– Я удивлю тебя. Приду раньше, чем ты думаешь.
Он отвернулся, и панель закрылась.
В конце коридора за красной завесой открылся проход между большим окном и аркадой. Через арки Ланарк рассмотрел пять кроватей собственной палаты и почувствовал себя так, словно вернулся домой. Ему показалось странным, что серебряный дракон с самого начала находился в такой близости. Он подошел к своему шкафчику, вынул книги и поспешил обратно к занавеске. С другой стороны она открылась легко, одним прикосновением пальца. Ланарк знал, что это всего лишь тонкая, как бумага, мембрана, не снабженная никакими запорами, однако она не поддалась. Он несколько раз атаковал ее плечом, но она только дрожала и громыхала, как барабан. Раздраженный, он уже собирался лягнуть перегородку ногой, но тут его взгляд упал на окно. За ним виднелась с высокой точки тихая улица под пленкой изморози, в дальнем ее конце стояло трехэтажное красное здание из песчаника. Чистые стекла блестели на утреннем солнце; в бледном зимнем небе вился дым из труб. Из огороженного дворика при доме поднялся по ступенькам мальчик шести или семи лет, со школьной сумкой, в темно-синем плаще и шерстяном шлеме и двинулся по тротуару налево. Прямо напротив Ланарка между занавесками в окне-эркере появилась усталая женщина с худым лицом. Она наблюдала за мальчиком, который, дойдя до угла, обернулся, чтобы махнуть ей рукой, и стукнулся головой о фонарный столб. Ланарк сперва испугался, потом, вслед за матерью, усмехнулся. Печально потирая ушибленное ухо, мальчик зашел за угол. Женщина обернулась, посмотрела прямо на Ланарка и удивленно прикрыла рот рукой. Ланарк хотел помахать ей, как помахал мальчик, открыть окно и крикнуть что-нибудь ободряющее, но по улице проехала тележка молочника с запряженной в нее гнедой лошадью, а когда он вновь перевел взгляд на окно-эркер, там было пусто.
Видение тронуло Ланарка до глубины души. Чтобы сцена не сменилась какой-нибудь другой, он опустил штору и, внезапно почувствовав себя совершенно разбитым, отправился в палату. Согласно часам, он отсутствовал меньше трех часов, но ему казалось, что прошло много дней. Он положил книги и белый халат на стул, скинул с себя туфли и лег в кровать, собираясь отдохнуть минут десять-пятнадцать.
Его разбудило радио, повторявшее «плин-плон, плин-плон, плин-плон». Ланарк протянул руку, вынул его из кармана халата и включил. Озенфант сказал:
– Одного сна недостаточно, дружище, иногда нужно и есть. Ступайте в клуб для персонала. Белый халат оставьте в палате. Вечер – время веселья и радости.
– Как найти этот клуб?
– Идите в ближайший зал и садитесь в любой лифт. Если хорошо попросите, он привезет вас прямо туда. Сошлитесь на меня.
Ланарк обулся, сунул под мышку книги и через завесу шагнул в шумный коридор, предназначенный для выхода. На этот раз он не обращал внимания на голоса и задумался о том, как не отставать от окружающих. Обычные законы, управляющие движением тел, тут как будто не действовали. Откинуться назад, против потока, значило непременно упасть, но если склониться вперед, он подхватывал тебя и нес проворно, не роняя. Большинство довольствовалось быстрым продвижением под углом в сорок пять градусов, но один или двое попутчиков пронеслись мимо, как ракета, на уровне коленей Ланарка. Они наклонялись к самому полу: можно было подумать, что они ползут. В большом зале было не так людно, как в прошлый раз. Ланарк вошел в лифт, который, видимо, должен был наполниться, прежде чем пойти вверх. В углу болтали двое мужчин, везших с собой веху и треногу.
– Таких крупных работ мы еще не вели.
– Благородный лорд желает, чтобы все было закончено за двенадцать дней.
– Да у него крыша поехала.
– Существо посылает тунгтаниевые вакуумные экскаваторы через группу «Алголагникс».
– Где мы возьмем для них энергию?
– У Озенфанта. Озенфанта и его малютки-катализатора.
– А он обещал?
– Нет, но он не может противопоставить себя президенту совета.
– А я сомневаюсь, что президент совета может противопоставить себя Озенфанту.
Лифт заполнился, и дверь закрылась. Голоса объявляли: «Гостиные», «Лекарский дортуар Q», «Клуб губкоотстойника».
– Клуб персонала, – сказал Ланарк.
– Который? – спросил лифт.
– Профессора Озенфанта.
Лифт загудел. Ближайшие соседи Ланарка молчали, но те, кто стоял поодаль, зашептались, бросая на него взгляды. Дверь открылась, впуская в себя звуки венского вальса. «Ваша остановка, доктор Ланарк», – сказал лифт.
Ланарк вошел в залитый неярким светом ресторан с низким синим потолком и толстым синим ковром. Пустые столики стояли без скатертей, за исключением дальнего, за которым сидел Озенфант. На нем был светло-серый костюм с желтым жилетом и галстуком; за пуговицу жилета была заткнута белая салфетка. Он с видимым удовольствием разрезал на тарелке какое-то лакомое блюдо, но, подняв глаза, сделал Ланарку знак подойти. Свет исходил от двух свечей на столе и от низких арок в стенах. За этими арками мавританского рисунка находились, судя по всему, ярко освещенные комнаты, расположенные ниже. Через ближайшую Ланарку был виден танцпол, где вальсировали ноги в черных брюках и длинных юбках.
Озенфант позвал:
– Присоединяйтесь ко мне. Остальные уже давно покончили с едой, но мне не так легко оторваться от кормушки.
Обогнув погруженные в тень столики, подошла официантка, отодвинула стул и предложила Ланарку меню. Блюда были обозначены на незнакомом языке. Вернув меню, Ланарк попросил Озенфанта:
– Вы не могли бы сделать за меня заказ?
– Конечно. Попробуйте «энигма де филе конгалез». После размазни, которую дают больным, вам должно прийтись по вкусу твердое мясное блюдо. – Озенфант глотнул из бокала в форме тюльпана, и уголки его губ опустились. – К сожалению, не могу порекомендовать вино. В этой области успехи синтетической химии оставляют пока желать лучшего.
Официантка поставила перед Ланарком тарелку с кубиком серого желе. Он срезал с поверхности тонкий кусок и обнаружил, что на вкус блюдо напоминает упругий лед. Он быстро глотнул, и ноздри его наполнились запахом горящей резины, но, как ни странно, язык почувствовал приятное тепло. Ланарк расслабился и в то же время ощутил в себе могучие силы. Он принялся за другой кусок – запах сделался еще противней. Положив нож и вилку, Ланарк сказал:
– Больше не могу.
Озенфант поднес к губам салфетку.
– Не важно. С одним глотком вы получаете все нужное питание. Когда вы привыкнете к запаху, то сможете есть больше, а через несколько лет начнете, как все мы, переедать.
– Через несколько лет меня здесь не будет.
– Да?
– Я собираюсь уйти, как только найду подходящего спутника.
– Почему?
– Мне нужно солнце.
Озенфант разразился смехом:
– Прошу прощения, но услышать, что вполне здравый человек питает такое странное пристрастие, было несколько неожиданно. Почему именно солнце?
Ланарк едва сдержал раздражение.
– Я хочу любить, видеться с друзьями, работать под солнцем.
– Но вы же не афинянин и не флорентиец – вы современный человек! В условиях современной цивилизации под солнцем работает презираемое, исчезающее меньшинство. Даже фермеры трудятся в четырех стенах. Что же до любви и дружбы, человечество всегда предпочитало наслаждаться тем и другим по ночам. Если бы вы предпочитали луну, я бы еще понял, но Аполлон нынче окончательно развенчан.
– Вы говорите как Сладден.
– Кто это?
– Человек из города, откуда я сюда поступил. Солнце светит там две-три минуты в день, и он считает, что это не имеет значения.
Прикрыв глаза руками, Озенфант произнес мечтательно:
– Город на берегу пересохшей реки. Город с площадью девятнадцатого века, уставленной безобразными скульптурами. Я прав?
– Да.