* * * О ты, кто в жертву дал себя принесть Разлуке! Слышишь о свиданье весть? Пусть не дождется встреч твоя душа, Но даже весть о встрече — хороша! ГЛАВА XIII О том, как Науфаль потребовал от отца Лейли, чтобы тот выдал свою дочь за Меджнуна, а когда получил отказ, то решил пойти войной на племя Лейли Кто много трудных странствий совершил, Слова в таком убранстве разложил: Когда два редких существа земли В дом Науфаля радостно вошли, Потребовал хозяин поскорей Своих красноречивейших людей, Чей опыт, знания помочь могли, — Велел им ехать к племени Лейли. Казны, подарков дорогих — не жаль! И приказал посланцам Науфаль: «Отцу скажите: «Ты, кому верны, Кому покорны счастья скакуны, — Послушай: Кайс, чье слово, как резец, Кто всех народных качеств образец, Любовью чистой воспылал к Лейли. Но крайний стыд и робость привели К тому, что изъясниться он не мог. И вот переступил он свой порог, Отца и мать покинул и родных И начал жить среди зверей степных. Он так любовью очарован был, Он так любовью околдован был, Так обезумел от своей Лейли, Что все его Меджнуном нарекли. Постиг науки всей вселенной он, И в смысл проникнул сокровенный он, В твоем народе знанья добывал И не забыл еще твоих похвал. Что думает отец и что творит, Узнав, что сын в огне любви горит? Хоть не был сыном он тебе родным, Ты поступить, как с сыном, мог бы с ним. Но очевидцев ты слова отверг, Ты боль живого существа отверг! Его ты сделал пленником скорбей. Влачил он жребий свой в глуши степей. Пусть это канет в вечность наконец! О, где же человечность наконец? Но поздно каяться. Таков наш путь: Прошедшее не в силах мы вернуть. Участье принял я в его судьбе, В степи нашел его, привел к себе. Мне сыном стал теперь и другом он, Простился со своим недугом он. Тебя прошу, к тебе взываю так: Да будет заключен скорее брак! Добро любое Кайсу дать я рад, Как нам велит обычай и обряд: Блестит жемчужиной своей венец, Рубины рядом — и светлей венец. Ты должен просьбу выполнить мою, Не то — страшись: обиды не таю!..» Вручив подарки и сказав слова, Мужей послал он с целью сватовства. Отец Лейли, безжалостный отец, — Собранием, приятным для сердец, Почтил высокое посольство все, Чтобы видели его довольство все. Людей с вестями принял, как гостей, И новость он узнал среди вестей. Враждебно эту новость встретил он, Послам — не вовремя! — ответил он: «Так было суждено, так хочет мир, Чтобы Фархара месяц и кумир, Краса, что расцвела в саду моем — Будь розою она или шипом — Досталась мужу славному в удел, Чтоб ею любящий другой владел. То приказанье — небом нам дано. Но даже было бы другим оно, Не вижу я причин — свой сан забыть, У Науфаля в подчиненье быть, Так поступить, как замышляет он, — Его желанья превратить в закон! И речь его, к тому же, в двух частях: Надежда — в первой, а в последней — страх. Обрадовал надеждой Науфаль, Но страхом усмирит меня едва ль… Той, что у многих отняла покой, Предназначается жених другой. Раскается ваш вождь в письме своем, — Он — там, мы — здесь без горя заживем, А если дела не поправит он, Пусть ненависть иль милость явит он. Проявит милость он — мы здесь сидим, Покажет ненависть — мы здесь стоим. Он к нам пойдет — и мы к нему пойдем. Войну начнет — и мы войну начнем». И так закончил, отпустив послов: «Идите. Я других не знаю слов!» И с тем ушли смущенные послы, Отказом огорченные послы. * * * И Науфаль, ответ узнав такой, Стал озабоченным, забыл покой, И голос чистой совести не молк: «Исполнить обещанье — вот мой долг!» Собрал он войско племени всего. Война! Война! — решенье таково. Меджнуну повелел вступить он в бой, Его поставил рядом он с собой, Помощником назначил, дал коня, Что создан был из вихря и огня, Одежду благовоньем напитал И голову тюрбаном обмотал. Меджнун то слезы льет, а то вздохнет: Не замечает, что б ни делал тот. Конь скачет, — ничего не скажет он, Конь станет, — мчаться не прикажет он… И вот готово племя для войны, Все воины по смелости равны, И чтоб Меджнуна храбрецы спасли, Повел их вождь к становищу Лейли. В становище пришли в расстройство все, Но сразу обрели геройство все: Всех воинов собрать заставил враг! И ненависти затянув кушак И видя приближение беды, Пошли навстречу, выровняв ряды. И небо, их восторг уразумев, И храбрость, и благословенный гнев, Свои дела творило хорошо, И часто говорило: «Хорошо!» И Науфаля воины, тверды И яростны, построились в ряды, И плотный пар среди равнин степных, Как от верблюдов пьяных, шел от них. Так встретились два смелых войска там, Чтоб славой подышать геройской там, Чтоб кровь пролить, чтоб ужас возбудить, Погибнуть с честью или победить. И конский вихрь селенья закрывал И жалости растенья вырывал. Степь задрожала, недрами гудя, И стали стрелы струями дождя. И звери заметались, видя смерть, Напоминая смерч и водоверть. Как змеи скручиваются в траве, Когда ударить их по голове, Свернулись копья — буквы «даль» кривей, Они — подобья ивовых ветвей. Двуострый меч могучим в битве был. В цирюльне той подобен бритве был, Но сразу гнев его обуревал: Не волосы, а головы сбривал! Как птица горя — каждая стрела, И вот она расправила крыла, И вот уже взлетела, и летит… Тут сразу жизнь из тела улетит! Взлетают стрелы в воздух наконец, И вот все небо в звездах наконец! Те звезды — несчастливые всегда… Но вот копье — падучая звезда — Проходит сквозь кольчугу: так игла Пройти бы легкий шелк насквозь могла! Кинжал единый миг в крови лежал, — И стал кровавым языком кинжал. Когда копье ломалось о копье, Друг друга брали воины в дубье, И в чашу головы, в пылу войны, Дубина пряталась, как бы в ножны! Войска напоминали стаи туч, И меч — как молния: блестящ, летуч, Степные звери — вихрь, издалека Гоняющий густые облака, И кровь подобна дождевой воде. И тонет мир в неслыханной беде! Зигзаги молнии при свете дня, — Как ноги богатырского коня! Убийством дышит в день войны ездок, Как богатырь отважен и жесток! Сыны арабов ревностны в бою: Зажгли, как пламя, ненависть свою. Два племени, две рати, две толпы, — Стоят над ними пламени столпы. Рать Науфаля — больше и сильней, И ярче ярость разгорелась в ней, Когда увидел это пламя враг, Он оробел, закрался в сердце страх, Отец Лейли свою заставил рать Путь робкой осторожности избрать, И видя: гибелью враги грозят, — Помчались воины его назад. Вечерняя настала тишина. Победа славная предрешена! И возвратился облаченный в сталь Довольный и веселый Науфаль, И выбрал он для сна удобный лог, И стан воинственный на отдых лег, И войско звезд, когда народ заснул, Несло ночной порою караул. Китайский хан покинул свой престол, И на него Хосров тогда взошел. [83] Короче: закатился шумный день, Упала на поля ночная тень. Решили оба стана боевых Отрядов несколько сторожевых Расставить на долине, на горе… Но что судьба готовит на заре?.. вернуться Китайский хан покинул свой престол,// И на него Хосров тогда взошел. —Согласно представлениям мусульман, китайский хан олицетворяет собой солнце, восходящее в Китае. Иранский хан Хосров является олицетворением ночи. |
