Энн решительно открыла дверь. Комната была погружена в кромешную тьму, однако Энн показалось, что краем глаза она смутно уловила какое-то легкое движение. Ее мозг тут же подал сигнал к бегству. Однако убежать она не успела.

Комнату залил яркий свет, на мгновение ослепив Энн, и она невольно зажмурилась. В ту же секунду крепкие руки схватили ее за предплечья и оторвали от земли.

— Отпустите! — закричала Энн, отчаянно вырываясь и дрыгая ногами. — Отпустите меня сейчас же!

— Тихо, Энн. Криком ты ничего не добьешься.

При резком звуке голоса Рубена сердце Энн упало. Его подбородок был совсем близко, так что можно было даже разглядеть пробивавшуюся на нем щетину.

— Ты? Но как же?..

— Охранная система, — коротко пояснил Рубен и, опустив Энн на пол, решительно взял ее под локоть и потащил к коридору, Там уже выстроился караул охранников, глазевших на них с нескрываемым любопытством. — Камеры слежения по последнему слову техники. Как только ты вышла из спальни, они тут же включились.

Так он, значит, следил за ней всю дорогу, пока она на цыпочках кралась по особняку! И его охрана тоже! Сгорая от стыда, Энн возмущенно выкрикнула:

— Ты самый настоящий тюремщик!

— В таком случае ты — самая настоящая шпионка, — насмешливо отозвался Рубен.

Рубашка на его груди распахнулась, открыв мускулистую грудь в гораздо большей степени, чем это было приемлемо для душевного спокойствия Энн. Он казался первобытным дикарем, но при этом олицетворял собой власть и силу. Пять лет назад именно на эту удочку Энн и попалась.

— Я бы не стала обыскивать дом, если бы ты дал мне увидеться с сыном!

— В жизни не встречал более непокорной женщины.

— Что ж, остается только пожалеть, что ты вырос вдали от цивилизованного мира. Иначе тебе было бы прекрасно известно, что на свете полно женщин, сладить с которыми куда труднее, чем со мной. — Энн сделала тщетную попытку выдернуть локоть. — Да отпусти же меня, тебе говорят!

— Ни за что. — Рубен усилил захват. — Я не смогу заснуть, пока ты бродишь по дому, а если отправить тебя назад в твою спальню, то моей охране всю ночь не будет покоя. Нет уж, сегодня ночью ты будешь со мной и, даю слово, с места не сдвинешься.

Втолкнув Энн в свою спальню, Рубен захлопнул дверь. В укрепленных на стенах канделябрах горели свечи, мерцание пламени отбрасывало танцующие тени. Энн снова поежилась. Похоже, ее путешествие во времени завершилось где-то в мрачном Средневековье.

— К чему эти свечи?

— Так уютнее. — Рубен без особых церемоний опустил Энн на свою кровать, смяв бархатное покрывало, напоминавшее своим темно-лиловым цветом южную ночь.

Только теперь Энн осознала, в каком опасном положении оказалась. Не то чтобы она боялась Рубена, он, конечно, ее и пальцем не тронет. Но быть с ним в одной комнате, да еще ночью, — само по себе уже опасно. Прежде она никогда не могла устоять перед его обаянием, силой и теплом его тела. Энн схватила покрывало и закуталась в него.

— Что ты собираешься делать?

— Запереть тебя.

Сердце Энн оборвалось, как у парашютиста, осознававшего, что его парашют не раскрывается.

— Я говорю серьезно, Рубен!

— Я тоже. — Он как-то странно посмотрел на нее и вынул из шкафа резную деревянную шкатулку. — Беглые жены рискуют испортить репутацию.

Бросив настороженный взгляд на шкатулку, Энн перевела его на лицо мужа. На нем ничего нельзя было прочесть.

— За мою репутацию не беспокойся, — отрезала она, — у меня с ней все в полном порядке.

— А я беспокоюсь за свою. — Рубен закрыл дверцы шкафа и направился к Энн. Шкатулка была явно тяжелой, на его руке даже вздулись мускулы. Господи, до чего же он хорошо сложен, невольно подумалось Энн.

— Ну и что там такое?

— Орудия моего удовольствия. — Рубен поставил шкатулку на кровать.

— Очень смешно. — Энн беспокойно заерзала на кровати, разглядывая шкатулку. Рисунок на крышке был весьма замысловатый: две змеи, обвившиеся вокруг дерева, голубок и голубка на его ветке и сплетенные руки мужчины и женщины. Да уж, шкатулка, похоже содержит что-то явно не для невинных развлечений.

— Думаешь, я шучу? — Серые глаза Рубена зловеще блеснули в пламени свечи.

Похоже, он действительно и не думал шутить. Рубен явно был настроен серьезно, и, прежде чем Энн успела открыть рот, чтобы запротестовать, он откинул крышку шкатулки, демонстрируя ей содержимое.

Блеск золота на алом шелку. Энн невольно заморгала, глядя на толстые золотые браслеты, уложенные на кроваво-красной подкладке. Сердце ее снова оборвалось. Это еще что такое? Что он опять задумал, этот дьявол?

Рубен, между тем, наклонился, и рубашка на его груди снова распахнулась, обнажая широкую грудь и плиты мускулов под гладкой бронзовой кожей. Энн невольно вдохнула аромат его одеколона — сандал и еще что-то терпкое. Кровь в ее жилах тут же взыграла. Она хотела его, несмотря ни на что.

Однако желание тут же погасло, когда Рубен извлек массивный золотой браслет, от которого тянулась толстая золотая цепь, и ловко защелкнул его на ее тонком запястье.

— Ты что, намерен меня приковать? — почти взвизгнула Энн.

— Я лишь подчиняюсь необходимости.

— Знаешь, Рубен, даже от тебя я такого не ожидала!

Отчаянная попытка избавиться от наручника, оказалась напрасной, замок, хоть и маленький, был достаточно прочным. Энн в ярости затрясла рукой. Проклятый браслет весил целую тонну! Наверняка из чистого золота, иначе с чего бы ему быть таким тяжелым?

— Мне придется сдерживать твою любовь к бродяжничеству.

— Я всего лишь хотела увидеть Стивена.

Однако Рубен был непреклонен. Он молча вынул второй браслет, соединенный с первым длинной цепью.

— Ведь было же сказано: ты его не увидишь. Что тут непонятного?

Глаза Энн наполнились слезами стыда и гнева.

— Мне непонятно, зачем ты меня унижаешь. Неужели тебе это доставляет удовольствие? — Энн дернула браслет с такой силой, что едва не вырвала второй наручник из рук Рубена. — Я все равно не стану плясать под твою дудку!

— Мне не доставляет никакого удовольствия унижать кого бы то ни было, — сухо отозвался Рубен. — Однако я ценю свой покой, а ты, женщина, не даешь мне жить спокойно.

С этими словами он защелкнул второй наручник на своем запястье, приковав ее к себе. Такого Энн не ожидала. Почему-то она была уверена, что Рубен прикует ее к кровати. И теперь, глядя на браслеты и соединявшую их толстенную цепь, она по-настоящему поддалась панике. Она в ловушке! В капкане! Она его узница!

— Не стану я торчать здесь всю ночь, запертая, как преступница!

— Между прочим, тебе еще повезло, что я не отдал тебя под арест, хотя, должен признаться, такая мысль приходила мне в голову.

— И как бы тебе это удалось? Я ничего не нарушала!

— А тебе и не надо ничего нарушать. При случае я смог бы «повесить» на тебя что угодно. Взять хотя бы то, как ты сбежала с острова. Тебе хоть известно, что те, кто тебя любезно подвез, были наркоторговцами? Вскоре после твоего побега они попались и раскололись, едва только их стали допрашивать. Так что соучастие налицо. А покопавшись, можно найти еще много чего.

— Ну так и отправил бы меня в тюрьму! Только вот как ты объяснишь это Стивену?

— А зачем ему что-то объяснять? Ему вообще незачем было бы знать, что ты в тюрьме. Я бы просто сказал ему, что ты решила вернуться в Америку, оставив его на мое попечение.

— Иными словами, что я его бросила?

Рубен пожал плечами и неожиданно дернул за цепь. Энн, потеряв равновесие, упала ничком. Какой мерзавец, хочет показать: она в его власти, он может сделать с ней что угодно.

— Матери ведь тоже люди, — злорадно усмехнулся Рубен. — И, как все люди, совершают ошибки. Например, меняют свое мнение или бегут от ответственности. Это случается сплошь и рядом.

— Не мой случай.

— Откровенно говоря, Энн, меня это нисколько не волнует. Уже сорок восемь часов я на ногах. Совершил два многочасовых перелета, спас тебя от неразумного брака, да еще обнаружил, что у меня есть сын. Я устал как собака и хочу только одного — спать.