Базы данных

Возможно, рано или поздно встанет вопрос об объединении национальных баз данных. Но пока таких баз нет.

Информационный обмен между государствами тоже не обсуждался. Просто различные страны подходят к вопросу по-разному. Американцы эти базы составляют, а с 1 января они уже все десять пальцев проверяют. В России же создание центров обработки данных только начинается. Впрочем, что касается единой базы, из которой при желании можно узнать, когда зацветает яблоня, растущая под окном гражданина С., паспорт, серия, номер, выдан райотделом УВД, не был, не привлекался, без в/п, — то не факт, что мы вообще к этому придем.

— В России у многих ведомств есть свои базы персональных данных: у Пенсионного фонда, налоговых органов, паспортных столов и т. д., — говорит Леонид Юхневич. — Они все разобщены, расхождения между этими базами весьма существенные. А все потому, что нет единой достоверной, эталонной базы идентификационных данных населения России, в силу чего каждый гражданин определяется в каждой базе данных по-разному.

Решение проблемы идентичности баз данных заключается в создании информационного ресурса — государственного регистра населения, в котором помимо основных идентификационных данных гражданина (фамилия, имя, отчество, пол, дата и место рождения) содержится и идентификатор персональных данных. Именно эти параметры позволяют организовать информационное взаимодействие различных ведомственных баз данных и гарантировать при этом полную идентичность обрабатываемых данных. По такому пути идут развитые страны, включая США. Отсутствие в Германии такого идентификатора связано скорее с другими причинами, нежели с различием в технологическом подходе к идентичности баз данных о населении.

В настоящее время развитие работ по созданию государственного регистра населения сдерживается отсутствием нормативной базы. Вступивший в силу закон «О персональных данных» регламентирует работу с персональными данными и определяет возможность создания регистра населения, но для этого требуется принятие федерального закона, который должен четко регламентировать статус регистра населения, состав данных и источники наполнения регистра и актуализации данных.

Дабы не сложилось впечатления, что НИИ «Восход» занимается только паспортами, мы решили в двух словах упомянуть и другие проекты института, которые всем нашим читателям известны, но, возможно, не ассоциируются с его именем. В первую очередь это ГАС «Выборы», которая как раз сейчас подвергается очередной существенной модернизации: на ближайших выборах в Госдуму многие избиратели впервые столкнутся с системами сенсорного (электронного) голосования. В настоящее время проведены приемочные испытания комплекса для электронного голосования, результаты которых утверждены межведомственной комиссией. По словам Леонида Юхневича, все доработки планируется закончить до марта.

Также «на балансе» у «Восхода» ГАС «Правосудие». Работа над ней началась в 2004 году. С 2007 года система, которая включает в себя автоматизированные рабочие места, объединенные в локальную сеть, и 27 подсистем будут развертываться на всей территории страны. Это позволит автоматизировать деятельность судов общей юрисдикции, судебных департаментов, начиная от районного уровня и заканчивая Верховным Судом РФ. По сути, «Правосудие» задумывается как единое информационное пространство для судебной системы, благодаря которому судьи, например, смогут быстро находить похожие дела, чтобы посмотреть, какие решения были приняты их коллегами ранее (право у нас по-прежнему непрецедентное, но две головы всегда лучше). Часть подсистем «Правосудия» призвана обеспечить прозрачность работы судов. Ознакомиться с тем, в каком состоянии находится рассматриваемое дело или иск, смогут не только судьи, но и заинтересованные граждане (впрочем, за судьями оставлено право купировать информацию — во-первых, нет законодательной базы, позволяющей выкладывать все в открытый доступ, а во-вторых, существуют очевидные этические ограничения).

Уже сейчас открыто более 2600 сайтов судов и управлений Судебного департамента. Часть из них находится в стадии заполнения, большинство активно функционирует. В начале 2008 года все суды и управления (отделы) департамента будут иметь свои сайты, хотя наполнение и использование их зависит от готовности того или иного региона.

Автор: Павел Протасов

Начну с небольшого экскурса в историю. Статья за «пиратство» появилась в Уголовном кодексе РФ 1996 года. Однако до начала двухтысячных она практически не применялась. Переломным моментом стоит считать февраль 2001 года. Тогда состоялся семинар для руководителей и следователей прокуратуры, где обсуждались вопросы борьбы с контрафактными произведениями. Выступали представители тех регионов, в которых были хоть какие-то дела по статье 146.

Естественно, практика в разных областях сильно разнилась, однако чуть ли не каждый второй докладчик в качестве основной проблемы применения статьи называл затруднения с определением размеров «крупного ущерба», который нужен для наличия состава преступления. По «имущественным» статьям УК с ущербом все понятно. А вот как определить ущерб от копирования нематериальной информации? Естественно, практика пошла разными путями: кто в лес, кто по дрова… Скажем, юридический советник РАПО предложил методику «сто МРОТ за одну видеокассету» [15, с. 129], подкрепив свои выкладки положениями закона «Об авторском праве и смежных правах». А вот в прокуратуре Москвы крупным считали ущерб, превышающий 500 МРОТ [15, с. 108]. Судья Верховного суда В. В. Дорошков ввел в оборот термин «крупный моральный ущерб» [15, с. 37]. Короче говоря, разброд и шатания…

Поэтому, когда заместитель Генерального прокурора В. В. Колмогоров выпустил информационное письмо [4] по итогам семинара, методике подсчета ущерба было отведено в нем заметное место. Основной идеей подсчета была такова — относить к ущербу все, что только можно, потому что «понятие ущерба в уголовном праве шире понятия убытков по гражданскому праву». Это было что-то новенькое: в общую сумму заместитель Генпрокурора предлагал записать «моральный ущерб», «ущерб от нарушения конституционного права на охрану законом интеллектуальной собственности (ст. 44 Конституции Российской Федерации)», «ущерб деловой репутации, причиненный легальному производителю».

С точки зрения уголовного права это нонсенс. Ни по каким другим составам преступлений понятие ущерба не трактовалось так широко [Статьей 3 УК вообще запрещено применение уголовного закона по аналогии]. Надо сказать, что ГК не знает «имущественного ущерба» вообще: в его 15-й статье вводится понятие «убытков», которые состоят из «реального ущерба» (то есть материальных потерь) и «упущенной выгоды» (то есть доходов, которые были бы получены при нормальном ходе событий). А «моральным», в соответствии со 151-й статьей ГК, бывает только «вред» [Кстати, если верить Гражданскому кодексу (глава 59), то как раз понятие «вреда» шире понятия «убытков»: вред может причиняться, кроме имущества, еще и личности и здоровью гражданина].

Вот и громоздят сейчас суды в приговорах сомнительные юридические конструкции типа «имущественный ущерб в виде упущенной выгоды». Если бы такое сказал студент на экзамене — его бы выгнали за дверь, а в приговор писать — можно. Но если по уголовному делу, например, о краже попросить записать в «крупный ущерб» «упущенную выгоду» или «деловую репутацию», то просьба эта столкнется, скажем так, с непониманием суда. Общая часть УК четко разделяет «имущественный ущерб», «упущенную выгоду» и «моральный вред». И все, что не «ущерб», должно вписываться в гражданский иск, который рассматривается в рамках уголовного дела.