкоголь для таких — как топливо. Ну и кипяток на ногу сыграл свою роль.

— Ты его оправдываешь? — поразилась Карен.

— Нет, заговариваю тебе зубы, чтобы вывести из состояния шока.

— Что ты ему сказал?

— Да ничего особенного.

— И он от «ничего особенного» сдулся, как воздушный шарик?

— Ну, скажем, я поставил его в известность, что я окружной судья, и, если он не извинится перед дамой, я постараюсь, чтобы его дело попало ко мне, а дальше — обеспечу ему полезный для здоровья, но вредный для самооценки досуг месяцев на восемь. Примерно так.

Карен хлопала ресницами.

— Я немного усугубил ситуацию, но он же простой обыватель, для него в принципе разница между офицером полиции, сотрудником ФБР и окружным судьей не велика. Это просто те парни, с которыми лучше не связываться. И он решил не связываться.

— А ты и правда судья?

— Да.

Карен кивнула — мол, понятно. «Непонятно только, откуда берутся такие обаятельные судьи», — заметил внутренний голос. Видимо, она тоже — просто обывательница, для которой невелика разница между судьей и агентом ФБР. В любом случае это человек из другой касты. Ответственный за чужие жизни.

— И как работа, нравится?

— Да, вполне. — Он ответил подчеркнуто небрежно, очевидно уловив в ее вопросе подтекст.

— То есть ты решаешь судьбы незнакомых людей — и тебе это доставляет удовольствие?

— Я не сказал, что доставляет удовольствие. Я сказал, что мне нравится моя работа. Я считаю ее очень достойной. А решают свои судьбы сами люди. Когда человек идет на преступление, он знает, что ему грозит наказание. Впрочем, я работаю как с уголовными, так и с гражданскими делами.

— И как ты со всем этим справляешься?

— Слушаю свою совесть, — серьезно ответил Йен. — Это главное.

— Тогда понятно, — улыбнулась Карен.

Пришла та самая официантка, которой досталось от невоздержанного громилы. У нее припухли веки: очевидно, она плакала от пережитого где-нибудь в кухне. Она долго извинялась, долго благодарила Йена, даже строила ему глазки, как показалось Карен (и, что интересно, очень сильно ей не понравилось). В благодарность за свою спасенную честь она предложила им заказать что-нибудь за счет заведения. Йен подмигнул Карен — мол, видишь, как удачно все складывается. Попросил принести фирменное блюдо и бутылку хорошего красного вина. Карен догадалась уточнить, что это за фирменное блюдо. Это оказалась свинина в кисло-сладком соусе с ананасами. Они переглянулись — и одновременно кивнули.

— Можно тебя подвезти, Карен? — спросил Йен, когда с ужином было покончено. — Или ты на машине?

— Я без машины, но ты же пил! — удивилась Карен.

— Я абсолютно трезв. Почти абсолютно. Я отлично вожу машину, и меня ни разу не ловили в нетрезвом виде за рулем.

— Представь себе, я сегодня совершенно бесстрашна и готова к любым приключениям! — провозгласила Карен, которая уже ощущала легкое действие кьянти, точнее тех двенадцати его процентов, которые составляет алкоголь. — Но я живу не в самом фешенебельном районе.

— Ты надеешься меня этим напугать?

— Нет. Делаю предупреждение.

— Принял к сведению. Пошли.

— А далеко ли нам идти? — Карен поднялась и хихикнула: пришлось приложить усилия, чтобы не покачнуться. А очень хотелось. Вестибулярный аппарат прямо-таки этого требовал.

— Нет. Но если хочешь, подожди здесь, я схожу за машиной сам.

— Нет, отчего же. Можно и прогуляться… Пройдемся по памятным местам. Перекресток, где состоялась наше знакомство… — мечтательно промурлыкала Карен.

Йен подал ей пальто и, надев, на мгновение задержал руки на плечах. Странное чувство. До этого он никак не показывал, что в их общении возможен какой-то сексуальный оттенок.

В этот момент Карен была достаточно смелой, чтобы признать, что его прикосновение ей приятно.

«А не сообщить ли ему об этом?» — невинно поинтересовался внутренний голос. Карен знала, что это на самом деле — шпилька.

Невнятные осадки на улице прекратились. Свежий воздух — разумеется, относительно свежий, откуда на Манхэттене воздух без примеси выхлопных газов? — бодрил. Хмель выветривался. Карен потянулась за пачкой сигарет, чтобы окончательно прийти в себя.

— А я-то думал, что ты про них забыла. Для заядлой курильщицы ты неплохо держалась.

— А ведь действительно забыла. Но суровая реальность поставила все на свои места, — усмехнулась Карен.

Они дошли до внушительного здания федерального суда. Йен парковал свою машину на подземной, жестко охраняемой служебной стоянке. Они спустились туда на лифте. Холла Карен даже не запомнила — кроме того, что потолки там были настолько высокие, что она не видела узора лепнины даже в очках.

В лифте пахло лавандой. Очередная загадка этого мира. Ну откуда в лифте такого здания — лаванда? Карен задала этот вопрос Йену.

Тот пожал плечами. То ли устал от непосредственности в общении, то ли здесь, в месте несения службы, он не мог больше быть собой, а становился сухим, жестким, справедливым судьей Рэндомом.

«Все. Вечер поэзии закончен», — съехидничал внутренний голос. Карен подумала, что по поводу него — внутреннего голоса — нужно будет отдельно поговорить с Амандой. Вдруг это на самом деле болезнь? Хотя ничего страшного. Если болезнь, то от нее должны помогать какие-то таблетки. А значит, есть способ заставить его заткнуться. «Навсегда», — пообещала ему Карен.

Стоянка была полупуста: большинство сотрудников уже разъехались по домам. На полупустых подземных парковках Карен всегда вспоминала про всевозможные фильмы ужасов. Каждый режиссер триллера, будь он трижды бездарностью, знает, что подземная стоянка — одно из самых страшных для человека мест. И потому непременно втискивает в фильм сцену на парковке. Она редко бывает самой удачной, зато берет своей близостью к реальности. Этакая «леденящая кровь рутина».

Йен оказался владельцем «очень серьезного», как выразилась Карен, черного «порше». В салоне пахло кожей и сандаловым деревом. Карен, несмотря на то что курила, тонко чувствовала запахи. Ноток женских духов там не было.

Хотя какая, в общем-то, ей разница. Это их последние полчаса. А потом — все. Ариведерчи.

— Помнишь, с чего все началось? — спросила Карен с улыбкой и сама не заметила, что улыбка вышла грустная.

— Что именно? — Он завел машину.

— Наше знакомство. Мне нужен был твой номер телефона.

— А, конечно. Держи.

Йен вытащил из внутреннего кармана визитку. С двух сторон черная. На одной стороне — серебристый текст.

— Она подходит к моим часам, — пробормотала Карен.

— Это еще одно чудесное переплетение судеб.

Машина тронулась с места.

— Нет, не судеб, а только ниточек. Одна случайная встреча — еще не переплетение, а только… пересечение. Вот, например, две прямые на плоскости пересекаются не больше одного раза, — известный закон геометрии. Или теорема? Ах, какая разница!