Литмир - Электронная Библиотека
A
A

( – Опять он про штурвал! Сейчас я заткну ему глотку. – И Атанас снова плюнул дымом в лицо Петканова.)

– А вы предпочли бы, – смело перешел к другому вопросу Солинский, – быть обвиненным в насилии над народом и в экономическом вандализме?

– У меня нет счета в швейцарском банке.

( – Значит, он у тебя в каком-то другом.)

– Отвечайте на вопрос.

– Я никогда и ничего не вывозил из этой страны. Вы говорите о грабеже и насилии. При социализме к нам поступала помощь от советских товарищей из их сырьевых ресурсов. Это вы сегодня приглашаете американцев и немцев именно для насилия и грабежа.

– Они вкладывают деньги…

– Ха! Они вкладывают в нашу страну гроши, чтобы вытянуть из нее миллионы. Типичные приемы капиталистов и империалистов. Тот, кто позволяет это делать, не только предатель, он еще и экономический кретин.

– Благодарю за лекцию. Но вы так и не ответили, какие обвинения вы бы предпочли. Какие преступления вы готовы признать?

– Как вы легко бросаетесь словами! Преступления! Да, я признаю, что допускал ошибки. Как миллионы моих соотечественников, я работал, и я ошибался. Мы работали, и мы ошибались, но страна шла вперед. Нельзя ставить главе государства в вину отдельные факты, вырванные из контекста эпохи. Я здесь защищаю не только себя, но и те миллионы патриотов, которые бескорыстно трудились все эти годы.

– В таком случае вы, может быть, расскажете суду о тех «ошибках», в которых вы соблаговолили признаться и которые, как вы, к счастью для себя, считаете, более простительны, чем преступления.

– Да, – сказал Петканов, к удивлению прокурора: он никак не ожидал, что подсудимый способен ограничиться таким простым словом. – Я беру на себя ответственность за кризис двенадцатого октября и хотел бы, чтобы доля моей ответственности стала более ясной. Я думаю, – продолжал он, вновь обретая тон, подобающий государственному деятелю, – что я, возможно, несу ответственность за внешний долг страны.

– Ага, хоть в чем-то вы признаете свою ответственность. Вспоминаете какие-то конкретные нарушения и готовы за них отвечать. И какого же, по вашему мнению, приговора заслуживает человек, который, пытаясь во что бы то ни стало удержаться у власти, увеличил внешний долг до таких размеров, что на его выплату каждый гражданин нашей страны должен отдать свой двухлетний заработок?

Петканов ответил сразу же:

– Больше всего здесь постарались вы. Инфляция, насколько мне известно, дошла теперь до сорока пяти процентов, в то время как при социализме ее вовсе не было, ведь мы с ней боролись, применяя научные методы. Во время октябрьского кризиса я, естественно, консультировался с лучшими экономическими экспертами партии и государства и опирался на их письменные заключения. Но я требую, чтобы степень моей личной ответственности была тоже определена. А затем, разумеется, – закончил он, явно довольный собой, – судить об этом должен народ.

– Господин Генеральный прокурор, – сказал Председатель суда, – я думаю, пора вернуться к делу.

– Прекрасно. Итак, господин Петканов, виновны вы в этом нарушении или нет: вы предоставили двадцать пятого июня тысяча девятьсот семьдесят шестого года, либо приказали предоставить, либо позволили предоставить упомянутому Милану Тодорову ордер на трехкомнатную квартиру в Золотом секторе комплекса «Восход»?

Петканов усталым жестом, как бы отмахиваясь от вопроса, опустился на стул.

– У вас хорошая квартира? – спросил он, ни к кому не обращаясь. – А у вас? А у вас? А у вас? – Он повернулся к заботливо склонившейся к нему надзирательнице: – А у вас?

( – У меня-то дрянь квартира, – сказал Димитр. – Двадцать процентов самой настоящей дряни.

– А чего же ты хочешь? Ты же должен президенту Бушу заработок за два года. Скажи спасибо, что не с цыганами живешь.

– Мы работали и ошибались. Мы работали и ошибались.

– Да, мы здорово ошибались.)

_______________

Чтобы дождаться автобуса, которым она ездила на работу, Мария Солинская целый час простояла возле дома комплекса «Дружба-1». Нет, у меня нет хорошей квартиры, думала она. Я хочу такую квартиру, где бы у Ангелины была не клетушка, а нормальная комната, где не отключали бы каждые два часа электричество и из крана шла вода, а не раздавалось лишь одно шипение, как сегодня утром. Все разладилось в нашем городе. Из-за нехватки бензина с улиц исчезли автомобили. Даже переведенные на газ машины стоят без дела, завернутые в пленку, с тех пор как было ограничено потребление газа для частных лиц. Автобусы ходят лишь тогда, когда подвезет бензин автоцистерна, когда починит двигатель механик, когда бандиты, сидящие за рулем, соизволят разнообразия ради вернуться на работу с черного рынка.

Ей сорок пять лет, и она все еще привлекательна, думала Мария, хотя остывающий пыл Петра не очень-то способствует такой уверенности. Но сейчас, во время Перемен, люди так страшно заняты или слишком измотаны, и, понятно, им не до любви. Вот и любовь пошла на убыль. А уж занимаясь любовью, они жутко боятся последствий. Статистика последнего года утверждает, что число рождений ниже количества абортов и числа смертей. Говорит это о положении в стране?

В самом деле, жена Генерального прокурора не должна часами ждать автобуса и встречать зарю трудового дня в окружении крепких крестьянских задов. А работала она как будто всегда хорошо, с полной отдачей. Ее отец был героем антифашистской борьбы. Дедушка – один из первых членов Партии, он вступил в нее еще раньше Петканова. Она ни разу в жизни его не видела, долгое время о нем почти и не упоминали, но после того как пришло письмо из Москвы, они снова могли им гордиться. Правда, Петр, когда она показала ему этот документ, не разделил ее радости. «Из двух неправд правду не скроишь», – заметил он в теперешнем своем обычном тоне: спокойно, уверенно, с торжеством.

Она вышла за него замуж, когда ей было двадцать. Вскоре после этого его отец совершил какую-то глупость. Его сослали в деревню, и люди говорили, что он еще легко отделался. И вот примерно в том же возрасте Петр выходит из партии; выходит по-дурацки, самым вызывающим образом, даже не посоветовавшись с ней. В нем была какая-то неугомонность, вечно он напрашивался на неприятности, точь-в-точь как его папаша. Вот теперь вдруг взялся быть обвинителем в деле Петканова. Немолодой уже профессор вздумал играть роль современного героя! Бедняга. Проиграет процесс – его в порошок сотрут, а выиграет – половина народа его возненавидит, а другая половина скажет, что он мог и лучше все это провести.

Генерал-лейтенант Ганин вошел, протягивая папку. Возможно, он так и проснулся утром с папкой в руках и, не зная, как от нее отделаться, заторопился на свидание с Генеральным прокурором.

– Мы надеемся, господин Генеральный прокурор, что процесс проходит в соответствии с вашими ожиданиями.

– Благодарю вас. Это вы о чем?

Солинский протянул руку, взял папку и вопросительно взглянул на генерала.

– Поясняю. Это донесение о нашем расследовании работы Специального технического отдела на Резковой улице. Главным образом за период с тысяча девятьсот шестьдесят третьего по тысяча девятьсот восьмидесятый год, до того момента, когда отдел был переведен в северо-восточный сектор. Многие из отчетов отдела сохранились полностью.

– Лучшие их работы?

– Кто это может определить, господин прокурор?

Генерал напряженно застыл перед Солинским и больше напоминал сейчас лейтенанта из провинциального гарнизона, чем одну из ключевых фигур государственной перестройки.

– Ну хорошо… Теперь по другому вопросу…

– Слушаю, господин Генеральный прокурор.

– Вы случайно не знаете… Это к делу не относится, мне просто интересно, что стало с тем бородатым студентом, который расцеловал вас тогда, на снегу?

– Ковачев. Разумеется, знаю. Он организует очереди за визами в консульстве Соединенных Штатов.

13
{"b":"147960","o":1}