Вика-Виктория смотрела выжидательно, и Анна кивнула.

– Вот. «А кто виноват, – спрашивал педагог, – кто виноват, что ты торчишь дома, как клуша? Не ходишь никуда, ничем не интересуешься, ни в театр, ни в клуб, ни на выставку!..» Возразить было нечего, не вписывались выставки в ее напряженный график главного бухгалтера, не оставляли свободного времени заботы о дочерях. Две дочки у нее от первого брака. Взрослые уже. Старшая в институте учится…

Анна слушала. Как бы она хотела тоже кому-то рассказывать о своих детях. Об их успехах, хороших оценках… Да что там – о хороших! Хоть о двойках!

Вика-Виктория между тем продолжала:

– «Никто не виноват», – соглашалась Денисова и возвращалась к домашним хлопотам. Так бы, наверное, все и шло, если бы не случай с повесткой в районный суд по поводу установления отцовства. Одна студентка подала исковое заявление. От ребенка, полугодовалой девочки, педагог отказывался до последнего. Ссылался на свободные взгляды студентки. Демонстрировал фотографии. К отцовству его все же приговорили.

Анна замерла.

– Сами понимаете, после этого все пошло у них с мужем наперекосяк. Через год они разменяли квартиру на две, меньшей площади, причем в противоволожных районах.

– Понимаю, – неожиданно горячо ответила Анна, – еще как понимаю!

– Ну да, – даже немного удивилась Вика-Виктория. – И вот, на новой уже квартире, как-то вечером готовила она ужин… ну, дочки же у нее… Как ни переживает женщина о несложившейся личной жизни, а выходит на кухню и жарит котлеты. И тут…

Вика-Виктория таинственно замолчала. Анна смотрела на нее, не отрываясь. Почему-то ей казалось, что медсестра скажет сейчас нечто очень важное именно для нее.

– В дверь позвонили, она открыла. «Вы нас заливаете! – крикнула ей в лицо толстенькая старушка с синими волосами. – Вас что, не предупредили хозяева, что здесь вечная проблема со сливом?» – «Простите, – испугалась Денисова, – я сейчас посмотрю, я сейчас исправлю…» – «Исправит она!» – передразнила старушка и вдруг схватилась пухлой ладонью за левую сторону груди и застонала. Принесла она старушке стакан воды, та оттолкнула стакан и застонала еще громче. А по лестнице в это время кто-то поднимался, – голос Вики-Виктории празднично взлетел, – и это был высокий мужчина, похожий на киногероя…

Анна подумала, что Вика говорит о нем ее словами. Американский киногерой, да.

– «Твой голос, мама, – сказал мужчина, – с улицы слышно! Я привез тебе кресло, его отлично перетянули. Пойдем, пожалуйста, не пугай людей». Посмотрел внимательно на Денисову, а Денисова – на него. И совершила странный, немыслимый для себя поступок. Глубоко вдохнула, шумно выдохнула и произнесла: «Простите, молодой человек. Вот вы говорите, кресло перетянули… Значит, у вас есть знакомый мастер? А то у меня, видите ли, похожая проблема с мебелью. Обивка устарела. А сейчас столько тканей! Столько возможностей! И хочется сделать красиво». – «Если вам удобно, – предложил киногерой, взглянув на часы, – я зайду минут через сорок, и мы договоримся»…

– И что дальше? – жадно спросила Анна, хотя ей, конечно, и так все было понятно.

– Ну, а что дальше? – Вика-Виктория мечтательно зажмурилась. – Дальше можно рассказывать долго. А можно коротко. А можно просто сказать, что счастливый конец бывает не только в малобюджетных сериалах. И еще можно сказать, что Денисова, терпеливо выслушивая по телефону жалобы бывшего мужа, ни разу ему не ответила: «А кто виноват?» или: «Обратитесь в лигу сексуальных меньшинств!» – как советовал ей веселый киногерой, сидя в так и не отреставрированном кресле.

– Не отреставрированном? – удивилась Анна. – Она же хотела… Перетянуть…

– Не так уж и нуждалось светло-фиалковое кресло в перетяжке. Денисова купила его специально для новой квартиры, вместе с просторным светло-фиалковым диваном, овальным столиком и еще одним креслом. Тоже светло-фиалковым…

Мимо прошел американский киногерой с ребенком на руках. Его сопровождала милая женщина, укутанная поверх теплого халата в пуховый платок. Они остановились у дверей отделения.

– Имей в виду, – говорила женщина, убирая со лба светлую челку, – эти лыжи мы тебе купим. И костюм.

– Посмотрим, как будет с деньгами. – Мужчина поставил девочку на пол и поцеловал женщине сначала ладонь, а потом висок.

– Обязательно купим! – Женщина чуть нахмурилась. – Я хочу, чтобы ты у нас был спортсменом…

В отделение вошел Сергей и направился к Анне. Лицо его было серьезным. В руках – черный кейс с ноутбуком и роскошная коробка конфет. Он небрежно придвинул ее к локтю медсестры:

– Мы уходим.

Анна судорожно вдохнула, уже привычно закрыла глаза и позволила сознанию ее покинуть.

– Сергей!

Анна приложила ладонь ко лбу. Лоб пылал, и ладонь приятно его охлаждала. Муж, казалось, ее не слышал. Он внимательно изучал входящую почту на экране ноутбука, одновременно пролистывая свежий выпуск «Форбса».

– Сергей! – повторила она. – Прошу тебя, объясни, что я тут делаю. Поговори со мной. Ты не ответил ни на один вопрос!

Муж посмотрел на нее поверх крышки ноутбука и поморщился.

– Курить хочу, – пожаловался он, – но ты ведь сейчас заноешь… «Дым… я задыхаюсь…»

– Кури, если хочешь, я выйду, – Анна нашарила домашние туфли и поднялась с кровати.

– Стоять! – Сергей с яростью схватил ее за холодную руку, сжал узкое запястье. – Хорош тут страдалицу корчить! Выйдет она! Сиди! На вопросы я не отвечаю! А то у меня забот больше нет!..

Он резко встал и вышел, раздраженно хлопнув дверью. Вернее, попытавшись хлопнуть дверью, но дверь с доводчиком закрылась мягко, никого не беспокоя.

Анна огляделась. Она была в больничной палате, менее всего напоминавшей больничную палату.

«Это как современное искусство, – подумала она, – которое постепенно перестает быть искусством».

Стены были выкрашены матовой краской нежных оттенков: прилегающая к двери – светло-светло-желтая, а три остальные – светло-светло-фиалковые. Кровать с отличным ортопедическим матрасом и нарядным изголовьем из мореного дуба; комод и столик на массивных колесах тоже соответствовали общему стилю, а шкаф для одежды просто потрясал великолепием. Он зачем-то был снабжен даже антресолью. Кроме всего прочего, в смежном маленьком помещении без окон размещались холодильник, микроволновая печь и пароварка. Стулья и барная стойка со сверкающими вогнутыми донышками бокалами. Линолеум нейтральных тонов. Бамбуковые жалюзи. На стекле витраж: два кота переплелись хвостами. Из окна вид на ухоженный сад. Скамейки, фонари, вычищенные дорожки.

Анна вытянулась на кровати. Закрыла глаза. Потом открыла. Посмотрела на потолок.

Светильники в тщательно продуманных местах, близ кровати – красивая настольная лампа с абажуром из материала, напоминающего шелк.

Не может это быть шелком, отстраненно подумала Анна, поглаживая пальцем абрикосовый абажур. Просто надо же было о чем-то думать.

– Доброго утречка! – в дверях показалась полная женщина в ярко-оранжевой униформе. На кармашке вышита гладью эмблема клиники – какой-то цветок. Анна не разглядела.

– Здравствуйте, – она села.

– Лежите-лежите! – захлопотала женщина. – Сейчас укольчик сделаем. На животик поворачиваемся… Вот так, молодец!

– Простите, – Анна обернулась, – простите, наверное, это ужасно глупый вопрос… Но муж не хочет меня волновать, – про себя усмехнулась, – и не говорит, что это за клиника. Вообще ничего не говорит, если честно. Он очень своеобразный человек. Доктор заходил, но разговаривал опять-таки только с мужем… Вы не подскажете?

– Во-первых, – женщина негромко и как-то продолговато рассмеялась, – после обычного транквилизатора вы бы не заснули. Седативными препаратами загрузили…

– Это неважно, – Анна страдальчески прикусила губу.

– Во-вторых… Как же, подскажу, – женщина со стеклянным хрустом сломала кончик ампулы, заговорила специально поставленным рекламным голосом, – многопрофильная частная клиника «Подсолнух», четыре отделения – хирургическое, гинекологическое, терапевтическое и детское. Она помолчала и сказала зачем-то еще раз: – И детское в том числе.