Уж не знаю, существовал ли в природе американский писатель Алан Вильямс, но фигурирующие в его (?) бестселлере «дневники Берии» в реальной жизни – даже по Вильямсу – отсутствовали. В книге Вильямса описывается история создания этих дневников двумя ловкими прохиндеями, бывшими сотрудниками радио «Свободная Европа» русским невозвращенцем Борисом Дробновым и англосаксом Томасом Мэлори.

При помощи невозвращенки грузинки Татаны, по мужу-израильтянину – Татьяны Бернштейн, «дневники» переводятся на мингрельский (?) язык и печатаются на машинке с грузинским шрифтом. Затем они предлагаются издателям, но всё заканчивается тем, что агенты ЦРУ убирают Мэлори и Татану, дабы факт подделки «компромата» не стал кому-либо известен, а агенты КГБ выкрадывают Дробнова, который, чтобы не возвращаться в «Совдепию», выбрасывается из самолёта.

Надо сказать, что история о том, как стряпались «дневники Берии», и сама сляпана наспех и лишь на очень непритязательный вкус может показаться бестселлером.

Отец Берии – крестьянин – становится у Алана Вильямса «местным чиновником при либеральном царском режиме», сам Берия – «главным агентом Ягоды в Женеве и Париже в 1928—29 годах», вербовщиком «кэмбриджцев» Берджеса, Маклина и Филби, а также первым секретарём никогда не существовавшей «Закавказской компартии» (Берия был первым секретарём Закавказского крайкома ВКП(б) и первым секретарём ЦК Компартии Грузии).

О самом деятельном и толковом члене Государственного Комитета Обороны, ставшем в 1944 году заместителем Председателя ГКО И.В. Сталина, в книге Вильямса сказано, что «его деятельность в комитете была плачевной».

Ну, такие «мелочи», как звание Героя Советского Союза в 1943 году вместо реально полученного Лаврентием Павловичем звания Героя Социалистического Труда и 15-миллионный «бериевский» ГУЛАГ времён войны, можно уже и не считать.

Однако нельзя не признать, что создатель «дневников Берии» был неплохо – для начала 90-х годов – осведомлён о многих реальных деликатных или неблаговидных деталях исторической ситуации в СССР Сталина. Но ряд точных сведений и оценок не изменяет общего низкого качества подделки и её однозначной антиисторичности.

Из «дневников Берии» работы Алана Вильямса Лаврентий Павлович предстаёт перед читателем сластолюбцем, циником и интриганом. При этом Берия работы Вильямса-Мэлори-Дробнова оказывается, естественно, неплохим литератором со своим литературным стилем.

В целом же он оказывается глупцом.

Глупцом потому, что если Наполеон не доверял свои замыслы даже подушке, то Берия – по Вильямсу – доверял бумаге, например, вот что:

«Занимаюсь личным составом. Рафик представил полный отчёт о наших возможностях. Силы специального назначения в составе 300 тысяч человек с опытными командирами, на которых я могу положиться, так как они знают, что если сметут меня, то сметут и их…»

Это якобы написано Берией в Барвихе в ноябре 1952 года и якобы доказывает, что он готовил государственный переворот и убийство Сталина.

Первая якобы дневниковая запись в книге Вильямса начинается так:

«Гагра, июнь 1949 г.

Проснулся с восходом солнца с ощущением бодрости в теле и сильного плотского желания. Черное море, как обычно, чудесно влияло на мой организм (даже после вчерашней выпивки голова была совершенно ясной…)».

Далее якобы Берией описывается часто упоминаемое в антибериевской литературе катание на катере: «Я расхохотался и спросил, как ему нравится моя игрушка (катер. – С.К.). Ведь правда хороша штучка, прямо для западного плейбоя (ну-ну, слово явно из словаря Берии. – С.К.) с девочками».

Затем появляется и «девочка» – якобы «подцепленная» в море некая «известная советская чемпионка по плаванию на дальние дистанции» Людмила.

Якобы Берия в «своём» якобы дневнике пишет о ней так:

«Я притормозил, схватил бинокль и направил на неё. Вот это да! Ну прямо статуэтка, вся золотисто-коричневая в ослепительно-белом купальнике; когда мужчины тянули ее на борт, ягодицы ее торчали, как две спелые сливы…»

«Людмила» осталась, естественно, на ночь, и «мы хорошо развлекались, я делал с нею все, что хотел, но она оказалась хорошей ученицей».

Всё это могло бы, возможно, кого-то и убедить. Но вот незадача – изучение ныне полностью изданного (обозначенным тиражом, правда, в 350 экземпляров) Журнала записей лиц, принятых И.В. Сталиным в 1924–1953 годах, показывает, что Л.П. Берия присутствовал на совещаниях у Сталина 1, 4, 10, 11, 18, 20, 25, 29 июня 1949 года.

То есть Берия был на всех июньских совещаниях 1949 года в сталинском кабинете.

Он был там и на всех июльских совещаниях 1949 года: 2, 6, 9, 13, 16, 18, 23, 25, 29, 30 июля…

И на всех августовских – тоже. Они проходили у Сталина 1, 2, 5, 6, 9, 10, 12, 15, 18, 19, 20, 22 августа с участием Берии, вплоть до 24 августа 1949 года. Через день Берия выехал в Казахстан на Семипалатинский ядерный полигон, на предстоящее 29 августа 1949 года первое испытание советской атомной бомбы.

2, 9, 16, 23 и 30 июня, 7, 14 и 21 июля, 10, 13, 16, 25 августа 1949 года Берия принимал участие в заседаниях Бюро Совета Министров СССР, причём 16 июня, 7 июля, 10, 13, 16 августа 1949 года он на этих заседаниях председательствовал.

4 июня 1949 года Берия подписал представляемый Сталину перечень проектов Постановлений и распоряжений Совета Министров СССР по атомной проблеме.

17 июня 1949 года Берия принимал участие в заседании Политбюро ЦК ВКП(б).

23 июня 1949 года Берия наложил визу на записку первого заместителя министра Вооружённых Сил СССР Соколовского и начальника Генерального штаба Штеменко о желательности передачи 105, 106, 107 и 108-го военно-дорожных отрядов в МГБ СССР.

График, как видим, разнообразный, насыщенный и полностью московский. Так что забавляться с чемпионкой «Людмилой» в июне 1949 года в Гаграх Лаврентий Павлович не мог никак.

Подробно анализировать «Дневники» Вильямса – пустое дело. Достаточно сказать, что общий низкий – даже по нынешним временам торжествующей некомпетентности – уровень «бестселлера» исключил возможность его перепечаток в дальнейшем – после первой публикации в 1992 году. Надо полагать, тираж в сто тысяч полностью насытил формирующийся «россиянский» рынок подобной макулатуры раз и навсегда.

То, что передал мне «Павел Лаврентьевич», было принципиально иным и на правду походило. Вот почему я согласился принять на себя труд подготовки рукописи к изданию с рядом необходимых справок, комментариев и примечаний.

По мере работы – а за два года мне пришлось поработать немало, сверяя даты и факты, роясь в доступных мне архивных документах и разного рода мемуарах и «мемуарах», – моё чувство эпохи, естественно, возрастало. За последний год, прошедший после первой публикации дневников, оно ещё более возросло. И чем лучше я узнаю ту эпоху – прежде всего по документам, – тем отчетливее я вижу, что главным её содержанием был не пресловутый «культ личности», а культ знания и созидания во имя нового – образованного и созидающего, свободного человека. Приверженцами именно этого культа были и Сталин, и Берия.

Возвращаясь же к дневникам Л.П. Берии, напомню, что в предисловии к первому тому первого их издания я приводил ряд своих наблюдений и догадок, сформировавшихся по завершении работы над подготовкой дневников к печати.

Вот, например, интересный, на мой взгляд, момент. В дневнике нет ни одной записи, касающейся работы Бюро № 2 при Председателе Специального комитета, через которое шёл основной поток разведывательной информации по атомным вопросам. В ныне рассекреченных документах советского Атомного проекта эта сторона вопроса освещена неплохо и можно найти немало просьб тех или иных руководителей об осведомлении ряда их подчинённых с деликатной информацией. Так, академик Хлопин дважды обращался лично к Берии с подобной просьбой, неоднократно просил об этом же Курчатов.

Вопреки распространённому заблуждению, с определённого момента круг так или иначе допущенных к ознакомлению с материалами Бюро № 2 был весьма велик. К 4 января 1949 года список ознакомленных насчитывал 35 фамилий, включая академиков Курчатова, Семёнова, Хлопина, Иоффе, Вавилова и других учёных, занятых в Атомной проблеме, в том числе – Харитона, Зельдовича, Франк-Каменецкого и др.