Карен спиной почувствовала, как напрягся Йен. Совсем немного. Да, нелегко это — видеться с родным сыном пару раз в год. Как смотреть ему в глаза?
— Привет, пап. — Тим кивнул и улыбнулся.
— Эй, в чем дело? Даже не обнимешь меня?
Тим опасливо посмотрел на Карен, перевел взгляд на отца, подошел. Йен подхватил его на руки. Это немного растопило ледок, Тим рассмеялся звонким, настоящим ребяческим смехом.
Когда Йен опустил сына на пол, Тим вопросительно глянул на него. Кивнул в сторону Карен.
— Это моя подруга. Ее зовут Карен. Помнишь, я говорил по телефону, что она очень хочет с тобой познакомиться?
— Помню, — сурово подтвердил Тим.
Интересно, и как он копирует мимику Йена, если они так редко видятся?
Карен протянула ему руку. Она понятия не имела, как обращаться с детьми этого возраста. Да и вообще — с детьми. Она только чувствовала, что сюсюкать, как с маленьким, с ним нельзя. Еще бы, такой взрослый и серьезный молодой человек…
Он сделал вид, что не заметил, и умчался куда-то, наверное в кухню.
— Извините его, он такой недоверчивый, — сказала миссис Рэндом.
— Ничего страшного, я все понимаю. Надеюсь, он привыкнет.
— Конечно, привыкнет. — Йен приобнял ее за плечо. Шепотом спросил: — Ну как он тебе?
— Чудесный. Очень похож на тебя. Такая маленькая часть тебя — и в то же время другой человек со своими чувствами, желаниями, мыслями…
Карен прижалась к нему. Ей невероятно хотелось ощутить себя защищенной. И нужной. Ее не оставляло чувство, что она вторгается в чужую жизнь — хрупкую, чувствительную систему, которая в то же время очень «упруга» и вряд ли примет ее так же легко, как принял Йен.
Миссис Рэндом была очень мила. Карен поняла, откуда у Йена при всей его внешней жесткости столько такта. Миссис Рэндом не заговаривала о Кэрол (а Карен боялась этого, очень боялась и подсознательно готовилась выдержать бой за «моральное право» присутствовать здесь рядом с Йеном). На каминной полке Карен не обнаружила ни одной фотографии Кэрол — только Йен, Тим, миссис Рэндом и покойный отец Йена. Миссис Рэндом спросила, как давно они с Йеном знакомы, и стоически перенесла признание в том, что «совсем недолго, чуть больше месяца». Больше к этому вопросу она не возвращалась и не торопилась подчеркнуть, что Карен в общем-то так мало о нем знает, что в семье ей пока делать нечего.
Миссис Рэндом была бы идеальной свекровью.
И все же что-то было не так. Карен чувствовала это каждой клеточкой тела. Причин она не знала. Внутренний голос подбрасывал разные версии — одна «лучше» другой: «Она считает, что ты недостаточно красивая для ее сына. Мало зарабатываешь. Родилась в заштатном городишке. Твои родители — атеисты». Здравый смысл подсказывал Карен, что в общем-то, кроме того, что они с Йеном познакомились совсем недавно и что она не Кэрол, придраться не к чему.
Тим старательно обходил ее стороной. Без откровенной грубости он демонстрировал ей свое полное недоверие. И это расстраивало ее гораздо больше, чем едва заметный холодок во взгляде миссис Рэндом. Этот мальчик ей понравился. И совсем не потому, что он сын Йена. Точнее не только поэтому. Но у него такая сложная судьба… И у Карен щемило сердце от желания обнять, согреть своим теплом, заставить улыбнуться.
Тим, впрочем, улыбаться ей явно не хотел.
Карен старалась вести себя естественно: смеяться, если смешно, а если не смешно — не смеяться, говорить с обычными интонациями, не напрягать плечи и не теребить в руках что подвернется.
А это давалось ей нелегко. Она чувствовала себя, как школьник на выпускном экзамене, к которому экзаменатор питает едва ли не врожденную и плохо мотивированную ненависть. До ненависти, конечно, дело не дошло, но в воздухе висело легкое напряжение, как летом перед грозой. С грозой проще — электричество, чистая физика…
Они приехали в одиннадцать утра. К обеду Тим, по крайней мере, перестал играть в человека-невидимку (естественно, человеком-невидимкой была Карен) и начал поглядывать на нее не искоса и не украдкой. Но взгляды все же были в основном исподлобья.
Если бы он ревновал Йена к ней, было бы проще. Она ведь взрослый, самостоятельный человек, и ей нужно от Йена совсем немного внимания, только чтобы не чувствовать себя здесь лишней. А если он хочет посвятить время сыну, то пожалуйста, сколько угодно…
Но Йен испытывал рядом с Тимом некоторую неловкость, и Карен чувствовала это.
А еще она чувствовала, что на самом деле причина его ревности — в его матери.
Вот уж для кого основной недостаток Карен заключается в том, что она не Кэрол Рэндом, так это для Тима. Самый главный, достаточный, чтобы стать основанием для нелюбви. И никакие ее достоинства не в состоянии его перечеркнуть.
К вечеру она удостоилась разговора с Тимом.
Йен задержался с матерью в столовой. Карен поднялась наверх, в спальню, которую делила с Йеном. Прошедший день очень ее утомил — принес больше переживаний, чем ей хотелось бы. Карен от души порадовалась возможности безнаказанно растянуться на огромной постели. Разумеется, огромной по сравнению с ее собственной скромной кроватью. Она перевернулась на бок и прижалась щекой к прохладному вискозному покрывалу. Йен ведь не обидится, если она чуть-чуть вздремнет…
Негромкий стук в дверь вытянул ее из объятий сна.
— Да? — Карен села на кровати. Дело обстоит хуже, чем она думала: голова совершенно отказывается соображать.
На пороге стоял Тим.
— Вы любите собирать пазлы? — строго спросил он.
«Вот смотри, это же чистой воды провокация, у него наверняка готова следующая реплика: „А мама любила!“» — предположил внутренний голос.
— Люблю. А что?
— Папа и бабушка разговаривают о чем-то. Попросили меня чем-нибудь вас развлечь, — поставил ее в известность Тим.
— Ага. Понятно. А ты можешь обращаться ко мне на ты?
— Попробую, — смутился Тим.
— Вот и славно. Так что насчет пазлов?
— Ну… У меня их много. Хочешь, принесу?
— Давай тащи.
Тим умчался. Надо же, такой серьезный — а бегает шустро, как и все мальчишки. Гораздо больше, чем собирать пазлы, Карен хотелось бы просто поболтать с ним — узнать, есть ли у него друзья, какие предметы ему больше всего нравятся в школе, о чем он мечтает и кем хочет стать… Да что там, всегда найдется множество важных вопросов, которые стоит обсудить с человеком.
Но интуиция подсказывала, что без пазлов не обойтись. Вот так сразу он ее не подпустит к своему хрупкому и драгоценному внутреннему миру.
Карен сползла с кровати и устроилась на полу. Ясное дело, заниматься приведением хаоса в гармонию лучше на твердой поверхности. Гармонии нужна опора.
Тим принес четыре больших коробки с головоломками. На одной картинке изображался огромный многомачтовый парусник в лазурном море, на другой — средневековый замок с изящными, будто игрушечными, башенками. На третьей — дракон с расправленными крыльями, извергающий пламя. На четвертой — рыцарь в полном боевом облачении.
— Это перед турниром, — пояснил Тим.
— Он тебе нравится больше всего?
— Да. Я хочу вырасти таким же.
— Большим и сильным?
— Да. И красивым. И побеждать зло.
— Здорово. Пусть у тебя получится. Только есть проблема: я никогда ни с кем не собирала головоломки. Не представляю, как можно делать это в четыре руки.
— Тогда давай кто быстрее?
— Давай!
Карен бессовестно опередила Тима. Интуиция говорила, что простые приемы типа поддавков с ним тоже не сработают: сочтет за лицемерие или обидится. Она оказалась права: он вошел в азарт, кипятился, но, понимая, что все честно, возражений не имел.
Она получала истинное удовольствие от этого нехитрого занятия. Ей так давно не хотелось собирать головоломки, а теперь…
И она никогда раньше не играла с детьми. Странно. Это же так интересно!
— А ты собираешься за папу замуж? — вдруг поинтересовался Тим. — Ты не думай, я просто спрашиваю.
Карен на секунду забыла дышать.