А почему, собственно, нет? Неужели лучше сидеть в четырех стенах, пока семейство Рэндом будет заниматься решением каких-то там вопросов?

— С удовольствием, — ответила Карен.

Глаза Тима зажглись истинным восторгом. Ради этого стоило многим пожертвовать. А ей даже не пришлось себе ни в чем отказывать. На этот раз.

— А что мы им скажем? Кем ты мне приходишься? — спросил Тим.

— Думаю, сказать надо правду. Я — друг вашей семьи.

— Как-то несолидно. Давай скажем, что ты моя мачеха?

— Нет, не надо… — Думать об этом сделалось больно.

— Ну а как насчет «папина невеста»?

— Не то. Хотя, может быть, они люди деликатные и ни о чем не спросят. Бабушка наверняка что-то им объяснила… — Карен натянула молочно-белые рукавички.

Эти рукавички из нежнейшей ангорской шерсти подарил ей Йен. Пришлось купить куртку в тон — раньше у нее не было светлой одежды. Карен знала, что так не делается, что покупают перчатки под пальто и пояс к платью, а не наоборот, но не могла же она забросить в дальний ящик подарок Йена?

Что бы там дальше ни было между ними. Бесполезно состязаться в изощренности фантазии с судьбой. А у этой барышни наверняка уже есть свои планы на их счет.

Карен вздохнула. Солнца не было видно сквозь низкие ватные облака, и тем не менее ей казалось, что повсюду рассеян яркий белый свет. Хотелось надеть темные очки.

А еще больше ей хотелось забыть то, что происходило потом. Но эти воспоминания навсегда остались с ней — отчасти запечатленные полупрофессиональным фотоаппаратом Лефроев, отчасти — намертво врезавшиеся в память. Даже если бы она умирала, она не смогла бы забыть…

Тим казался ей совершенно нормальным, счастливымребенком. Это было так удивительно, что Карен, глядя на него, не могла сдержать улыбки. Как же сильно бедному мальчугану не хватает семьи! И при этом как мало ему нужно, чтобы почувствовать любовь отца. Дело ведь в отце? В том, что они снова вместе?

Тим смеялся. У него блестели глаза. И вскоре Карен забыла, в каком двусмысленном положении оказалась сама. Ей сделалось отчаянно весело, и она с удовольствием носилась по парковым дорожкам, то догоняя Тима, то удирая от него, смеялась заливистым смехом. Миссис Лефрой, полнеющая домохозяйка, которая в свои тридцать пять выглядела на все тридцать девять, безмолвно ее осуждала, Карен чувствовала на себе это осуждение, как взгляд, причем даже когда миссис Лефрой отворачивалась, — и ей оно было безразлично.

Том вместе со своими друзьями гонял на маленьких, неестественно ярких электромобилях. Он звал Карен присоединиться к ним, но она в детский автомобильчик, наверное, не влезла бы.

Зато она влезла на русские горки. Начать решили с самых «простеньких». Карен было по-настоящему страшно — и в то же время весело, как от хорошего шампанского в крови. У нее был очень нежный вестибулярный аппарат, и даже простенькие горки оказались для него почти непосильной задачей.

— Слушай, я пас. Покатаешься на тех без меня? — Карен указала пальцем в сторону «гвоздя» программы, многоуровневых и очень крутых горок.

— Ой, а я думал, что только в книжках пишут, что человек может позеленеть, — отозвался Тим. — Конечно, покатаюсь.

— Только попроси миссис Лефрой, чтобы она тебя пристегнула.

— Есть, мэм!

Тим убежал. Карен сидела на скамейке, говорила себе, что все хорошо, что ничего страшного она больше со своим телом делать не будет — испытанный способ договориться с организмом, чтобы он перестал на что-то реагировать определенным образом. Например, головокружением и тошнотой.

Она следила за тем, как Лефрои и Тим прошли на огороженную территорию аттракциона. Сели в открытую кабину на шесть мест. С ними никто не ехал. Тим уселся впереди — наверное, ему хотелось продемонстрировать товарищам свое бесстрашие.

«Поезд» тронулся. Вначале он шел медленно, потом набирал скорость, набирал, набирал… Первое «падение». Визг, кто-то хохочет. Взлет. Тоннель. Карен поймала себя на том, что задерживает дыхание на каждом «падении». Поезд мчался, и сердце Карен замирало от страха за Тима. Как же он это выдерживает?! Она попыталась разглядеть его фигурку — вот, кажется он! В одной из «ям» поезд остановился.

Что такое? Карен прищурилась, пытаясь рассмотреть, что произошло. Наверное, какой-то сбой механизма… Тим!!!

Как во сне, как в замедленной съемке Карен видела, как он приподнимается на сиденье. Раскидывает руки, показывает, чтобы его сфотографировали, когда поезд начнет подниматься… Карен не сразу поняла, что это фильм ужасов. Или кошмар.

Поезд приходит в движение. Резкий толчок. Тим падает. Крик.

Врач «скорой помощи» что-то вколола ей в вену. Карен не сопротивлялась и не спрашивала что. Они с Тимом ехали в машине «скорой». Надрывались сирены. Даже они не могли заглушить единственной мысли: «Что я скажу Йену?!». Она держала Тима за руку, неосознанно прижимая палец к тоненькой жилочке на запястье. Бьется. Жив. Жив. Это главное. Она старалась не смотреть на его развороченную ногу. У нее было чувство, что она оглохла.

— Вы его сестра? — спросили у нее санитары «скорой».

Ей не хватило собранности, чтобы придумать даже такую простую ложь, даже кивнуть. Но ее все равно взяли с собой — решили, что она не в себе от шока.

— Мисс, вы меня слышите? — Врач, молодая некрасивая женщина, мягко потрясла ее за плечо. — Мисс, все будет хорошо. Открытый перелом, будет заживать подольше, но жизнь его вне опасности, вы понимаете?

Она не понимала.

В больнице скорой помощи она сидела на стуле с пластиковым красным сиденьем. К ней подошел врач, уже другой, мужчина с невнятными чертами лица.

— Вы — сестра Тимоти Рэндома?

— Нет.

— Простите?

— Я ему не сестра. — Карен держала в руках сотовый, не в силах вызвать из электронной памяти и набрать номер Йена.

— А, простите, кто?

Пауза.

— Мачеха.

Доктор, кажется, помрачнел.

— Видите ли, сломанная кость повредила артерию, мальчик потерял много крови. Нужно переливание, причем как можно скорее. У него отрицательный резус, четвертая группа. Как вы понимаете, самая редкая кровь. В банке крови ее сейчас нет. Нужно заказывать через Единую сеть банков крови, а сегодня канун Рождества, сами понимаете…

Карен не понимала.

— Срочно нужен донор, — почти по слогам сказал врач.

Донор. Кровь. Тиму нужна кровь.

— Какая группа крови у его отца?

— Не знаю…

Думай. Думай. Какая-то важная мысль билась на краю сознания, как бабочка в освещенное окно.

— Простите, какая, вы сказали, нужна?

— Четвертая.

— У меня четвертая, — прошептала Карен. — Отрицательный. Да, отрицательный! — Она просияла так, будто перед ней открылась возможность не для переливания крови, а для сказочного путешествия. — Пойдемте же скорее! — Она схватила доктора за руку и потащила по коридору.

— Мисс, успокойтесь, нам не туда! — В его голосе больше не было усталости. — Вы когда-нибудь были донором? Проходили тест на ВИЧ? Есть ли у вас… — Доктор осекся: видимо, хотел спросить что-то насчет справок и осознал неуместность вопроса.

— Если вам недостаточно моего слова, позвоните моему врачу, пусть он что-то пришлет по факсу, мне плевать! — Карен вскипела и не заметила, как перешла на крик. Каждая секунда казалась ей драгоценной. Для чего он тянет время?!

— Тише, тише, мы так и сделаем. Сначала к регистратору…

Через час Карен лежала в палате с ослепительно-белыми стенами и потолком. Ей казалось, что она плавает в каком-то безвременье. Все мышцы были мягкие-мягкие. Мысль о том, чтобы пошевелиться, казалась неприятной.

Медсестра только что унесла контейнер с кровью. Теперь часть ее крови будет течь в венах Тима. Карен бледно улыбнулась своим мыслям. В нем останется частичка ее. Что бы ни случилось, они связаны. Как это удивительно — отдавать ребенку часть своей жизненной силы. Не чувствуешь потери, только правильность и закономерность происходящего. Сначала ты что-то отдаешь ребенку, потом он отдает своему, и так нескончаема цепь жизни…