– Да, и очень успешно. А главное, подумывает снова жениться.

– Неужели?

– Он сказал когда-то, что никогда больше не женится, но теперь начинает опять смотреть в будущее. На примете у него, правда, никого пока нет, но, по крайней мере, он начал думать о будущем.

– Здравые мысли, – сказал Огата-сан. – Но он ведь еще совсем молод, не так ли?

– Да, конечно. У него вся жизнь впереди.

– Конечно же впереди. Впереди вся жизнь. Вы должны подыскать хорошую молодую девушку, миссис Фудзивара.

Миссис Фудзивара рассмеялась:

– Не думайте, что не пыталась. Но молодые женщины теперь совсем другие. Поразительно, насколько быстро все переменилось.

– Совершенно справедливо. Молодые женщины теперь такие своенравные. Толкуют только о стиральных машинах и американских платьях. Вот и Эцуко ничем от них не отличается.

– Глупости, отец.

Миссис Фудзивара снова рассмеялась:

– Помню, когда я впервые услышала о стиральной машине, то не могла поверить, что кому-то захочется ее иметь. С какой стати тратить уйму денег, если у тебя две руки – управляться с работой. Но Эцуко, уверена, со мной не согласится.

Я собиралась что-то возразить, но Огата-сан меня опередил:

– Позвольте, я вам расскажу о том, что на днях услышал. Мне, собственно, это рассказал сослуживец Дзиро. На выборах – очевидно, последних – его жена разошлась с ним во мнении, за какую партию голосовать. Ему пришлось ее поколотить, но она не уступила. И вот в итоге оба проголосовали за разные партии. Можете себе представить, чтобы нечто подобное случилось раньше? Неслыханно.

Миссис Фудзивара со вздохом покачала головой:

– Теперь все по-другому. Но я слышала от Эцуко, что у Дзиро-сан дела идут блестяще. Вы должны им гордиться, Огата-сан.

– Да, по-моему, у мальчика все обстоит довольно неплохо. Сегодня, кстати, он представляет свою фирму на весьма важной встрече. Похоже, его снова хотят повысить по службе.

– Чудесно.

– Его только в прошлом году повысили. Начальство, по-видимому, хорошего о нем мнения.

– Чудесно. Вы должны им очень гордиться.

– Он настоящий труженик. И всегда был таким – с малых лет. Помню, тогда все прочие отцы втолковывали своим отпрыскам, что надо прилежней учиться, а мне приходилось заставлять его побольше гулять, не вредить здоровью усердными занятиями.

Миссис Фудзивара рассмеялась и покачала головой:

– Да, у Кадзуо работа тоже на первом месте. Часто допоздна засиживается над бумагами. Я убеждаю его не перенапрягаться, но он и слушать не хочет.

– Где уж им кого-то слушать. Но, должен признать, я и сам был таким же. Когда веришь в свое дело, нет охоты тратить время попусту. Моя жена вечно уговаривала меня проще смотреть на вещи, но я только отмахивался.

– Вот-вот, и Кадзуо из того же теста. Но ему придется поменять привычки, когда он снова женится.

– Не очень на это рассчитывайте, – рассмеялся Огата-сан, аккуратно складывая палочки над чашкой. – Право же, обед был превосходный.

– Что вы, что вы. Уж извините, ничего получше не смогла вам предложить. Не хотите ли еще?

– Если можно, то с удовольствием. Считаю, грех пренебречь хорошей кухней.

– Что вы, что вы, – снова произнесла миссис Фудзивара, вставая с места.

Вскоре после того, как мы вернулись домой, пришел с работы и Дзиро – примерно на час раньше обычного. Перед тем как отправиться в ванную, он весело приветствовал отца: вчерашняя вспышка была, очевидно, забыта. Из ванной он явился переодетым в кимоно, мурлыча себе под нос, устроился на подушке и принялся вытирать голову полотенцем.

– Ну и как все прошло? – спросил Огата-сан.

– Что прошло? А, ты имеешь в виду встречу. Неплохо. Совсем неплохо.

Я была на пути в кухню, но помедлила у двери, ожидая услышать, что Дзиро еще скажет. Его отец тоже смотрел на него. Дзиро, не глядя на нас, продолжал сушить волосы.

– Собственно говоря, – начал он, – думаю, что неплохо. Я убедил их представителей подписать соглашение. Не контракт как таковой, но фактически то же самое. Мой начальник был немало удивлен. Не в их правилах брать на себя подобные обязательства. С работы меня отпустили пораньше.

– Что ж, отличная новость, – сказал Огата-сан и засмеялся. Он перевел взгляд на меня, потом на сына. – Отличная новость.

– Поздравляю, – сказала я, улыбнувшись. – Очень рада.

Дзиро посмотрел на меня так, словно бы впервые меня заметил:

– Что ты стоишь на месте? Я бы не отказался от чаю.

Он отложил полотенце и начал причесываться.

В тот вечер, чтобы отметить успех Дзиро, я приготовила кушанье повкусней. Ни во время ужина, ни позже Огата-сан ни словом не обмолвился о встрече с Сигэо Мацудой. Но едва мы приступили к еде, он внезапно объявил:

– Итак, Дзиро, завтра я от вас уезжаю.

Дзиро вскинул на него глаза:

– Ты уезжаешь? О, какая жалость. Но надеюсь, тебе у нас понравилось.

– Да, я хорошо отдохнул. Собственно, пробыл у вас гораздо дольше, чем предполагал.

– Ты у нас желанный гость, отец, – продолжал Дзиро. – Торопиться незачем, уверяю тебя.

– Спасибо, но мне пора восвояси. Дел у меня почти не осталось.

– Пожалуйста, приезжай к нам снова, когда тебе будет удобно.

– Отец, – вставила я, – вы должны приехать посмотреть на малыша, когда он появится.

Огата-сан улыбнулся:

– Быть может, на Новый год. Раньше, Эцуко, я вряд ли стану тебя беспокоить. Тебе и без меня хватит хлопот.

– Жаль, что именно сейчас я был занят по горло, – сказал муж. – В следующий раз, наверное, будет полегче и мы найдем больше времени для того, чтобы поговорить.

– Ничего, Дзиро, не огорчайся. Для меня самое радостное – видеть, как ты всего себя отдаешь работе.

– Теперь, когда вопрос с этой сделкой решен окончательно, я буду посвободней. Досадно, что тебе приходится уезжать именно сейчас. А я было собирался взять денька два выходных. Но, наверное, ничего не поделаешь.

– Отец, – вмешалась я, – если Дзиро будет несколько дней свободен, нельзя ли вам остаться еще на недельку?

Дзиро прекратил жевать, но головы не поднял.

– Заманчиво, – отозвался Огата-сан, – но, думаю, мне и вправду пора в дорогу.

– Жаль, – проговорил Дзиро, кладя в рот кусок.

– Да, необходимо докончить с верандой до приезда Кикуко с мужем. Они непременно захотят навестить меня осенью.

Дзиро не ответил, и некоторое время мы ужинали молча. Потом Огата-сан произнес:

– А кроме того, я не в состоянии тут сидеть и весь день думать о шахматах. – Он как-то странно усмехнулся.

Дзиро кивнул, но ничего не сказал. Огата-сан снова рассмеялся, и мы продолжили ужин в молчании.

– Ты теперь пьешь саке, отец? – вдруг спросил Дзиро.

– Саке? Иногда, капельку. Не очень часто.

– Поскольку это наш последний совместный вечер, может быть, выпьем немного саке?

Огата-сан, казалось, с минуту раздумывал – и наконец с улыбкой сказал:

– К чему суматоха вокруг такого старика, как я? Но за твое блестящее будущее я вместе с вами выпью.

Дзиро кивнул мне, и я достала из буфета бутылку и две чашки.

– Я всегда знал, что ты далеко пойдешь, – говорил Огата-сан. – Ты всегда многое обещал.

– Из того, что произошло сегодня, вовсе не следует, что повышение мне гарантировано. Но, полагаю, мои усилия вреда не нанесли.

– Ну да, конечно. Сомневаюсь, что ты себе сегодня очень уж повредил.

Оба молча следили, как я разливаю саке. Затем Огата-сан положил палочки и поднял свою чашку:

– За твоё будущее, Дзиро.

Муж, все еще с набитым ртом, тоже поднял чашку:

– И за твоё, отец.

На память, насколько я понимаю, полагаться нельзя: нередко на нее заметно воздействует обстановка, окружающая того, кто вспоминает; это, несомненно, касается и кое-каких моих воспоминаний, здесь собранных. Заманчиво, к примеру, убедить себя в том, что я испытывала в тот день некое предчувствие, что тягостный образ, возникший в моем представлении, разительно отличался, будучи гораздо более живым и ярким, от бессчетных фантазий, витающих в воображении в долгие часы бездействия.