С другой стороны, ему еще не доводилось сводить знакомство с кем-нибудь вроде Мэгги.

И ее уникальность состояла отнюдь не в том, что она пожелала заняться сексом едва ли не с первым встречным.

Проклятье, именно так он встретил свою бывшую супругу в прокуренном баре в Билокси, штат Миссисипи. Заведение «Последний звонок» считалось законными охотничьими угодьями одиноких солдатиков из форта Шелби, разыскивающих выпивку и юбку (не обязательно в таком порядке), и местных девушек, фланирующих в поисках бесплатных горячительных напитков и мужей.

Шерили, в своих зауженных брючках, сшитых у портного, и с запахом дорогих духов, оказалась на голову выше прочей клиентуры, кассиршей из банка, заглянувшей из любопытства в трущобы на вечерок с подружками. В те время она сочла военную форму Калеба крутой и даже утонченной, а его молчаливое поведение янки — свидетельством хорошего воспитания. А он думал… Вот только кого он обманывал? Он оказался далеко от дома, вдали от семьи и друзей, с перспективой скорого отправления в восемнадцатимесячную командировку в пустыню. Они оба ни о чем особенном не думали. И не говорили. Они поженились перед самым его отплытием, и он был абсолютно уверен в том, что Шерили пожалела о своем решении, не успев даже потратить его надбавку за участие в военных действиях.

Так что теперь он знал, что секс на одну ночь — еще не повод для близкого знакомства или хотя бы надежды на совместное будущее.

Но в этот раз все было по-другому. Мэгги была другой, страстной и полной жизни, лишенной тормозов и комплексов, ничего не планирующей и щедро дарящей ему свою любовь.

Калеб покачал головой, не веря сам себе и одновременно испытывая огромную благодарность за то, что она сделала. За что, что они сделали вместе.

Но и он стал другим. На этот раз он намеревался обзавестись самыми настоящими отношениями — с телефонными звонками, цветами и визитами к родителям.

Он поморщился, вспоминая отца, сгорбившегося над поцарапанным кухонным столом, хмуро глядящего в пустой стакан из-под виски перед собой. Ладно, визит к его семейству можно было счесть пока что преждевременным. Но, по крайней мере, он мог пригласить Мэгги в кино или на ужин.

А потом заняться с нею любовью в постели…

Калеб потер больное колено и бросил взгляд в сторону зарослей деревьев на пляже. Когда Маргред вернется, надо будет взять у нее номер телефона.

Костер зашипел и погас. Искры, подхваченные ветром, яркими блестками улетали в темноту.

Прошло много времени, прежде чем он сообразил, что она не вернется.

Волны вскипали и пенились у скал на побережье острова, который селки называли Убежищем. В белой завеси брызг играла радуга. Капли сверкали на солнце подобно драгоценным бриллиантам. А еще дальше, к самому горизонту, склоняясь над сине-зеленой глубиной, убегали пенные барашки — это были лошадки Ллир, обгоняющие ветер.

Стоя в одиночестве на вершине башни на Кэйр Субай, Маргред вслушивалась в рев и грохот внизу. Смешанные ароматы земли и моря, жизни и разложения поднимались к окошку ее комнаты, подобно плетущимся розам в сказках о феях.

Она смотрела вниз на пенящееся море, ощущая внутреннее разочарование и недовольство, холодное и резкое, как ветер, задувавший в открытые и незастекленные окна.

Девушка плотнее запахнулась в бархатный халат, доставшийся ей от королевы, правившей в пятнадцатом веке. Не столько ради того, чтобы обрести тепло, сколько ради удовольствия вновь ощутить его тяжелую, богатую ткань. Маргред надеялась, что пребывание здесь, в Убежище, вместе с соплеменниками, успокоит ее душу, которая металась в тревоге, не находя себе места, последние три недели.

Увы, она ошиблась. Даже прикосновение гладкой ткани к коже не могло успокоить и погасить беспокойство, сжигавшее девушку изнутри.

Ей не было места здесь, при дворе сына морского короля, где за каждой улыбкой и в каждой беседе крылись намеки на грядущие партнерские союзы и политика. Она не искала себе очередного партнера. И ей были решительно неинтересны дворцовые интриги. Лучше оставаться в уединении моря, в независимости ее собственной территории.

— Возвращайся поскорее, — сказал тот мужчина.

И эта мысль не давала ей покоя.

Она отвернулась от окна. Гладкие мраморные плиты пола под ногами не покрывали ковры. В огромном камине не горел огонь.

В люстре, свисавшей с балочного потолка, не было свечей. В отличие от детей земли, селки не добывали полезные ископаемые, не производили товары, не выращивали зерновые и не ткали полотно. Кэйр Субай был обставлен сокровищами, спасенными после кораблекрушений: золотом викингов и корнуэльским железом, шелковыми портьерами из Франции и деревянными сундуками из Испании. Посуда на столах, включая тарелки и бокалы, была из золота и серебра, а высокие каменные стены покрывали гобелены со сценами сотворения мира: стилизованная волна, темень звездных небес, глубина и голубка, яркие краски которых сохранила магия, сочившаяся из древних камней подобно утреннему туману и отбрасывавшая тени в углах комнаты.

Дети моря не вступали в контакт с кораблями, плававшими по его поверхности. Но все, что падало с палуб, считалось навеки присвоенным ими по праву — и жизни, и вещи, принадлежавшие людям. Селки могли спасти потерпевших кораблекрушение и доставить на берег, если такая блажь приходила им в голову. Впрочем, равным образом они подбирали все, что могло доставить им удовольствие, и выносили на берег или прятали в своих пещерах, в зависимости от настроения.

Раньше, приезжая сюда, Маргред наслаждалась сокровищами Кэйр Субая. Взгляд ее отдыхал на камине, превосходно украшенном морскими чудовищами и русалками, чье причудливое устройство лишь подтверждало умение и искусство его создателя… а также странноватое чувство юмора принца. Но сейчас все эти чувства и воспоминания померкли. Исчезли. Угасли. Стали невыразительными и непримечательными. Ей надо поскорее вернуться в море.

Нет. Эта мысль оформилась в виде тумана, неосознанного, но отчетливого.

Ей следует вернуться к этому мужчине. Калебу.

На лестнице прозвучали шаги.

— Маргред?

Она вздрогнула при звуках этого глубокого голоса. Уж слишком он походил на…

— Ты одна?

В дверях возник высокий мужской силуэт. Он был одет в грубую одежду рыбака, холщовые штаны и рубашку, которая, впрочем, ничуть не скрывала необычайной красоты вошедшего.

Дилан…

Молодой селки предъявил права на соседнюю с ней территорию пару десятков лет назад. Она терпела его из-за молодости и присущего юноше чувства черного юмора. Ну да, и еще на него было очень приятно смотреть: он был красив какой-то утонченной и яростной красотой. Однажды она даже задумалась, а не закрутить ли с ним…

Она слабо улыбнулась и покачала головой. Уж слишком серьезно он старался угодить ей.

Он обратился к ней по-английски, поэтому и она ответила на том же языке:

— Как видишь.

Дилан пересек комнату и оперся локтями о подоконник рядом с ней. Выделывается, решила девушка.

Налетевший ветер взъерошил его темные волосы.

— Пожалуй, ты слишком много времени проводишь одна, — обронил он.

Маргред метнула на него изумленный взгляд.

— Ты говоришь это от своего имени? Или принца?

— Конн беспокоится о тебе, естественно.

— Не понимаю почему.

— Он хочет, чтобы ты была счастлива здесь.

— То есть он хочет, чтобы я произвела на свет детеныша селков.

— Принца очень беспокоит сокращение нашей численности, — осторожно произнес Дилан. — По результатам последнего подсчета, нас осталось меньше двух тысяч.

Маргред вопросительно выгнула бровь.

— По результатам последнего подсчета? Неужели Конн действительно верит в то, что король и другие, кто живет под волнами — так селки вежливо именовали тех, кто очень редко или вообще никогда не принимал человеческого облика, — явятся к нему, чтобы он и их сосчитал?