Из груди Мигеля вырывались хрипы и стоны. Ана промокнула ему губы, поправила повязки и компрессы из листьев алоэ.

— Я была тебе не самой лучшей матерью, — произнесла она.

Не сумела она стать и хорошей женой Рамону. Ей было немного легче оттого, что она находится с раненым сыном одна, далеко от чужих глаз. Нет никого, кто посмотрел бы на нее с укоризной, упрекнул бы и в этом несчастье. Но в глубине души Ана знала, что виновата. Мигель поскакал через плантацию из-за нее. Как и Рамон, сын оказался в ее сетях.

В случае его смерти она, будучи единственной кровной родственницей, унаследует гасиенду Лос-Хемелос. Эта мысль потрясла ее. Как она вообще могла прийти ей в голову?! Женщина прогнала ее прочь. Нет, он не умрет. Она сделает все от нее зависящее, чтобы сохранить его жизнь, и помолится за него. Пусть она не любила сына, как положено настоящей матери, но она не даст ему умереть. Мальчик, который сейчас дрожал под ее умелыми пальцами, мальчик, которым она пожертвовала, пренебрегла и манипулировала, был ее сыном, ее достоянием. Мигель, и его дети, и дети его детей станут ее храмом.

ПУТЕШЕСТВИЕ ГОСПОДИНА УОРТИ

Висенте Уорти собрал необходимые документы и уложил их в портфель. Здесь было несколько договоров с поставщиками, два аккредитива, три заказа на поставку двухсот бочек патоки каждый и по два заказа на пять и семь тонн рафинированного сахара соответственно. Среди бумаг были и копии списка недвижимости, перечень всего имущества и родословные лошадей. В последней папке содержалось завещание и последняя воля Мигеля Аргосо Ларрагойти. За годы практики поверенному Уорти не часто приходилось иметь дело с завещаниями, написанными на такой тонкой и хрупкой бумаге. Нередко страницы мялись и рвались из-за многочисленных правок, исправлений и добавлений своих владельцев. Многие за годы, проведенные в темных шкафах, успевали обветшать: страницы желтели, чернила выцветали, а сгибы так основательно разрезали страницы, что их нелегко было развернуть. Последняя воля молодого человека надорвет сердца многих людей. С другой стороны, так даже проще.

Господин Уорти застегнул портфель и проверил замок. Он пойдет к причалу, откуда на корабле, некогда принадлежавшем «Маритима Аргосо Марин», доберется до Гуареса. Когда он окажется на гасиенде Лос-Хемелос, сбор урожая будет завершен. Господин Уорти засобирался в дорогу, как только утром получил телеграмму с новостями. Днем пришла весточка от доньи Элены, и через несколько часов уже весь город знал, что юный Мигель Аргосо Ларрагойти умер на руках у матери. Помнившие о преждевременной гибели Рамона и Иносенте судачили, что на долю семьи Аргосо на Пуэрто-Рико ничего, кроме горя, не выпало, и спешили принести соболезнования безутешной донье Элене. Сегодня, когда поверенный Уорти отправился на гасиенду Лос-Хемелос, Мигеля Аргосо Ларрагойти хоронили.

Он как раз собирался выйти из конторы, когда секретарь доложил, что его хочет видеть дон Симон. Господин Уорти взглянул на карманные часы — одиннадцать пятнадцать. Он все четко распланировал и совсем не хотел опоздать на корабль, чье отплытие зависело от ветров, прилива и уже начавшегося отлива.

— Дон Симон, извините, что не могу уделить вам достаточно времени…

— Конечно, господин Уорти. Я знаю, вы торопитесь на «Дафну», но супруга очень настаивала. В ближайшем будущем мы отправимся на гасиенду Лос-Хемелос отдать последнюю дань нашему дорогому Мигелю, да упокоится он с миром. Элена сейчас слишком расстроена, чтобы куда-нибудь ехать.

— Понимаю. Могу ли я чем-то помочь вам?

Дон Симон протянул ему черный бархатный мешочек:

— Жена не доверила бы его никому другому, господин Уорти. Эти драгоценности принадлежат донье Ане, давным-давно она отдала их Элене на хранение. Ана, вероятно, хотела, чтобы Мигель подарил их своей будущей жене, но теперь… — Он замолчал. — Драгоценности, судя по всему, должны перейти ее второму сыну… Прошу простить меня, господин Уорти, мы все еще…

— Благодарю за доверие, дон Симон. Я непременно передам содержимое этого футляра лично в руки донье Ане.

— Мы вам очень признательны, господин Уорти. Вы столько сделали для нашей семьи. Да поможет вам Бог добраться до гасиенды целым и невредимым. Счастливого пути, сеньор.

Поверенный положил мешочек в портфель. В роли курьера он чувствовал себя не слишком уютно. Когда, интересно, он должен вручить донье Ане ее сокровища — до или после чтения завещания? Судя по восторгу, в который приходила при виде украшений его милая Прови, ни одна женщина не могла устоять перед искушением. Но, учитывая обстоятельства…

Багаж поверенного доставили на борт заблаговременно, а также подготовили к его приезду удобную каюту — лучшую из тех, что можно было найти на торговом судне. В конце пути его должен был встретить человек с лошадью и проводить в Эль-Дестино. Несмотря на печальный повод, господин Уорти с нетерпением ждал встречи с доньей Аной: наконец-то после двух десятилетий переписки, обмена отчетами, счетами и документами он сможет познакомиться с ней лично. Какая необыкновенная женщина! Поверенный встречал ее лишь однажды, в доме Аргосо на Калле Палома. Она была еще совсем юной, но уже тогда в ней чувствовались сила характера и кипучая энергия. Она с непоколебимым достоинством и исключительной дальновидностью вынесла свалившиеся на нее несчастья. Жаль, что не все его клиенты были похожи на Ану Ларрагойти де Фуэнтес.

Господин Уорти сел за маленький столик в каюте. За время путешествия ему предстояло разобраться со многими делами. За праздное времяпрепровождение денег ему не платили. Он раскрыл портфель, проведя пальцами по запечатанному и заверенному нотариусом хрустящему конверту, на минуту задумался о тяжком и грустном поручении, которое ему предстояло выполнить. Он знал Мигеля с детства, хвалил его рисунки и картины не потому, что искренне восхищался талантами мальчика, а скорее потому, что чувствовал себя обязанным, и всегда гадал, скольким еще людям приходилось поступать так же. Нужно не забыть составить список вещей Мигеля, оставшихся в доме на Калле Палома и отправленных им из Европы, пометил поверенный в записной книжке.

При хорошей погоде господин Уорти прибудет в Эль-Дестино и зачитает последнюю волю умершего юноши, которая изменит гасиенду Лос-Хемелос навсегда. Все рабы де Аргосо, на сегодняшний день сто двадцать семь человек, включая стариков и детей, получат свободу. Из них, согласно подробным ежегодным отчетам доньи Аны, годные для работы составляли две трети, остальных поставлял Северо Фуэнтес.

Поверенный радовался, что чтение завещания придется на конец сафры. Возможно, они не смогут засадить дополнительные пятьдесят куэрдас, как планировала донья Ана, но грядущий мертвый сезон позволит наладить уборку урожая с уже существующих плантаций в 1866 году. Таких трудностей донье Ане и дону Северо преодолевать еще не приходилось: требовалось срезать и переработать пятьсот куэрдас тростника, практически не имея рабочих. Как они с этим справятся, Уорти не представлял, но не сомневался: если это в человеческих силах, эти двое сумеют.

АМИНЬ

Над могилой Рамона возвышалось огромное старое хлопковое дерево. Его корни вылезли из земли, образовав вокруг ствола пустые ниши, в которых, согласно верованиям тайно, днем обретались души мертвых, чтобы ночью вырваться из заточения на волю в мир живых. Почти каждый день проезжая мимо этого места, Ана ни разу не остановилась на могиле покойного мужа с того самого дня, как Эухенио, Северо и Луис кинули на резную крышку гроба полные лопаты земли. Место было красивое, и женщина представляла, что и ее когда-нибудь похоронят здесь. К тому времени, если верить Консиенсии, она превратится в глубокую старуху, люди, окружающие ее теперь, могут и не дожить. Кто вырежет цветы и листья, колибри и бабочек, изящный крест с венчиком сверху, которые сделал для Мигеля Хосе? Кто будет стоять у ее могилы и вдыхать влажный запах сулящего новую жизнь чернозема? Кто помолится за нее?