— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросила Гвендолин, приняв информацию к сведению.
— Да, поднимись, пожалуйста, наверх и почитай младшенькому сказку. Он знает, что ты должна прийти, и ждет не дождется, когда увидит тебя. Будет тебе подходящий кавалер… если только ты согласишься подождать лет этак двадцать с хвостиком, — поддразнила Вероника подругу.
Через полчаса, услышав мужские шаги, поднимавшиеся по лестнице и затем остановившиеся перед дверью детской, Гвендолин тихо произнесла, не отрывая глаз от светловолосого розовощекого малыша:
— Привет, Майкл. Бенни уснул…
И, только обернувшись, чтобы улыбнуться мужу своей подруги, она увидела, что в дверях стоит вовсе не Майкл, а… Даниел Хартли!
Гвендолин показалось, что ее сердце совершило тройное сальто-мортале, прежде чем ухнуть куда-то в пятки. Она поднялась, затем опять села и уставилась на него в полном недоумении.
— Вероника прислала меня сказать вам, что сейчас будет подавать ужин, — прошептал он, стараясь не разбудить малыша, который только что заснул в своей кроватке.
Даниел здесь?! Но это же невозможно! Это просто какое-то наваждение! У Гвендолин возникло ощущение, что, если она крепко зажмурится и энергично помотает головой, Даниел исчезнет, растворится в воздухе. Однако когда она проделала все это, он по-прежнему стоял перед ней, с интересом наблюдая за ее манипуляциями.
— Ну как, помогло? — осведомился Даниел, словно зная, что у нее на уме.
Нет, не помогло, вынуждена была признать Гвендолин. И не поможет! Ну почему Вероника не предупредила ее, что Даниел тоже приглашен?! Может, потому, что не предполагала, что новый знакомый Майкла и ее новый шеф — один и тот же человек?
Гвендолин наконец-то поднялась, не догадываясь, что смятение во взгляде выдает ее состояние, и напряженно шагнула к двери. Как во сне она прошла в гостиную, где тепло поздоровалась с Ником и была представлена «довольного любопытному собрату по их адвокатскому цеху» — женщине по имени Ида Перл. Та не обратила на Гвендолин никакого внимания, сразу сосредоточившись на Даниеле.
Высокая рыжеволосая Ида явно стремилась очаровать Даниела. У нее были зеленые горящие глаза и большие яркие губы, отчего лицо приобретало немного хищное выражение. На Иде было платье из ярко-алого шелка. Казалось бы, такой цвет не должен гармонировать с огненными волосами, но получалось совсем наоборот. Глубокое декольте позволяло увидеть куда больше, чем считалось приличным.
— Эта Ида специализируется на бракоразводных процессах, — улучив момент, шепнула подруге Вероника. — Говорят, увидев ее, мужья теряют голову и ни о каком примирении сторон после этого даже речи не идет.
— Легко могу в это поверить, — хмыкнула Гвендолин.
— Ник со студенческой скамьи влюблен в нее. И тешит себя надеждой, что настанет момент, когда Ида взглянет на него благосклонно.
— А вот это, по-моему, уже из области фантастики, — ответила Гвендолин.
За ужином стало ясно, что Ник сходит с ума по Иде, а она его ни в грош не ставит. Все ее кокетство, все ее несомненное остроумие предназначались сегодня только Даниелу. Гвендолин старалась убедить себя, что ей нет никакого дела до того, что рыжая, зеленоглазая… стерва флиртует с ее шефом, но это у нее плохо получалось. Точнее, не получалось вообще.
И лишь когда ужин подходил к концу и Вероника предложила перейти в гостиную, чтобы там выпить кофе с ликером, Гвендолин наконец призналась себе, что чувство, снедающее ее все то время, что она пыталась не замечать откровенных заигрываний Иды с Даниелом, было не чем иным, как ревностью. Унизительной, банальной, но такой болезненной ревностью!
Она отодвинула от себя чашку с кофе, к которому не притронулась, подняла голову — и обнаружила, что Даниел пристально смотрит на нее. Тут же ее лицо, все ее тело захлестнуло горячей волной стыда. Сколько же времени он вот так наблюдает за ней? Неужели догадался о том, что творится в ее душе? Боже, взмолилась она, сделай, чтобы это было не так!..
Ида сидела рядом с Даниелом на диване, положив руку на его плечо и улыбаясь ему ярко накрашенными губами. Она почти навалилась на него, и мягкое колыхание грудей в декольте стало особенно отчетливым. Он явно не мог остаться безразличным к ее прелестям. Да и какому мужчине не польстит столь явное предпочтение его двум другим, находящимся в гостиной!
Гвендолин почувствовала себя совершенно беспомощной, и ей стало так плохо, что она удивилась. Казалось, внутри нарастает страшная боль, и девушка в ужасе поняла, что ее буквально трясет. И не только от дикой ревности, а еще и от отвращения к самой себе за эту ревность.
Только когда Ида в сопровождении несчастного Ника, с видом побитой собаки суетящегося вокруг нее, удалилась, Гвендолин поняла, насколько была молчалива весь этот вечер. Даниела не было видно ни в столовой, ни в гостиной, и она решила, что он тоже уехал. Естественно, а что еще привлекательного осталось для него в этом доме после ухода ослепительной и наглой мисс Перл.
Когда Гвендолин, желая помочь подруге, принесла грязные кофейные чашки в кухню, та спросила:
— Что с тобой? Когда ты рассказывала мне об Оскаре, то вовсе не казалась такой расстроенной. А теперь…
В ответ Гвендолин молча покачала головой, не в силах объяснить даже ей, что чувствует на самом деле.
— Послушай, я не раз говорила о нем довольно неприятные вещи… Я и сейчас думаю, что он тебе совершенно не подходит. Но ты можешь считать по-другому, и, если тебе хочется выговориться или просто выплакаться…
И снова Гвендолин покачала головой, представляя, что бы сказала Вероника, если бы она поведала ей, что за весь вечер ни разу не вспомнила об Оскаре и что не бывший жених, а Даниел Хартли занимает сейчас все ее чувства и мысли…
— Даниел! Право же, не стоило беспокоиться, но в любом случае спасибо! — воскликнула вдруг Вероника, резко повернувшись, и поспешила взять у него тарелки, которые он держал в руках.
Сердце Гвендолин лихорадочно забилось. Закрыв глаза, она прислонилась к стене, стараясь не думать о том, сколько времени Даниел стоял в дверях. Что было бы, если бы она во всем призналась Веронике, а он услышал бы их разговор?
Да и какое признание она могла сделать? Что много лет назад провела с ним ночь и была слишком пьяна, чтобы сохранить хоть какие-нибудь воспоминания о происшедшем? А из-за того, что на глазах у всех ушла вместе с ним с банкета, ее осыпали насмешками, намекая, что у нее нет никаких представлений о приличиях? И что именно поэтому она вынуждена была вернуться домой с разбитым сердцем?
Что с тех самых пор она чурается мужчин, потому что ей становится нехорошо при мысли, что любой из них, порядочный, достойный настоящей любви, может подумать о ней только плохое? Как бы она рассказала Веронике, что ее по-прежнему влечет к Даниелу — и душой, и телом?
Гвендолин ощущала себя изголодавшимся, иззябшим созданием, которое тянется к теплу и отчаянно ищет это тепло… Она готова была прижаться к нему, страдая от голода, холода и страха, страстно желая согреться и все же испытывая ужас при мысли об огне.
Она ощутила, как от напряжения силы покидают ее. В чем она пытается убедить себя? В том, что влюбилась в Даниела?
Неожиданно Гвендолин издала горький смешок, отчего и Даниел, и Вероника удивленно уставились на нее. Испуганно посмотрев на обоих, она бросилась в гостиную и стала бездумно переставлять вещи, лихорадочно изображая активную деятельность в тщетной попытке избавиться от мысли, которая последней пришла ей в голову.
Гвендолин понимала, что уже не может ничего изменить. Каким бы опасным для нее ни становилось создавшееся положение, она все больше привязывается к Даниелу, реагируя на его слова и поступки, на его присутствие, на само его существование остро и болезненно.
Когда-то она думала, что влюблена в Юджина, но ведь тогда она была совсем девчонкой, а теперь — взрослая женщина. Да, взрослая. И сравнивать эти два чувства — все равно что сравнивать слабый, колеблющийся свет свечи с ярким сиянием полуденного солнца.
