Он поигрывал длинной ножкой своего бокала:

— Вы выбрали для себя вечерние платья, сеньорита?

Всякий раз, когда он обращался к ней по-испански, она замечала, что инстинктивно стремится ответить в том же духе:

— Да, сеньор. Я действительно очень признательна вам за ваше великодушие, но…

— Когда-нибудь я должен буду предоставить вам возможность вознаградить меня за это, — насмешливо закончил он за нее. — Ну, что же! Вы будете должны мне за эти несколько платьев, работу и крышу над головой. Счет получится нешуточный, но я обещаю в один прекрасный день представить его вам.

Его улыбка, сопровождавшая эти слова, показалась ей странной, будто он насмехался над ней и в то же время испытывал сильнейшее раздражение. Он откинулся на спинку стула и легким кивком приветствовал элегантную темноволосую сеньору, сидевшую за одним из соседних столиков. Она сверкнула улыбкой женственной испанки, и Ванесса, бросив на дона взгляд из-под ресниц, поразилась выражению его глаз, которое можно было определить как жадное нетерпение.

Красивая, привлекательная, знающая толк в мужчинах сеньора, по-видимому, чем-то напомнила ему Лусию Монтес. Наверное, прошлой ночью он держал ее в объятиях и торопливо шептал, что она должна поскорее вернуться в замок. Сказал ли он уже, что собирается поселить ее там для того, чтобы она принадлежала ему всецело? Как он сказал ей об этом: с помощью слов или, чтобы выразить свое намерение, достаточно было поцелуев?

Ванесса промокнула салфеткой рот и взглянула на дона. Его жесткий рот выражал всю противоречивость натуры. Губы говорили о том, что он может быть страстным любовником и нередко излишне своеволен. Но в то же время женщина сумеет одержать над ним верх, если ей известно, как справиться с этой щекотливой задачей. А Лусия, будучи испанкой до кончиков ногтей, конечно, знала способ, как обвести властного испанца вокруг своего изящного пальчика…

Ванесса вздрогнула, почувствовав, как кто-то тронул ее за плечо, и веселый голос произнес, растягивая слова:

— Мне бы хотелось забрать мисс Кэррол как-нибудь вечерком, дон Рафаэль. Как вы на это посмотрите?

— Конечно, мой друг. — Дон перевел подозрительный взгляд с загорелого лица техасца на испуганную Ванессу. Она не ожидала, что Гарри атакует стан противника, и, онемев, услышала, как Элсинг попросил уточнить; в какой именно вечер она свободна. — Мисс Кэррол имеет право сама выбрать для себя свободный вечер, — отозвался ее патрон, и в его голосе ей послышались стальные нотки. — Не сомневаюсь, друг, что она оценит ваше общество, после того как провела несколько недель среди… иностранцев. Я правильно выражаюсь? — Черная бровь учтиво приподнялась, испещренные крапинками сверкающие агатовые глаза снова взглянули на Ванессу. — Не вызывает сомнений, что темперамент северных американцев имеет много общего с английским. Вы согласны со мной, сеньор Элсинг?

— Всецело! — рассмеялся Гарри, которого, в отличие от Ванессы, нисколько не обескуражили холодные и церемонные манеры идальго. Он перевел свой беспечный самоуверенный взгляд на Ванессу и весело сказал: — Если суббота вас устроит, Ванесса, я заеду за вами около половины восьмого, и мы проведем волшебный вечер.

— Х-хорошо, Гарри. — Она слышала свой голос будто издалека. Его энтузиазм настолько ошеломил ее, что она и сама не знала, хочет ли этой встречи. В то утро она искренне обрадовалась новому знакомству, но подобная настойчивость была ей неприятна. С одной стороны, он выглядел мужественно и нравился ей. Но с другой — что ж, она всегда понимала, что одинокая женщина представляет собой легкую добычу, и легко совершает ошибки.

— До субботы, дорогая. — Он сжал ей плечо, ухмыльнулся Барбаре, которая с интересом наблюдала за происходящим, и бросил дону: — Благодарю, сеньор, за то, что позволили мне поухаживать.

Дон холодно и надменно улыбнулся:

— Не забудьте, друг, что в моем доме соблюдают испанские обычаи, и я рассчитываю, что сеньорита вернется под мой кров не позднее десяти вечера.

— Что? — Гарри расхохотался, но тут же недоуменно умолк. — Вы шутите!

— Если вы думаете, что я пошутил, то, уверяю вас, что и не думал этого делать, сеньор Элсинг.

— Но я не могу обещать, что мы закончим вечеринку так скоро…

— Полагаю, вам придется, — сухо прервал его дон Рафаэль. — Мисс Кэррол остается на моем попечении до тех пор, пока не покинет остров. К тому же время с семи тридцати до десяти мне кажется вполне достаточным, чтобы успеть насладиться обществом друг друга.

— Это чертовски старомодно, если хотите знать мое мнение, дон Рафаэль! — раздраженно воскликнул Гарри. — Ванесса — англичанка. Она не привыкла жить под контролем. Десять часов, ничего себе! Да вечер в это время только начинается! Бросьте, сеньор, имейте же сердце!

Губы дона застыли в ледяной улыбке:

— Хотите верьте, хотите нет, сеньор Элсинг, но сердце у меня есть, и ваши чувства мне понятны. Позвольте заметить, что ваш спутник, сеньорита, проявляет признаки нетерпения.

Гарри обернулся через плечо, спрятал под пиджак свой модный галстук и обратился к Ванессе:

— Вы и в самом деле влипли в историю. Посмотрим, что тут можно сделать. До скорого, дорогая!

Он отошел и снова присоединился к своему приятелю. Ванесса же, встретившись с взглядом агатовых глаз Рафаэля, почувствовала, как вспыхнули ее собственные: — Я не ребенок, дон Рафаэль. И в состоянии сама позаботиться о себе.

— В ваших словах я слышу вызов, мисс Кэррол, и поэтому сомневаюсь, верите ли вы сами в то, что говорите.

— О, временами вы бываете просто невыносимы!

Он чувствовал, что попал в цель, потому что был совершенно прав: таким человеком, как Гарри, который светлыми глазами и бесшабашным видом и в самом деле напоминал возмужавшего Джека Конроя, она действительно могла увлечься. Обмануть себя мыслью, что нашла, наконец, любовь и защиту. Это могло произойти очень просто — когда на небе светит луна, а пряный ветер острова навевает оцепенение, отнимающее последнюю волю к сопротивлению…

Загорелая, смуглая рука Рафаэля накрыла вдруг ее ладонь, бессильно лежащую на столе, словно немой крик о помощи.

Она вздрогнула, услышав холодный голос:

— Я не одобряю игры с чувствами, а сеньор Элсинг мне кажется таким человеком, который часто позволяет себе подобные развлечения. Помните, когда я только привез вас на Луенду, я сказал вам, что займу место вашего дяди и буду руководить вами так, как это сделал бы он. А я человек слова! — Произнеся это, он прижал ее руку к столу, а его сверкающие глаза, в глубине которых мерцали золотистые искорки, буравили ее пристальным взглядом, стремясь сломить последнее сопротивление. Она сделала усилие, чтобы отвести глаза и освободить руку, но он не позволил ей сделать ни то, ни другое. Она с трудом дышала. Она ненавидела его… потому что то, что он сказал о Гарри, было истинной правдой… и потому, что от его, Рафаэля, прикосновения она чувствовала в крови такие электрические разряды, которые лишали ее воли к сопротивлению. Однако она опять пошла в наступление:

— Если я захочу, то мы с Гарри все равно будем друзьями, и вы ничего не сможете с этим поделать.

— Напротив, мисс Кэррол, я могу сделать все, что захочу, на любом из месторождений этого острова. — Его пальцы сильнее сжали ее руку. — Ведь сеньор Элсинг работает на одном из них?

У нее перехватило горло. Нет, она не могла поверить, что он действительно способен лишить Гарри работы, но при одном взгляде, который она бросила украдкой на его надменное лицо, ее уверенность поколебалась.

Для того чтобы всегда добиваться своего, идальго из Луенды нужна была немалая жесткость. Она видела это в его глазах, ощущала в том, как он держал ее руку, как билось ее сердце. И, когда ее губы шевельнулись было в немом протесте, рот дона тронула улыбка беспощадной уверенности в свой абсолютной власти над ней.

Ночью в пятницу Ванесса лежала под сетчатым пологом, слушала пение цикад и древесных лягушек, слабый шелест пальмовых листьев и время от времени раздававшийся таинственный крик ночной птицы.