Того чувства, что пришло к ней сегодня в том, словно игрушечном, доме и возросло в миллион раз от прикосновения губ его молодого хозяина.

Все было бесполезно.

И сколько бы она ни боролась с собой, сколько бы ни молилась, все было неискренне — она знала, что уже полюбила его.

Прошло довольно много времени, прежде чем Мена смогла отойти от окна.

Она сказала себе, что пора идти в комнату матери помочь ей раздеться.

Хотя сейчас ей было нелегко думать обо всем, что не касалось Линдона. Ведь, может быть, как раз в этот самый момент он вступает в схватку с ворами.

Она волновалась, хватит ли у него благоразумия, чтобы позвать кого-нибудь из людей герцога на помощь.

К тому же и похитители могли ни перед чем не остановиться в своем намерении украсть Завоевателя.

Ей оставалось только молить Бога, чтобы с Линдоном ничего не случилось.

Было уже поздно, и она поспешила из своей комнаты к матери.

Как она и ожидала, мать еще не поднялась наверх.

Не успела Мена устроиться поудобнее в кресле в ожидании матери, как дверь отворилась.

Мена выжидательно подняла глаза, но в комнату вместо матери вошла Алоиз.

— О, это ты, Алоиз! — воскликнула Мена. — А мама еще не возвращалась.

— Я знаю, — ответила Алоиз, — и это просто невыносимо, как она полностью монополизировала герцога!

Мена удивленно смотрела на сестру. Та прошла к туалетному столику, села на пуфик и стала разглядывать свое отражение в зеркале.

Она поправила диадему, которую горделиво носила на голове.

— Мама поступает только так, как ты ей велела, — примирительно сказала Мена, когда сестра замолчала. — Она говорит, что находит герцога очень приятным и была бы рада такому зятю.

— Ну, конечно! — Алоиз говорила довольно резко. — Какая мать отказалась бы?

Мена не отвечала, и она продолжила:

— Однако я хочу сама общаться с герцогом, а мне все труднее и труднее оказываться в его обществе.

— Мы уезжаем домой в понедельник, — сказала Мена.

— Думаю, что как раз вовремя, — ответила Алоиз. — В Лондоне мне удавалось общаться с ним чаще, даже могу сказать тебе, значительно чаще, чем здесь.

— Может быть, нам стоит уехать завтра? — тихо спросила Мена.

Сказав это, она вдруг осознала, что если Алоиз согласится с этим, то она не сможет снова увидеть Линдона.

Ей показалось, что ее душа восстает против такой мысли.

— Естественно, вы не можете так поступить, — отрезала Алоиз. — Людям покажется странной такая поспешность. Я была уверена, что Вильям уделит мне немного внимания сегодня вечером, но он даже не пригласил меня танцевать!

— Как жаль, — посочувствовала сестре Мена.

— Да, между прочим, мне сегодня фактически сделали предложение, — продолжила Алоиз.

— Серьезно? — спросила Мена. — Кто-нибудь стоящий твоего внимания?

— Кажется, все считают, что он заслуживает уважения, — ответила Алоиз. — Граф Элдерфильд. И кстати, он чрезвычайно хорош собой.

— А сколько ему лет? — поинтересовалась Мена. Алоиз удивленно взглянула на сестру:

— Не понимаю, какое это имеет значение, но, думаю, ему приблизительно лет тридцать или двадцать девять… — и он очень богат!

Обе сестры помолчали.

— Ты не… думаешь, Алоиз… что ты была бы более счастлива… с… человеком, который ближе тебе по возрасту? И раз граф так богат, то ты могла бы иметь… все, что… пожелаешь, — сказала Мена.

— Я и сейчас могу позволить себе многое, но, как я уже говорила тебе, Мена, мне нужен герцог! — с решимостью заявила Алоиз.

Мена еще с давних пор знала, что это означало. Сестра твердо намеревалась идти к своей цели.

И тогда, полагая, что так будет правильно, Мена предприняла еще одну попытку убедить сестру.

— Послушай, Алоиз, — начала она, — мы — сестры, и я всегда восхищалась тобой, еще с тех пор, как была маленькой девочкой. Видимо, и ты видела, как счастливы были наши родители, и все, что бы ни происходило в их жизни, даже когда они испытывали нужду, было волшебно, потому что они любили друг друга и были счастливы вместе.

Она замолчала на мгновение и, надеясь, что Алоиз все же слушает ее, продолжила:

— Конечно, каждая девушка мечтает о такой любви! Титул, даже самый значительный, никогда не восполнит отсутствия если не любви, то хотя бы интереса к мужу.

Алоиз отреагировала на ее слова не сразу:

— Твоя беда, Мена, состоит в том, что ты все еще витаешь в облаках и у тебя совершенно отсутствует здравый смысл. Герцогиня всегда герцогиня, и я добьюсь того положения в обществе, которое заставит всех не только завидовать Мне, но и относиться ко мне с почтением.

— Но если, предположим, ты… не будешь счастлива с герцогом? — спросила Мена.

В комнате стало тихо, потом Алоиз рассмеялась, и смех ее был не очень приятным.

— Земляничные листья, украшающие корону и герб герцога, послужат мне утешением, — сказала она, — и потом, на свете существуют и другие мужчины, и, смею надеяться, я не буду страдать от недостатка их внимания.

Мена поняла, что убеждать сестру бесполезно, и потому отступила.

Ей было не по себе от мысли, что, еще не успев стать женой своего герцога, Алоиз уже задумывается о том, что внимание других мужчин будет ей утешением.

Алоиз отошла от туалетного столика.

— Я возвращаюсь в бальную залу, — сказала она, — и если мама все еще с герцогом, я уведу его, а ее отошлю спать. В любом случае уже слишком поздний час для таких пожилых людей!

Говоря это, она вышла из комнаты, вызывающе прекрасная в своем огненном платье.

Как только последнее перо шлейфа исчезло в дверном проеме, Мена снова опустилась в кресло.

Ей казалось, что приход сестры внес что-то гадкое в этот вечер.

До сих пор все было так красиво и полно несказанного очарования с того самого момента, как Линдон подсадил ее на лошадь.

— Я люблю его… я люблю… его! — повторяла она. И снова ее сердце забилось в упоительном восторге.

Мелодия любви, которую она почувствовала в его небольшом доме, снова переполняла все ее существо.

Бальная зала была живописно украшена цветами, и Элизабет Мэнсфорд с восхищением любовалась ими.

Ей все очень нравилось в этот вечер.

В доме практически не осталось ни одного мужчины, который не произнес бы в ее адрес комплимента.

Легкие морщинки на ее лице разгладились.

Она чувствовала себя молодой и очень привлекательной.

Герцог пригласил ее на танец.

Они медленно двигались по залу под нежные звуки романтичного вальса.

Большинство гостей были средних лет.

Но в зале присутствовало и достаточно много молоденьких замужних и незамужних дам, которые с завистью поглядывали в сторону Алоиз, постоянно окруженной мужчинами.

Яркое платье и сверкание бриллиантов, несомненно, превращали ее в царицу бала.

Мало кому удалось бы соперничать с ней.

Когда вальс закончился, герцог обратился к своей даме:

— Мне хотелось бы показать вам кое-что.

Элизабет Мэнсфорд подняла на него глаза и спросила:

— Еще какие-нибудь сокровища? Все, что я вижу здесь, у вас, кажется мне таким необычным, просто уникальным, что я уже не могу найти слов, чтобы выразить свои чувства.

— Думаю, вы оцените и то, что я собираюсь показать вам сейчас, — ответил он.

Они вышли из залы и пошли по галерее, в дальнем конце которой находился зимний сад.

Эта часть здания была пристроена к замку в более поздний период, но, несмотря на это, производила не меньшее впечатление.

Апельсиновые деревья только-только начинали цвести. За оранжереей находилось еще одно помещение, построенное уже отцом нынешнего герцога.

Он распахнул в него дверь, и Элизабет вскрикнула от восторга.

В этой части оранжереи было значительно жарче, и вся она была заполнена орхидеями.

— Я думала, вы показали мне все ваши орхидеи сегодня утром!

— Это совершенно особенные сорта. Когда я одевался к обеду, мне сообщили, что одна из орхидеи, вот уже целый год находящаяся здесь, расцвела сегодня вечером, как раз тогда, когда я уже отчаялся дождаться этого события. Именно сегодня, чтобы я имел возможность показать ее вам.