– Смотрятся они чудесно, – заметила я. – Времени, должно быть, вы потратили немало.

– Это из тонкой шерсти, – повторила женщина. Она снова положила кофты в узел и тщательно его завязала. – Ну, мне пора обратно. Отец будет беспокоиться.

Она поднялась с места и сошла с татами. Я помогла ей надеть деревянные сандалии. Марико шагнула на край татами, и пожилая женщина легонько коснулась ее макушки.

– Не забудь же, Марико-сан, передай маме, что я тебе сказала. А о котятах не беспокойся. У нас в доме для них полно места.

– Мы скоро приедем, – отозвалась Марико. – Я передам маме.

Женщина снова улыбнулась, потом с поклоном обратилась ко мне:

– Я рада с вами познакомиться. Дольше задерживаться не могу. Мой отец неважно себя чувствует.

– А, это вы, Эцуко, – произнесла Сатико, когда я тем вечером снова пришла к ней в домик. Засмеявшись, она добавила: – Не удивляйтесь так. Вы ведь не думали, что я навеки здесь застряну?

Предметы одежды, одеяла, уйма прочих вещей были раскиданы по татами. Я в ответ что-то пробормотала и пристроилась в сторонке, чтобы не мешать. На полу возле меня лежали два великолепных на вид кимоно, которых я на Сатико не видела ни разу. Посередине комнаты в картонной коробке был упакован ее изящный чайный сервиз из светлого фарфора.

Сатико широко раздвинула центральные панели окон – впустить в комнату остатки дневного света; сумерки, однако, начинали сгущаться, и закатные лучи едва проникали в дальний конец веранды, где тихо сидела Марико, наблюдая за матерью. Поблизости от нее шаловливо боролись два котенка, третьего девочка держала на руках.

– Я думаю, Марико вам рассказала, – начала я. – Сегодня у вас была гостья. Ваша родственница.

– Да, Марико мне рассказала. – Сатико продолжала собирать чемодан.

– Вы уезжаете утром?

– Да, – нетерпеливо бросила Сатико. Вздохнув, она взглянула на меня: – Да, Эцуко, мы уезжаем утром. – Она сунула что-то в угол чемодана.

– У вас столько багажа. Как вы это все унесете?

Сатико продолжала молча укладываться, потом сказала:

– Вам, Эцуко, это прекрасно известно. Мы уложим все вещи в машину.

Я молчала. Сатико перевела дыхание и глянула через комнату в мою сторону.

– Да, Эцуко, мы уезжаем из Нагасаки. Уверяю вас, я твердо намеревалась пойти к вам попрощаться, как только уложу вещи. Я ни за что бы не уехала, не поблагодарив вас за вашу доброту. Кстати, что касается моего долга, то он будет вам возвращен по почте. Об этом, пожалуйста, не беспокойтесь.

Она снова принялась за сборы.

– Куда вы направляетесь? – спросила я.

– В Кобе. Теперь все решено, раз и навсегда.

– В Кобе?

– Да, Эцуко, в Кобе. А потом в Америку. Фрэнк все устроил. Вы мной недовольны?

Она мельком улыбнулась и вновь занялась вещами.

Я не сводила с нее глаз. Марико тоже. Котенок в ее руках извивался, стараясь спрыгнуть на татами к товарищам, но девочка держала его крепко. В углу комнаты я заметила коробку для хранения овощей, которую она выиграла по лотерее: Марико, по-видимому, превратила ее в домик для котят.

– Кстати, Эцуко, вон в той куче, – Сатико показала на нее рукой, – лежат вещи, которые мне придется оставить. Я понятия не имела, что их столько наберется. Кое-что еще довольно приличного качества. Прошу вас, воспользуйтесь ими по своему усмотрению. Конечно же, я совсем не хочу вас обидеть. Просто кое-что еще может куда-нибудь сгодиться.

– А как ваш дядя? И его дочь?

– Мой дядя? – Сатико пожала плечами. – Спасибо ему, что он пригласил меня к себе в дом. Но, боюсь, у меня теперь другие планы. Вы не представляете, Эцуко, с каким облегчением я вздохну, когда отсюда уеду. Надеюсь больше никогда не видеть этого убожества. – Она бросила на меня взгляд и рассмеялась. – Я прекрасно понимаю, что вы думаете. Но уверяю вас, Эцуко, вы глубоко заблуждаетесь. На этот раз он меня не подведет. Он приедет сюда на машине – завтра, с утра пораньше. Вы за меня не рады?

Сатико оглядела разбросанные на полу вещи и вздохнула. Потом, переступив через кучу одежды, опустилась на колени перед коробкой с чайным сервизом и принялась набивать ее тряпьем.

– Ты еще не решила? – вдруг спросила Марико.

– Не будем больше об этом говорить, Марико. Я сейчас занята.

– Но ты сказала, я могу их оставить. Разве ты не помнишь?

Сатико осторожно встряхнула коробку, чашки все еще дребезжали. Она огляделась, подобрала кусок ткани и начала ее разрывать.

– Ты сказала, я могу их оставить, – повторила Марико.

– Марико, подумай хоть немного над нашим положением. Каким образом мы сумеем взять с собой этих зверьков?

– Но ты сказала, я могу их оставить.

Сатико вздохнула, словно что-то обдумывая, потом поглядела на сервиз и на ткань, которую держала в руках.

– Мама, ты обещала, – повторила Марико. – Ты что, не помнишь? Ты сказала, можно.

Сатико посмотрела на дочь, потом на котят.

– Сейчас все по-другому, – ответила она устало. На лице ее выразилось раздражение, и она отшвырнула от себя тряпки. – Марико, сколько можно думать об этих котятах? Каким образом мы возьмем их с собой? Нет, придется оставить их здесь.

– Но ты сказала, я могу оставить их у себя.

Сатико зло посмотрела на дочь:

– Ты можешь подумать о чем-нибудь другом? – Она понизила голос чуть ли не до шепота. – Ты все еще такая маленькая, что не видишь ничего вокруг, кроме этих поганых тварей? Пора бы немного повзрослеть. Нельзя же всю жизнь носиться со слезливыми привязанностями. Это всего лишь… всего лишь животные,разве ты не видишь? Ты что, дитятко, этого не понимаешь? Не понимаешь?

Марико молча смотрела на мать.

– Если хочешь, Марико-сан, – вмешалась я, – я могу приходить и время от времени их кормить. А потом они постепенно сами найдут себе дом. Незачем беспокоиться.

Девочка обернулась ко мне:

– Мама сказала, я могу оставить котят у себя.

– Хватит ребячиться, – оборвала ее Сатико. – Ты это нарочно, как всегда, фокусы строишь. Чего стоят эти поганые твари?

Она встала и направилась в угол к Марико. Котята поспешно разбежались по татами. Сатико поглядела на них и шумно перевела дыхание. Потом, сохраняя полное хладнокровие, перевернула коробку для хранения овощей набок, так что проволочная сетка оказалась сверху, схватила котят и по одному покидала их внутрь. Третьего Марико по-прежнему крепко прижимала к себе.

– Отдай мне его, – обратилась Сатико к дочери.

Марико не отпускала котенка. Сатико шагнула вперед и протянула руку. Девочка бросила взгляд на меня:

– Это Атсу. Хотите его посмотреть, Эцуко-сан?

– Отдай, Марико, – потребовала Сатико. – Это всего лишь животное, как ты не понимаешь. Марико, почему ты не можешь этого понять? Не доросла еще? Это не твой ребенок, а просто животное – вроде крысы или змеи. А ну, отдай.

Марико, не спуская глаз с матери, медленно опустила котенка и уронила его перед ней на татами. Когда Сатико его подобрала, он забарахтался у нее в руках. Сатико кинула его в коробку и задвинула проволочную сетку.

– Побудь здесь, – бросила Сатико дочери и взяла коробку. Проходя мимо меня, она сказала: – Надо же, такая глупость, это всего-навсего животные, нечего о них думать.

Марико вскочила на ноги и, казалось, хотела пойти за матерью, но Сатико на пороге обернулась к ней со словами:

– Делай как велено. Побудь здесь.

Марико постояла, где была – на краю татами, глядя на дверь, за которой скрылась ее мать.

– Подожди маму здесь, Марико-сан, – сказала я ей.

Девочка взглянула на меня, но через миг ее уже не было.

Минуту-другую я не могла двинуться, потом встала с места и надела сандалии. С порога я увидела Сатико на берегу: коробку для хранения овощей она положила у ног и, казалось, не замечала дочери, стоявшей в нескольких ярдах за ее спиной, как раз на вершине крутого спуска. Я поспешила от домика к Марико.