– Да рассказывай же, Аманда, или я придушу тебя, – нетерпеливо проговорил Вернон.

– Подожди, я переоденусь. Шел страшный дождь, когда я вышла на балкон. Я, правда, подумала, что это даже к лучшему. В такую ночь прохожие вряд ли буду глазеть по сторонам.

– Но ведь было скользко, – вздрогнул Вернон.

– Да, немножко, но я приземлилась в точности, как на тренировке.

– Тебе не было страшно?

– Конечно, было!

– Я представлял себе, как ты, разбившись, лежишь на мостовой…

– В любом случае меня бы ни в чем не заподозрили, это осталось бы одной из тайн Неаполя.

– Заткнись! – почти крикнул ее брат. – Я начал сходить с ума от беспокойства, как только ты ушла. Никогда больше не отпущу тебя. Лучше я сам буду выполнять подобную работу.

– Ты не смог бы, даже если бы не сломал ногу. Это было не так просто, и сейф открыть было нелегко. К счастью, Антонио почти точно знал код.

– Что ты взяла? – спросил Вернон.

– Денег ровно столько, сколько говорил Антонио. Видимо, Лоренцо собирал их для выплаты зарплаты.

Она вытряхнула все из пластиковой сумочки.

– Считай, а я пойду переоденусь. Хочу убедиться, что на халате нет никаких меток. Не хотелось бы, чтобы его здесь обнаружили.

– Антонио сказал, что никто не знает, в каком номере какие халаты и полотенца. Однажды он случайно взял два. Не думаю, что кто-нибудь обратит внимание на пропажу халата.

– Ну, сегодня вечером Лоренцо, во всяком случае, вряд ли обнаружит пропажу. Ему будет не до того. – Она засмеялась.

Вернон, не отвечая, пересчитывал плотные пачки итальянских лир.

Аманда скрылась за дверью, которая вела в ее спальню, и стянула с себя свитер и влажное трико. Растеревшись насухо, она снова надела халат, потом достала из ящика комода нейлоновое, отделанное кружевами нижнее белье, а из шкафа – красивое шифоновое платье, чей светло-зеленый цвет весенних листьев очень шел к ее светлой коже и волосам цвета спелой пшеницы.

Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы переодеться. Влажные свитер и трико она засунула в кожаную сумку, в которой лежали теннисные туфли и ракетка, а банный халат повесила в ванной на крючок.

– Вот и нет следов преступления, кроме тех, что ты держишь в руках, – весело проговорила Аманда, возвращаясь в комнату.

Вернон обернулся к ней.

– Как ты думаешь, сколько здесь? Почти двадцать миллионов лир!

– Десять тысяч фунтов, – быстро подсчитала Аманда. – И еще тысяч пять мы получим за украшения…

– Не больше, – перебил ее Вернон, – ты же знаешь, как они обычно сбивают цену, говоря, что трудно извлечь камни из оправ.

– Будь с ними пожестче. Ты не хуже меня знаешь, что завтра утром драгоценности будут в Тунисе.

– Постучи по дереву!

Она рассмеялась.

– Ты всегда боишься, как бы чего не случилось! Но ты прав: риск нам не нужен. Так или иначе, ты понимаешь, что это позволит позаботиться о старой миссис Маршам, о Генри Баркли, о семье Чапман.

– Цыплят по осени считают, – сердито возразил Вернон.

Аманда открыла ящик туалетного столика и достала пару перчаток.

– Положи драгоценности сюда, – предложила она, – а я возьму хлеб. Его принесли?

Вернон кивнул.

– Да, он в коробке, прямо за дверью. Мальчишка принес его сразу после твоего ухода.

В промасленной картонной коробке был пшеничный хлеб, который итальянцы пекут на Пасху и кладут возле алтаря, чтобы обеспечить хороший урожай в будущем году.

На Страстную пятницу женщины кладут такой хлеб в каждой часовне, украшенной во славу воскресения Господня.

На свежей хрустящей корочке были изображены пшеничные колосья.

– Теперь, когда все закончилось, я наконец могу поесть, – весело проговорила Аманда.

– До конца еще далеко, – строго заметил Вернон. – Я не успокоюсь, пока мы не сбудем все это с рук.

Аманда взглянула на деньги, лежавшие у него на коленях.

– Я полагаю, мы поменяем их на фунты, – сказала она. – Не хотелось бы мне прыгать еще раз.

– Джексон еще ни разу нас не подводил. Если этот его друг столь же надежен, как все прочие, нам будет не на что жаловаться.

– Если не считать двадцать процентов, – очень тихо проговорила Аманда.

– Моя дорогая, что бы делали такие любители, как мы, если бы не Антонио и подобные ему? Не стоит мелочиться, Аманда, и, ради всего святого, спрячь это барахло.

Она взяла нож и отрезала верхнюю часть хлеба, а потом пригоршнями стала вытаскивать мякиш, пока не осталась одна корка.

Вернон протянул ей банкноты и она засунула их внутрь, прикрыв сверху мякишем. Чтобы приладить на место верхнюю корочку, Аманда достала из комода три длинные спицы, прикрепила их с трех сторон хлеба и закрепила верхушку, проделав в ней три отверстия.

– Отлично! – сказала она, отстраняясь, чтобы полюбоваться своей работой. – Теперь завернем его в белую бумагу, так, чтобы люди видели, что мы несем.

– Я положу перчатки в карман, – сказал Вернон.

– Доставай их осторожно. Будет ужасно, если выпадут бриллианты Лоренцо!

– Придется тогда представить, что они упали с твоей шеи, – сказал Вернон.

– Ну, мое пальто из верблюжьей шерсти не подходит к бриллиантам такой величины, – засмеялась Аманда. – Да, будь я настоящей женщиной, я бы поносила их, прежде чем отдавать.

– Прекрати болтать глупости и пойдем.

Аманда улыбнулась и встала.

– Бедняжка! Я знаю, ты не любишь, когда я дразню тебя. Но все прошло хорошо, а ведь меня могли схватить.

Вернон глянул на нее с высоты своего роста.

– Послушай, Аманда, – сказал он. – Разве мы сделали недостаточно? Может, нам пора остановиться?

– Вернон, ты знаешь, что мы поклялись друг другу страшной клятвой, что расплатимся со всеми, и мы это почти уже сделали.

– Не искушай судьбу, Аманда, неужели ты не понимаешь! Давай поделим деньги, вместо того чтобы возвращать всю сумму. Если миссис Маршам вернется, двух тысяч ей будет вполне достаточно.

В его голосе больше не было гнева, он говорил почти умоляюще. Аманда отвернулась и неожиданно твердо произнесла:

– Ты знаешь, сколько сделали эти люди, чтобы обмануть папу. Подумай обо всех страданиях, которые они причинили таким невинным созданиям, как старая верная миссис Маршам и глупый старик Генри Баркли. Они страдают лишь потому, что любили папу.

Мы должны с ними расплатиться. Раньше ты ведь рисковал и сильнее, а сейчас просто завидуешь тому, что я должна делать эту работу.

– Хорошо, Аманда, ради бога, не устраивай сцен. Вы, женщины, всегда умеете настоять на своем! Я только надеюсь, что мне не придется говорить: «Я же предупреждал тебя», когда мы оба окажемся в тюрьме.

– Надеюсь, что это произойдет не в Италии! – улыбнулась Аманда. – Могу себе представить, какие здесь грязные и сырые тюрьмы.

– Надевай пальто и пойдем! – резко произнес Вернон. Аманда принесла пальто из спальни, накинула макинтош на плечи брату и, взяв хлеб, открыла входную дверь.

Они прождали лифт довольно долго, потому что обслуживание в дешевых номерах отеля было особенно скверным в обеденное время.

Часы в главном вестибюле показывали чуть больше десяти.

Аманда невольно вспомнила синьора Лоренцо и его очаровательную гостью.

Синьор Лоренцо был известен в «Сплендифико» своими любовными похождениями. Они вызывали зависть и восхищение мужского персонала отеля, а горничные бросали вслед синьору томные взгляды, мечтая когда-нибудь получить приглашение в его роскошный пентхаус.

«У него дворец и роскошное поместье всего в двадцати милях от города, но он предпочитает жить в «Сплендифико», и для нас это большая честь», – однажды поведал Аманде один из официантов.

Аманда знала, что не только щедрые чаевые, но и репутация донжуана делали синьора Лоренцо почти что героем в глазах многих людей.

Пока брат и сестра медленно шли к выходу по мраморным плитам огромного вестибюля, Аманда чувствовала, что служащие отеля бросают на них сочувственные взгляды. Светлая кожа и золотистые волосы постоятельцев-бедняков будоражили воображение смуглых пылких итальянцев.