Как только сердце мамочки пропустило последний удар, я поняла, что ее больше нет, она никогда не вернется. Все было кончено. И только тогда жестокое чувство осознания, чувство потери нахлынуло на меня, распахнув свои невидимые руки и заключив меня в свои объятия, которые показались мне соленым морем боли и отчаяния. Дальше воспоминания обрывались по неизвестной мне причине, и я действительно была этому рада.

О том, что я помнила убийство матери во всех красках и подробностях, я не рассказывала никому. Даже папе, а Диме и подавно. Зачем тревожить свои и его раны? У нас их и так слишком много. Было.

Лидия. Все мои беды и несчастия из-за этой шлюхи! Даже то, что я родилась вне брака — это ее вина. Из-за нее папа пошел на ту роковую сделку с дьяволом, с Аликом. Из-за нее я не могла с ним увидеться вплоть до его смерти. Даже на похоронах меня не было из-за нее. Из-за нее отец составил это завещание. Из-за нее я вышла замуж за незнакомца. Из-за нее… я ЕГО потеряла.

Я могла бы попытаться забыть, закрыть глаза на все несчастья своего жалкого существования, которые произошли исключительно по вине этой расчетливой женщины, потому что я действительно полюбила ее сына. Я полюбила его так, как никого и никогда не любила в жизни. Он стал для меня всем, даже тем, чем и кем не мог стать. В нем уместились все те, кто когда-либо был мне дорог, нет, не в нем, а в моей любви к нему и его любви ко мне. Он стал моим солнцем, он стал моим небом, моим кислородом, землей, на которой я выросла и по которой ходила, водой, которая наполняла моря и океаны моей души, водой, которая выливалась из моих глаз слезами, которые опустошали мою душу, которая так стремилась найти то, что могло бы ее излечить. И она нашла, нашла ЕГО. И он стал для нее всем. Он стал миром, моим миром.

Как она могла забрать мой мир? Мое солнце и небо?!

— Лика! Лика, да приди же в себя! — кто-то очень сильно тряс меня, но я ничего не чувствовала, а лишь смотрела отсутствующим взглядом куда-то внутрь себя, точнее того, что от меня осталось.

— Давно она так? — спросил кто-то.

— Вот уже час, — ответил другой голос. — Как Ксюша?

— Сделали укол успокоительного — тут же вырубилась. Она в палате соседней. Охрана дежурит и в палате, и в коридоре. Здание окружено по периметру.

— Что будем с ней делать? — это был вопрос обо мне. Я моргнула и попыталась взять себя в руки.

— Ничего со мной не надо делать. Просто отвезите меня домой. Я хочу побыть одна, но не здесь. Дома.

— Лика, тебе лучше побыть здесь, потому что дома совсем небезопасно, — Кир дает советы. Пошел на х!

— Вы хотите, чтобы я сбежала прямо под носом у вашей сраной охраны? Спорим, я сумею?

— Дело не в том, сможешь ты, или нет! Тебя убьют на хрен, если мы сейчас куда-нибудь поедем! Знаешь, наверное, как Кеннеди убили?

— Плевать я хотела на все! Мне не важно убьют меня или нет. Димы больше нет, поэтому и мне особо за себя переживать не стоит, — Филипп схватил меня за плечи и снова начал трясти.

— Ты эгоистичная дура! Как ты можешь быть такой эгоисткой? Твой муж любил тебя, до сих пор любит! А ты просто так взяла и решила, что тебе чхать на все и вся? Нет, милочка! Не будет этого! — тут вмешался Кирилл и, к моему огромному облегчению, вырвал меня из рук взбешенного итальянца.

— Ты что, совсем с ума сошел? Мы ее еле с того света вытащили, а ты ее тут трясешь, как будто это в порядке вещей! — заорал Кирилл. Его голос отразился от стен палаты и добавил мне головной боли.

— Помолчи, Кир. Никакого вреда я ей не нанес. Она должна понять, чем ей грозит выход на улицу!

Все части, да, именно части моего организма стали болеть еще сильнее от встряски итальянского вампира, но мне действительно стало все равно. Я встала и направилась к двери, пока эти двое выясняли отношения. Но только я взялась за ручку, как почувствовала, что мои ноги подгибаются.

— Куда собралась? — первым опомнился Кирилл, который тут же оказался рядом и, взяв меня на руки, понес обратно на больничную кровать.

Я заплакала от бессилия. Больше так не могу. Я не вынесу этого. Все, кто когда-либо становился мне дорог, все, кого я когда-либо любила, неизбежно умирали. Точнее, их убивали. Может, во всем виновата я? Зачем вообще повесила на Лидию все свои беды? Это же вокруг меня вечно происходят несчастья. Может, мне и вовсе нельзя любить?

— Отвезите меня домой. Я прошу! — я зарылась лицом в подушку, чтобы парни не видели моих слез. Они и так от меня уже натерпелись. — Я знаю, что Диму не вернешь, но я хочу хотя бы побыть там, где я была счастлива с ним, пусть даже наше счастье было коротким и измерялось в каких-то жалких часах. Я хочу побыть там, где мы были вместе!

— Лика, нельзя… Пойми, наконец, что тебе грозит… — тут в комнату кто-то вошел, и Кирилл прервал свою нравоучительную речь.

— Сейчас мы поедем домой, Лик, — этот голос я узнала без труда. Савелий быстрым шагом преодолел разделявшее нас расстояние, поднял меня к себе на руки и, кивнув Киру и Филиппу, вышел из палаты. — Догоняйте, ребятки. Вертолет ждет ровно пять минут, а потом мы улетаем без вас. Вы двое головами отвечаете за Ксению, а об этой леди я уж точно позабочусь.

И впервые за свое пробуждение я почувствовала, что все еще нужна, что меня любят, что обо мне заботятся. Заботятся даже не потому, что я была женой их друга или внука, а потому, что я, как сказал мне когда-то Савелий, тоже Соколова, Соколова Анжелика Валентиновна.

Вот уже неделю меня держат в каком-то темном помещении. У вампиров отличное зрение — даже в полной темноте мы все прекрасно видим. Но я не видел ничего, потому что, во-первых, меня за все время пребывания в этом месте кормили всего два раза (я имею ввиду кровь, а не хлеб с маслом), а во-вторых, здесь действительно ничего кроме голых стен и меня любимого не было. Была, конечно, дверь, но ломиться в нее, а уж тем более пытаться открыть — пустая трата сил и времени, хотя последнего у меня теперь в большом достатке.

Тут дверь заскрипела. Я насторожился: за эту неделю никто ни разу не заглядывал ко мне, а если и заглядывал, то я их не видел. Обычно (ну, как я уже говорил, это было два раза) я вырубался, а когда просыпался, то рядом со мной на полу валялся пакет с кровью. Значит, убивать они меня не собираются. Пока. Нужен живым? Захотелось заржать в голос, но делиться с врагом хоть чем-то, пусть даже эмоциями, я не желал.

Дверь медленно открылась и в комнату зашла Лидия.

— Привет, сынуль. Как дела? Тебе тут нравится? Тебя никто не обижает? — столько сарказма вложить в эти несколько слов — это ж уметь надо!

— Я тоже рад тебя видеть, мамусь. Дела отлично — только во сне я ими и занимаюсь. Здесь в принципе неплохо, но я ожидал от этого места хотя бы элементарного «все включено» уровня. Или ты думала, если поселишь меня в этой комнате, то мои естественные потребности не будут давать о себе знать? Прости, мам, они себя внутри меня чувствуют так же, как и я в этой комнате. Кстати, я бы на твоем месте не стал стоять в том углу, я туда отливал с утреца сегодня, — Лидия поморщилась и отошла, а на ее щеках выступил злой румянец. — Хотя, можешь остаться там, где ты только что стояла. Я здесь все пометил.

— Дим, я не удивлена. У тебя всегда было специфическое чувство юмора, — фыркнула женщина. — Но я сюда с тобой не шутки шутить пришла.

— Правда что ли? — я изобразил на своем лице напускное удивление.

— Заткнись, — рявкнула мать. — Я пришла поговорить, прежде чем отдать тебя в полное распоряжение Алика.

— Поправочка. Я не кабель, чтобы ты могла мной как-либо распоряжаться. Ты ничего не попутала? Меня вроде все еще Димой зовут, а не Андреем, — при упоминании имени своего любовника, эта стерва совсем ошалела и так врезала мне по морде, что любой бы профессиональный боец позавидовал. Отличный хук. — Вау… — потирая челюсть, изрек я, — У своего еб.ря научилась?

— Не смей… — начала мать, но я не дал ей договорить.