Кирилл рассматривал другие фотографии. Незнакомые лица, непонятные события. Дети, деревенские тинейджеры, женщины, мужчины, старики. Чужая жизнь. Это остужало. На снимке ярких, крикливо-химических тонов провинциальной студии Fujifilm Кирилл увидел Лизу-ребёнка на руках затрёпанного дядьки.

– Отец?

– Да, – сзади тихо ответила Лиза.

Кирилл почувствовал, что она волнуется и стесняется, как на медосмотре, хотя чего такого-то – семейные снимки? Или ею, немой, никто никогда не интересовался, и потому ей всё кажется интимным?

– Он жив? – Лиза сзади молчала. – Понятно…

Кирилл увидел фотку с «мыльницы», где Лизу-подростка обнимал за плечи рослый беловолосый парень. Кирилл вспомнил этого парня, хотя сейчас он стал куда старее, жилистее, ублюдистее. Это был Лёха Годовалов, который показывал им с Гугером и Валерием пустые дома в деревне. Ну, конечно. Куда здесь деться друг от друга?.. Хоть Лиза и немая, но ведь всё при ней, и ей не шестнадцать лет, кто-то это всё уже посмотрел и попробовал… Кирилл понял, что заревновал.

Кирилл оглянулся. Лиза смотрела на него с испугом, виновато и с надеждой. Кирилл отвёл глаза. Можно подумать, Вероника легла с ним девочкой… Но этот Лёха Год овалов, вор в сланцах, «ДМБ-2008»…

По снимку было видно, что Лиза не хотела фотографироваться. И всё же была рада и горда, что сильный парень обнимает её, готовый защитить и сделать счастливой. Лёха-то?.. Что он может в этом мире?

Кирилл вспомнил тот мир, который Лёхам был недоступен, но не из-за денег, а потому, что Годоваловым там нечего было делать, только бухать, а бухать дешевле и вольготнее дома. Кирилл любил кафешки у Нескучного и Пушкинскую набережную с трогательно-могучим космическим самолётом «Буран». Вспомнил пляжи Хургады и англичанина, инструктора по дайвингу, который, ухмыляясь, обучал Веронику, как брать в рот загубник акваланга. Вспомнил ледяные, мелко огранённые пики Домбая и страшную высоту под качающейся кабиной фуникулёра. Вспомнил Озёрку под Рузой, храмик Волынщино над водой, большой катер, который они всегда арендовали компанией, и всегда девчонки загорали топлес… Разве это сравнится с Лёхиной крутизной в деревне Калитино? Лиза хочет этого, да?

И тут Кириллу стало стыдно. Чего он понтуется? Лиза – полунемая бедная девушка из дремучей деревни. Ей не из чего выбирать. Она никогда не увидит «Бурана», Домбая, Хургады. Она не попробует мохито, не испытает шкодливого девчачьего удовольствия загорать топлес, она даже радости секса не узнает. В её судьбе ничего этого не будет. А жизнь у неё одна, как и у Кирилла, и другой никто не даст. Её жизнь безжалостно прогорит здесь вместе с торфяными болотами.

– Ты бы хотела уехать отсюда? – хрипло спросил Кирилл.

А Вероника? – подумал он и оглянулся.

Лиза закрыла лицо ладонями.

– Не… пустят, – с трудом сказала она.

– Кто не пустит?

– Они… Они не пустят.

– Кто они?

– Они.

Первым делом Кирилл набрал пустых пластиковых бутылок, сходил на колодец и принёс воды. Потом достал из своего рюкзака электрочайник, залил и включил в сеть. Потом приготовил кружку, ложку, упаковку сахара и банку растворимого кофе Nescafe. И только после всего торжественно водрузил на парту ноутбук.

Ноутбук симфонично вздохнул, просыпаясь, и на экране появился такой забытый и такой привычный флажок, разделённый на четыре квадрата: красный, зелёный, синий, жёлтый. И рядом, как «слава тебе, господи», – «Microsoft Windows ХР». Кирилл впервые почувствовал не умом, а шкурой, насколько справедливо это название – «Окно».

Исчезла деревня Калитино, торфяные пожары, немая девчонка – Кирилл купался и парил в большом мире, чья сложность была ему так понятна и так желанна. Он проверил почту, поглядел новости, пробежался по любимым сайтам, упиваясь обновлениями. Очень-очень хотелось нырнуть в ЖЖ, но Кирилл не рискнул. Это слишком надолго. И тут, словно поддерживая его решение, заклокотал чайник.

С кружкой кофе Кирилл вышел на крыльцо. Вот это и есть кайф, подумал он. Неужели здесь ему могло быть так тягостно и страшно?

Кирилл посмотрел на сарай с приоткрытыми воротами и вспомнил, как хотел спрятать там автобус, чтобы не ночевать в доме в одиночку. Все кошмары только в моей голове, подумал он. Горе от ума. Но со своей головой, когда есть кофе, он как-нибудь уж справится.

Хотя внутренний скептик резонно возразил, что слишком уж он самонадеян. Собачьи шаги в ночном коридоре, запах псины – да, это Кирилл сам себе внушил. Но ведь предание о беглых зэках, которых разрывали псоглавцы, выдумал не он. Смятение Лизы – тоже реально. И Лурия предупреждал, что здесь может случиться нечто странное…

Кирилл вздохнул, допил кофе, вернулся к ноутбуку и сел за парту. Он вывел на экран Google и вколотил запрос: «псоглавцы». Он ожидал штук пятьдесят ссылок и пару картинок. И душа дрогнула, когда поисковик выдал 15 тысяч результатов и 360 изображений.

Раньше Кирилл никогда не слышал о псоглавцах. Вообще-то, он считал себя в культуре человеком вполне осведомлённым. А сейчас вдруг почувствовал себя так, словно в своей двушке на Кутузовском обнаружил третью комнату, в которой к тому же кто-то живёт.

Оказывается, существовал даже знаменитый роман «Псоглавцы» чешского писателя Алоиса Йирасека. По нему в 1955 году сняли кино. Роман входил в золотой фонд исторической литературы. Оп-па. Ничего такого Кирилл не знал и кинулся искать пересказ содержания.

Действие происходило, разумеется, в Чехии где-то во времена Стеньки Разина. В Чехии существовало некое крестьянское сообщество – «ходы», они прежде были пограничниками, потом типа как егерями в барских лесах. Император установил у них крепостное право, а они забунтовали. To-сё, злые вельможи, благородные и свободолюбивые холопы, императорские войска и плахи. У этих «ходов» на флаге была изображена собачья голова, потому их и звали псоглавцами. Кирилл понял, что с этим романом он промахнулся мимо темы.

Но ссылок на псоглавцев с избытком хватало и без чешских бунтарей. Кирилл погрузился в бездны Сети.

В общем, чаще всего о псоглавцах говорилось, что они высокого роста, под два метра. Голова у них была собачья, а тело человеческое, только на пальцах когти. Про хвост писали что-то невразумительное: то ли есть, то ли нету, то ли лохматый, то ли гладкий. А башка сплошь заросла шерстью, рыжей или бурой. На затылке могла быть мощная грива. Конечно, клыки. Уши круглые, как у гиены, и не на макушке, а по бокам. Псоглавцы ходили на ногах, но сильно сутулились и опускали голову. В описаниях этих чудищ Кирилл сразу узнал бегло-серьёзный тон сетевых специалистов по всем вопросам – раскованный псевдонаучный стиль самозваных авторитетов.

Псоглавцы носили одежду из выделанных кож и шкур. Ношение одежды предполагало наличие стыда, а наличие стыда предполагало обладание душой. Псоглавцам остаётся лишь покреститься и вступить в партию, подумал Кирилл. Речь псоглавцев напоминала лай. Понять её люди не могли, зато псоглавцы отлично понимали речь людей, хотя и не могли говорить по-человечески.

Жили псоглавцы племенами. Во главе племени стоял альфа-самец – вожак, у которого была гвардия из бета-самцов. Вожак был женат на альфа-самке, у которой имелась своя гвардия из бета-самок. Впрочем, супружеской верностью псоглавцы не отличались. Детей растили всех вместе. Охотились и воевали. Врагов съедали, в голодные годы жрали и своих слабаков, а если уж прижимало, могли отобедать ребёнком. Всё как у нас, подумал Кирилл.

Война с другими племенами и с людьми была главным делом псоглавцев. Сетевые интеллектуалы детально анализировали оружие псоглавцев: мечи, копья, дротики, секиры, луки. Псоглавцы сражались сначала в пешем строю, потом врассыпную. В племенах имелись свои кузнецы и музыканты, которые печально играли на свирелях. А всё племя, наверное, при этом хором выло на луну, подумал Кирилл.

Происхождение псоглавцев объяснялось в основном греческими мифами. Их было два. Первый утверждал, что псоглавцев рожали свирепые амазонки, которые не подпускали к себе мужчин, а совокуплялись с собаками. А чего ждать иного, подумал Кирилл, если сексуальная жизнь ограничена такими безобразными правилами?