— Арсенюшка принципиальный. Никогда против совести не пойдет и напраслину наговаривать не станет.

— Вот поэтому вас с Ваней теперь и преследуют. В нашем дворе врача одного забрали, а через несколько дней его жену арестовали, даже пожилых родителей не пожалели — тоже увезли. Несовершеннолетнего ребенка отправили в приют. Только там ему житья нет — ярлык на нем: «сын врага народа».

— Про себя я давно знаю — не будет мне жизни: расстреляют меня или сошлют на Соловки, а там я долго не протяну. Я привыкла каждый день проживать, как последний. Уже думала, скорей бы забрали, чтобы больше не дрожать от страха. Только Ваню куда деть? Что с ним станет?

— Бежать тебе надо, — повторила Катя.

— Куда? Некуда мне бежать. Нет такого места, где бы не достали руки новой власти.

— Я все придумала. Сейчас соберешься и пойдешь со мной. До вечера побудешь у Римы в Спасском — она не выгонит, у нее отца арестовали. Только отец этот по документам ей никто, потому как незаконнорожденная она. Вот как получается, что теперь выгоднее быть байстрюком, или вовсе, сиротой считаться. Времена звериные.

Полина вытащила из комода большой чемодан и стала складывать в него детские вещи. Из своего взяла только самое необходимое, деньги и документы. Она подошла к кроватке, на которой спал белокурый мальчик. Ей было жалко будить сына, и она медлила, рассеяно обводя комнату взглядом — что бы еще взять?

— Много вещей не бери, самим бы спастись, — заметила Катя. — Вечером я к Риме за вами зайду. В деревню вас отправлю, к тетке.

Больше Катерина не рассказала о плане бегства ничего. Она деловито осмотрела собранный чемодан, вытащила из него туфли на каблуке и синее бархатное платье.

— Это не понадобится, — прокомментировала она. — Резиновые сапоги есть?

Полина помотала головой.

— Ладно, свои дам. Спички, свечи возьми. Еще мыло пригодится.

Рима при виде Полины с чемоданом и ребенком на руках особой радости не выказала, но и прогонять, как и обещала Катя, не стала. Она молча увлекла ее за собой в полуподвальную квартиру. В темном коридоре, по которому они шли, Полина почувствовала запах сырости, от которого стало тяжело дышать. Ее привели в крохотную комнату-кладовку без окон, в которой, кроме лежанки из старого матраца не было ничего.

— Вот еда, — Рима поставила на пол поднос, накрытый полотенцем. — Уборная за углом на право. Но лучше тебе в коридоре не мелькать — кроме меня еще двое соседей живут. Они уже ушли на работу, но мало ли что. Я сейчас тоже пойду, вас закрою.

Вечером, ближе к девяти появилась Катя. Без лишних слов они вышли на улицу и направились к Сенной площади, где ходили трамваи.

— Куда мы едем? — не выдержала Полина, когда они доехали до конечной.

— В деревню. Сейчас до дороги пойдем пешком, там нас ждет дед Василий — с ним поедешь.

Еле поспевая за скорым шагом Катерины, Полина неуклюже семенила в неудобных кирзовых сапогах.

— Поспешай, милая. Уже немного осталось, — поторапливала Катя, не оглядываясь.

Собрав последние силы, Полина молча шла следом, таща на себе раскапризничавшегося Ванечку. Она мысленно благодарила Катерину за то, что та взяла ее чемодан и за то, что она с ней, по сути, с чужим человеком, возится, подвергая себя опасности.

Уже смеркалось, когда они вышли к грунтовой дороге, на которой угадывались силуэты запряженной лошади и, сидящего в телеге мужичка.

Дед Василий дремал, закутавшись в ватник. Когда Катерина толкнула его в бок, он не сразу открыл глаза, бормоча себе под нос какие-то ругательства.

— Эку кралю ты мне привела! — ахнул дед, продирая глаза. — Поди, не привычная к нашему быту. Да еще и с дитем. Куда это вас, девоньки, жизнь загоняет?

— Ну все, с богом! — Катерина перекрестила по очереди сначала Полину, затем Ванечку. — Доедите до Белых Струг, потом дед Василий покажет дорогу. Тетке Нюре скажешь, Катерина привет передает, и вот это отдашь, — она протянула небольшой газетный сверток.

Сидя поверх соломы и какого-то тряпья, Полина печально смотрела, как удаляется крепко сбитая фигурка Катерины.

— Храни вас господь, — произнесла им в след Катя, но Полина ее не услышала.

Дурные вести пришли нежданно, но в то же время, Полина морально к ним была готова. Она так привыкла бояться, и так долго жила в постоянном ожидании своего последнего дня, что появление в деревне нквдешников восприняла спокойно, с христьянским смирением. Ее предупредили, что в районе сформировали отдел, который ориентирован на борьбу с антисоветскими элементами. Это значило, что скоро ее, беглую вдову врага народа, на которую в Ленинграде заведено уголовное дело, обязательно арестуют.

«Что же с тобой будет?», — думала Полина, глядя на сына, играющего с деревянными ложками. Она просила бога, спасти Ванечку, отвести от него все несчастья, которые ему предрешены только из-за того, что он сын своих родителей.

Ее молитвы были услышаны. Ближе к рассвету мокрая и озябшая от ночного холода, на пороге появилась Катерина.

— Я за Ваней, — коротко сказала она.

Полина стала быстро собирать сына, и за все время сборов, с ее глаз не упала не одна слезинка. Только когда настало время в последний раз обнять Ванечку, Полина не выдержала и разрыдалась.

— Полно, — сухо сказала Катерина. — Пора идти, иначе будет поздно.

Полина все понимала: если за ней не пришли ночью, обязательно явятся перед рассветом — это у нквдешников такой особый шик — забирать людей, когда солнце за линией горизонта — держат марку. Катерине и так чудом удалось их опередить, и любое промедление могло стоить им троим жизни: ей, Катерине и Ванечке. Вернее только Катерине и Ванечке — ей уже не спастись.

— Подожди, — окликнула ее Полина. — Вот, возьми, — Она протянула Кате нечто маленькое и твердое, завернутое в носовой платок. — Это колье Алисы, английской принцессы. Она пожаловала его своей фрейлине, которая приходилась мне родственницей по материнской линии. Может, это колье выручит вас в тяжелые времена.

Катерина, не разворачивая, быстро убрала платок в карман и поспешила прочь.

Через десять минут к дому тети Нюры подъехала повозка, откуда вышли трое хмурых мужчин в штатском. Через два дня Полины не стало.

Рита

Как он поселился в ее мыслях, Рита Катасонова понять не могла. Только думала она о Егоре постоянно. Это безумие продолжалось уже не один месяц. Был бы красавцем, а то ведь ничего особенного. К тому же, не первой молодости, в придачу женат, но обручального кольца не носит и о жене ни слова — прожженный ловелас. Кот мартовский. Очаровывал Агеев постепенно: мимолетной улыбкой при встрече в коридоре, мягким тихим голосом, когда по телефону предупреждал о своем отсутствии, непринужденным комплиментом. Окончательно он влюбил в себя Риту на корпоративной вечеринке, посвященной восьмому марта. Егор задержался на совещании и пришел в разгар веселья. Сел за стол, где было свободное место — оно оказалось рядом с Катасоновой. Он развлекал ее, наливал напитки, шутил потому, что не шутить не умел. От потока комплиментов, вызванных женским днем, поздравлений и вина у Риты закружилась голова. Агеев пригласил ее на танец. Все остальное она придумала сама.

Конец вечера получился скомканным. Вопреки Ритиным ожиданиям, Егор не вызвался проводить ее хотя бы до метро. После танца он пропал, растворился в толпе сотрудников. Рита не стала примыкать к девичьей компании, резво отплясывающей под модные хиты. Она сидела одна и ждала Егора. Он появился внезапно, взял свою рюмку и, одарив Риту прощальной улыбкой, перекочевал за другой столик. Последовать за ним Катасонова не решилась. Во-первых, ее никто не звал, во-вторых, смущало общество, сплошь состоящее из руководства: директора департаментов, их заместители, начальники подразделений и секторов. Агеев там был своим, а ей, секретарю, среди белой кости компании было не место.