— С огромным удовольствием, мосье! С этими словами дама повела их в угол, к столу, отгороженному от остальных невысокой стойкой с цветами. Лариса уже намеревалась сесть, когда граф спросил:

— А отчего бы вам не снять свою шляпу? Так будет гораздо удобнее.

— Здесь это можно?

— Почему нет?

— Пожалуйста, пройдите сюда, мадемуазель, — пригласила пожилая дама и отвела Ларису к вешалке.

Ей очень хотелось посмотреться в зеркало и увидеть себя в нем одетой в белое вечернее платье, на которое они с мамой затратили так много сил и фантазии. Плотно прилегающий лиф и мягкий шелк вокруг плеч ей очень шли. Вместо этого приходилось довольствоваться строгим платьем для верховой езды. «Мне хочется быть рядом с ним красивой», — подумала она. Потом вдруг вспомнила женщину, сидевшую рядом с ним в ложе «Фоли Бержера», и поняла, что сравнивать себя с ней смешно. Как, должно быть, граф Рауль сердит, что его оторвали от таких прелестных собеседниц и вынудили тратить время на невзрачную, унылую гувернантку, которая и в ресторане-то никогда не была! Чем она его может порадовать? О чем следует говорить? Лариса почувствовала себя страшно неопытной!

Она вернулась к графу. Девушка не подозревала, как ее платье подчеркивает чистоту как бы светящейся изнутри кожи и великолепие ее волос. Она смущенно смотрела на графа умоляющими глазами. Граф был неотразим в своем вечернем костюме. Лариса встретилась с ним взглядом и испытала тот же трепет, что и вчера вечером. У девушки перехватило дыхание.

— Я сейчас… быстро поем, и вы сможете вернуться на свой праздник.

— Я не собираюсь туда, я хочу отвезти вас в Вальмон, где и сам заночую.

— Но ваш отец… — начала она неуверенно.

— Расскажите по порядку, что же, наконец, произошло. Но прежде мне бы хотелось, чтобы вы поели и, самое главное, выпили немного вина.

В этот момент sommelier [29]принес бутылку шампанского.

— Вот, мосье, ваш всегдашний «Преподобный Периньон», — сказал он. — А мадам, наверное, придется по вкусу «74» — у нас его осталось совсем немного.

При упоминании года Лариса вздрогнула.

— В семьдесят четвертом году повсюду уродилось отличное вино, особенно шампанское! — объяснил граф.

Sommelier налил немного золотистой жидкости в бокал. Граф пригубил ее.

— Прекрасно! — сказал он. — И температура та, что нужно! Бокал Ларисы был наполнен наполовину. Граф, улыбаясь, ждал, когда она попробует.

— Как вкусно! — воскликнула девушка.

— Королевское шампанское! Выпейте еще!

Лариса так и сделала и почувствовала приятную расслабленность, решив, что это последствие перенапряжения нервов. Страх, который преследовал ее по дороге в Париж, оказался в своей сущности коварным ядом, теперь же, когда его действие прекратилось, она поняла, насколько сильно перепугалась.

— Я думаю, вам известно, что приехать одной в «Фоли Бержер» — для женщины дело неслыханное?

— Мне ничего не оставалось делать. Сперва я поехала к вам домой, там слуга сказал, что точно не знает, где вы ужинаете, но скорее всего вас можно найти в «Фоли Бержере». — Она помолчала и добавила тихо: — Я так боялась не найти вас… боялась опоздать.

— Вы думали, что отравленное вино подадут на приеме?

— Слуга сказал, что он слышал, как вы говорили о вине, обсуждая меню, но он не был уверен, о каком именно вине шла речь.

— Я не собирался подавать лучшее вино Вальмонов сегодняшним гостям.

По лицу Ларисы граф понял, что девушка могла расценить его слова как упрек в бессмысленности ее сегодняшнего путешествия.

— Но я вполне мог выпить стаканчик перед сном. Лариса вздохнула.

— Я уже собирался откупорить бутылку, когда переодевался к обеду. Не знаю, почему не сделал этого. — Он улыбнулся: — Должно быть, это было именно в тот момент, когда вы узнали, что моя жизнь в опасности. Возможно, ваши мысли или молитвы спасли меня!

— Надеюсь, что так. Мы с няней вместе молились за вас.

Подали закуску. Пока она ела и официанты прислуживали, граф, чтобы развлечь собеседницу, сменил тему:

— Вы не знаете, почему знаменитый театр получил название «Фоли Бержер»?

— И почему же?

— Это название он унаследовал от улицы Бержер, а та, в свою очередь, была названа по имени известного красильщика, державшего там свое предприятие.

— Как, оказывается, прозаично! Граф улыбнулся и продолжал:

— Название Фоли [30]он получил за то, что когда-то здесь была уютная поляна, с мягкой травой и благоухающими кустами. Излюбленное место парочек!

Он заметил, что Лариса внимательно слушает.

— Позднее, в восемнадцатом веке, это название употребляли для обозначения общественного места, где парижане пили вино, танцевали и развлекались под открытым небом.

— Такие места в Англии и теперь называют «Фоли Бержер».

— Не только в Англии, но и по всему миру. Самый первый мюзик-холл открылся в Париже. Среди прочих диковин там показывали женщину с двумя головами, фокусника, разрезавшего себе живот, вытаскивавшего оттуда жемчужную нить и дарившего бусинки зрительницам.

Лариса рассмеялась:

— Сегодня многие из присутствующих не обращали никакого внимания на сцену, а многие женщины были одни.

Граф некоторое время не отвечал, затем произнес:

— Как я уже говорил, «Фоли Бержер» — это не то место, которое может посещать настоящая леди как одна, так и с кем-либо!

Лариса удивленно посмотрела на него:

— Но вы же там устроили праздник!

— Мои гости — это совсем не то, что вы.

Она снова вспомнила роскошных женщин, сидевших рядом с графом. Та, в красном платье, которая положила руку на плечо графа, была столь ослепительна, что Ларисе стало ясно, почему он был так недоволен, когда его отвлекли. Граф увидел, что девушке не все понятно:

— У меня мною знакомых, которых, как вы понимаете, я не стану приглашать в Вальмон и которых тетушка Эмилия никогда не примет!

Лариса после минутного колебания спросила:

— Мадам Мадлен говорила о demi-monde. Это и есть ваши сегодняшние гости?

Граф улыбнулся:

— Неплохое определение для них!

— Но они так красивы и привлекательны, — едва слышно сказала Лариса. — По сравнению с ними я чувствую себя серой и невзрачной.

— Вы это серьезно? Хотите я расскажу вам, как вы выглядели, после того как вернулись к столу, оставив в гардеробе шляпу?

Лариса не ответила, а только подняла глаза.

— Так выглядит заря, рассеивающая мглу, когда уже зажглось золото солнца, но еще не исчезли поблекшие звезды.

Лариса затаила дыхание. Его голос был таким искренним, слова исходили, казалось, из самой глубины сердца. Девушка потупила взгляд.

— Спасибо… — пробормотала она. — Вы заставляете меня чувствовать себя неловко.

— Я восхищен вашим умением смущаться, — сказал граф. — Я, кажется, уже забыл, что женщины могут краснеть, а их глаза могут быть такими по-детски невинными. О, дорогая моя, не приведи Господь вам узнать ночной Париж! — добавил он после паузы.

— Но почему? — испуганно спросила Лариса.

— Потому что я не хочу, чтобы вы видели грязь и уродства. Я хочу, чтобы вы оставались сами собой, подобной Афродите, просыпающейся для радостей любви, свободной от грязных чувств, порочащих божество.

Лариса удивленно посмотрела на графа. Она не совсем поняла сказанное, но чувствовала, что каждое произнесенное им слово как бы создает вокруг нее светящееся облако. Ну как она могла подумать, в самых своих дерзких мечтаниях, что граф де Вальмон, сам «мосье Дьявол», станет говорить ей такие вещи? Как хорошо было быть с ним наедине. Ей никогда не приходилось беседовать в такой обстановке с мужчиной. Слова, которые он произносил, и то, как это он делал, казались обращенными не только к ее сердцу, но и к ее душе. Она всегда знала, что любовь — настоящая любовь — явится как божественное начало. Но об этом ему нельзя рассказывать, хотя, кажется, он сам понимает это.