Девушка ощутила, что задыхается, что сердце вот-вот вырвется из груди, но не смела отвернуться или сдвинуться с места. Даниел явно уловил ее состояние, но не отстранился ни на дюйм, не отпустил ее, не произнес ни слова.
Они вошли в зал последними. Гвендолин старалась не смотреть ни на кого. Лишь слышала взрывы смеха, свидетельствующие о том, что вокруг идет неподдельное веселье.
Даниела окликнули, и он, учтиво взяв за локоть, направил ее к столику, за которым, видимо, сидел кто-то из его знакомых. Как во сне остановилась Гвендолин перед столиком и по воцарившемуся вдруг молчанию решила, что ее рассматривают, недоумевая, что может такая невзрачная серая мышка делать рядом с великолепным Даниелом Хартли.
Молчание показалось Гвендолин мучительно-бесконечным, однако то, что произошло потом, превзошло ее самые дурные предчувствия. Такого не пожелаешь и злейшему врагу!
— Ну и ну, вот так совпадение, — протянул кто-то неприятно знакомым голосом. — Так вы, получается, опять вместе? И что же, теперь надолго или, как в прошлый раз, на одну ночь? Если не ошибаюсь, наша дорогая Уинетт особенно интересуется теми, кто подолгу на одном месте не задерживается.
Юджин… Юджин Флинкер! Он здесь! И, что еще хуже, он узнал их обоих! В это невозможно было поверить. Гвендолин уставилась на него во все глаза и почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Бежать, и как можно скорее, — не только от жадного любопытства, которое она видела в глазах сидящих за столиком мужчин — одних мужчин, — не только от Юджина, с его злорадством в голосе и во взгляде, но и, что куда важнее, от Даниела.
Сколько бы она ни представляла себе кошмарную сцену своего разоблачения, никогда не думала, что именно Юджин станет главным действующим лицом этой драмы.
Гвендолин даже не заметила, как резко повернулась и направилась к выходу из зала. Она слышала, как Даниел произнес ее имя, и это помогло ей сохранить самообладание, не дать всепоглощающему унижению отнять рассудок. Она не обращала внимания на недоуменные взгляды, направленные на нее со всех сторон во время ее поспешного бегства.
Даниел уже собирался было последовать за ней, когда Юджин встал, притворно извиняясь:
— Мне жаль, что так вышло, дружище. Я представить не мог, чем все это обернется…
Он осекся, когда Даниел резко повернул голову и в упор посмотрел на него.
— Ты мне никогда особенно не нравился, Юджин. Именно поэтому я прекратил вести какие-либо дела с фирмой твоего отца, — ровным голосом ответил он. — Я не отношу себя к сторонникам насилия и не считаю размахивание кулаками подходящим способом решения споров. Так что, будь любезен, не искушай меня переменить точку зрения.
Остальные мужчины, сидящие за столом, с любопытством глядя на них, прикидывали, кто мог бы выйти победителем из возможной схватки.
Лицо Юджина приобрело землистый оттенок. Он нерешительно переступил с ноги на ногу и быстро заговорил:
— Это же всего лишь шутка, дружище Харт. Я вовсе ничего такого не хотел сказать. В конце концов, она и не пыталась скрыть, что провела с тобой ночь. Достаточно было только посмотреть, в каком состоянии она заявилась на работу на следующий день! Должен сказать, что я был тогда порядком изумлен… До тех пор она вела себя как настоящая недотрога — и вдруг упорхнула вместе с тобой прямо посреди банкета в честь юбилея моего старика. Да еще не таясь, на глазах у всех! Только странно, что вы до сих пор вместе. Мы, мужчины, не отличаемся…
— Полагаю, ты сказал достаточно, — холодным тоном прервал его Даниел и с презрением добавил: — Думаю, джентльмены, вы понимаете, почему я не смогу сегодня составить вам компанию за ужином. У меня внезапно пропал аппетит! И никогда не смей называть меня Хартом. Понял? Эта привилегия не для таких, как ты!
Последние слова он снова адресовал Юджину и зашагал к выходу, нахмурившись и напряженно размышляя. Выходит, Гвендолин Кестнер — та самая Уинетт, которая много лет назад ушла с ним с банкета… То хрупкое юное создание, которое столь необдуманно рисковало, подвергая себя большой опасности. Она так отчаянно флиртовала с ним, а потом…
Даниел припомнил, какое искушение испытал, как ему пришлось буквально бороться с собой, чтобы не потерять голову, не уступить желанию, которое она возбудила в нем. Ведь он отказался от нее тогда в первую очередь ради нее самой. В конце концов она была совсем еще ребенком, несмотря на кошмарную боевую раскраску и массу торчащих во все стороны кудряшек.
Даниел остановился посреди вестибюля и прищурился, словно вглядываясь в то, что случилось пять лет назад. Разумеется, она его узнала, судя по ее реакции на насмешки Юджина. И узнала давно, возможно, даже в момент его первого появления в офисе студии… Он задумчиво посмотрел по сторонам и нахмурился еще больше, вспоминая, как в то утро собирался прочитать ей нотацию, словно она его младшая сестренка, намеревался предостеречь ее, указав на опасность подобного легкомысленного поведения…
Однако он должен был лететь в Ванкувер, и, кроме того, возникло неожиданное затруднение: само ее присутствие вызывало в нем неистовое, неодолимое желание.
Наверху, в своем номере, Гвендолин лихорадочно швыряла вещи в чемодан, не представляя, как доберется до дому. Она ощущала лишь необходимость уехать как можно скорее, оказаться там, где не будет свидетелей ее позорного разоблачения.
Она не посмела посмотреть Даниелу в глаза, когда Юджин заговорил с ним, почувствовав слабость, и с трудом нашла в себе силы для бегства. Теперь, поспешно собирая вещи, она дрожала, как насмерть перепуганный зверек. Как беззащитная мышка, оказавшаяся в когтях безжалостного кота. Конечно, ей и в голову не могло прийти, что Юджин окажется именно в том отеле, где проводится проклятая конференция!
Если бы эта мысль хоть на мгновение возникла в ее сознании, тогда бы она… Что — она? Отказалась бы поехать? Да, тысячу раз да! Лучше бы Даниел узнал ее сам, какую бы боль это ей ни принесло, чем такая пытка, такое неслыханное унижение.
Однако не только стыд и позор публичного разоблачения причиняли сейчас ей нестерпимые муки. Что думает о ней Даниел? Это и только это волновало ее сейчас больше всего. Ведь теперь он знает, кто она такая, теперь он, несомненно, вспомнил ее…
Гвендолин тихо застонала, но даже не услышала своего голоса, больше всего походившего на стон раненого зверька, попавшего в западню, из которой нет и не может быть выхода.
Ну что же, теперь все кончено. Едва ли она сможет и дальше работать у Даниела. Даже если он постарается забыть о том, какой идиоткой она себя выставила, сломя голову убежав из банкетного зала, вполне достаточно и того, что ему теперь известно все о ее прошлом…
Гвендолин понятия не имела, что скажет родителям. Губы ее искривила усмешка. Может быть, расскажет правду. Теперь у нее не осталось больше сил продолжать выдумывать спасительную ложь. Кроме того, она устала от необходимости постоянно притворяться, от выматывающего день за днем страха, что Даниел посмотрит на нее, и…
Словно почувствовав что-то, Гвендолин быстро повернула голову и ощутила, что не в силах удержать жаркую волну стыда, краской залившего ее лицо. В дверях стоял Даниел, в мрачном молчании наблюдая за ней.
— Я вижу, ты уже почти все упаковала. Это хорошо, — услышала она его ровный голос.
Гвендолин так же резко побледнела от охватившего ее отчаяния, как минуту назад покраснела. Разумеется, она подозревала, что нечто в этом роде непременно произойдет, знала, что он не захочет поддерживать с ней никаких отношений — ни профессиональных, ни личных… И все же сейчас, когда он подтвердил это, когда увидела ледяной холод в его глазах, услышала, каким чужим стал его голос, она почувствовала, что сердце ее сейчас разорвется от боли.
Девушка никак не ожидала, что он так поступит. Последует за ней, чтобы проследить, как она уедет.
Когда Даниел открывал дверь, которую она впопыхах даже не удосужилась запереть, Гвендолин засовывала в чемодан последние мелочи и теперь стояла посреди комнаты, дрожа всем телом. А он прикрыл плотнее дверь и приблизился к ней.
