1788 год

Флоренция. День выдался солнечным, но и ветреным одновременно. Иван Александрович Заборовский, славный русский генерал, герой войны с Турцией, стоял у окна в накинутом кителе. Итальянок с обнаженными загорелыми плечами, которых он так любил разглядывать в минуты вынужденного безделья, нигде видно не было. Да и кто стал бы расхаживать с голыми плечами под таким ветром? Немолодой генерал грустил и курил трубку. Заборовскому хотелось домой. Он не был большим ценителем славной флорентийской архитектуры, Ивану Александровичу хватило и пары прогулок по городу. Родина да Винчи и Микеланджело совсем его не притягивала. Разве что итальянками с плечиками? Да где они теперь…

— Что за день, черт бы побрал такой день! — выругался Заборовский, когда неожиданный порыв ветра сорвал с его плеч китель и громко стукнул ставнями. — Денискин! Что с корреспонденцией?

— Ничего нового! вяло отчитался секретарь, приоткрыв дверь в комнату гостиницы, служившую Заборовскому кабинетом. — Два немца, французский лейтенант и швейцарец. Еще итальянец какой-то, но небось снова прощелыга, у которого «документы украли». Если кто появится, сей же час доложу.

— Да уж будь так любезен! — скривился Заборовский. — Чаю, скажи, чтобы принесли. Да покрепче! Вишь, день какой… В такой день, поди, опять никто не появится. Разве что черта принесет такой ветер.

Иван Александрович был командирован во Флоренцию с целью набора офицеров в русскую армию. Надвигалась очередная война с неуступчивым южным соседом. Бить Турцию было просто необходимо, и все возможности для этого имелись… Только никак не получалось эти возможности использовать. Есть оружие — не хватает пороха. Подвезут порох — пушки уедут в другое место. Сам немало повоевавший, Заборовский знал, что могут натворить дурные руки, а самое главное — неумные головы. Хорошо еще, что и у турок с этими головами тоже имелись большие проблемы. Где же взять толковых офицеров, чтобы не в карты резались и водку пили, а воевать умели, не губя солдат попусту? Такие — на вес золота. Их не хватает в любой стране, на любой войне. Без них самые героические солдаты ничего не смогут сделать, и планы самых талантливых генералов будут разрушены без них. Вот и сидел Заборовский во Флоренции, пытаясь завербовать молодцов. Да как угадаешь, кто из них и в самом деле чего-то стоит, а кто дурак дураком?

— Спросят потом с кого? Заборовский, скажут, навербовал черт-те кого! — Генерал в сердцах сплюнул в окно. — Еще скажут, что казенных денег небось прикарманил, вот и понавез кого подешевле!

Стукнула дверь, Иван Александрович оглянулся.

— Французишка пришел, — негромко сообщил Денискин, застегивая пуговицу на мундире. — Только, говоря откровенно, зрелище довольно-таки жалкое.

— Уж конечно, в такой день кто явится? Только жалкий какой! — Заборовский надел китель, привел себя в порядок и сел за стол. — Проси.

Вошедший оказался невысоким молодым человеком в чистом, но заметно поношенном мундире французской армии. Лейтенант, довольно хорош собой, но худощав.

«Жрать нечего, поди… — смекнул Заборовский. — Много вас таких в Европе, офицериков недоделанных. Мало своих кутил, еще и этих завозим».

— Лейтенант Бонапарт! — представился вошедший. — Счастлив видеть вас, генерал, я наслышан о ваших подвигах. Нуждаетесь ли еще вы в офицерах?

— В хороших — всегда нуждаемся. — Заборовский указал гостю на стул и принял пакет с бумагами. — Отчего же вы хотите уволиться из французской армии и поступить в русскую?

— Офицер должен воевать, а не проедать жалованье на квартире! — бойко ответил лейтенант.

«Ишь! — Иван Александрович просматривал бумаги. — Ты-то свое жалованье, видать, на три года вперед проел. Если, конечно, не проиграл. Велико же твое жалованье, французик, что ты готов голову под турецкие пули подставлять за тридевять земель. Однако, по бумагам судя, парнишка грамотный. Артиллерия теперь многое решает, а этот дело, кажется, знает… Работы по баллистике, надо же…»

— Что ж, пока я не вижу причин для отказа, хотя в одночасье такие дела, конечно же, не решаются, — вслух сказал Заборовский. — Прошу вас прийти ко мне через пару-другую дней, после того как я приму окончательное решение.

— Через пару-другую дней?! — Бонапарт вскочил, губы его мгновенно побелели. — Любезный генерал, вы не могли бы выразиться точнее?

— Может, и через неделю. — Заборовский вальяжно откинулся в кресле. — У нас желающих много, но нужны лучшие, оттого — не спешим. Я должен кое-что уточнить о вас, прежде чем предложить чин подпоручика русской армии.

— Подпоручика?! — едва ли не вскричал француз. — Но я лейтенант, мое звание равно званию поручика!

«Ишь! — усмехнулся про себя Иван Александрович. — Пылит, как тройка по большаку! Южная кровь, то-то на француза не сильно похож. Чисто черкес какой!»

— Месяц назад, — Заборовский погладил лежавшую на столе папку с документами, — месяц назад пришла инструкция из Санкт-Петербурга, запрещающая брать на русскую службу иностранцев в их чине. Лишь с понижением на один, а то и более, смотря по обстоятельствам. Но вас понизить на два чина попросту невозможно…

— Вы смеетесь надо мной?! — Бонапарт схватил свои бумаги и попятился. — Я ехал сюда, в Италию, чтобы мне, отличнику курса, опытному артиллеристу, предложили идти в русскую армию подпоручиком?! Да король Пруссии сей же час даст мне чин капитана, лишь посмотрев на бумаги! Честь имею!

— Имей, братец, имей… — по-русски попрощался Заборовский и сложил руки на животе. — На итальянца ты похож, а не на француза. Не прощелыга ли какой?

Лейтенант выбежал, едва не сбив с ног Денискина, из любопытства решившего самостоятельно занести чай генералу. Секретарь услышал последние слова.

— Итальянец! — уверенно сказал он. — Я акцент его слышу.

— Выговор, значит, итальянский? — Заборовский принял чай, с наслаждением отхлебнул. — Что ж, тем лучше. Пусть идет себе, мошенник. А если и не мошенник, тоже пусть идет. На нем свет клином не сошелся, другого найдем. Горяч больно!

— А может, корсиканец, — задумчиво предположил Денискин. — С тех пор как французы остров у генуэзцев забрали, их во Франции много шляется, этих корсиканцев. Дикий народ, говорят. Чуть что — за нож.

Ну вот, — удовлетворенно кивнул Заборовский. — Нам артиллеристы нужны, а поножовщину мы и сами устроить сможем.

В июне он вернулся из своего затянувшегося отпуска. Полк перевели в Оксонн, лейтенанта Бонапарта разместили в казарме, чему он был весьма рад — такая жизнь менее комфортна, но дешевле обходится. А именно деньги прежде всего интересовали офицера. Второй по старшинству брат в большой корсиканской семье, именно он после смерти отца стал ее главой — как самый решительный и рассудительный. Пришлось взять отпуск, растянувшийся на полтора года, и устраивать дела. Кое-что ему удалось, но следовало смотреть правде в глаза: семья стремительно скатывалась к нищете, и помочь им на Корсике почти некому. Друзья покинули остров, совсем недавно бывший почти независимым. Генуэзцы отдали непокорных корсиканцев французам, за долги, и уж те быстро навели свой порядок.

Наполеон сел на узкую солдатскую кровать и обхватил голову руками. Что делать? Поступить на службу к российскому императору казалось вполне подходящим выходом. В России, говорят, толковый иностранец может сделать карьеру, там не станут разбираться: настоящий ты французский дворянин или корсиканский. Здесь же, во Франции, с этими надутыми аристократами и жирующим духовенством, пробиться просто невозможно. Но поступить в русскую армию с понижением на чин?! Нет уж, слишком дорого досталось Наполеону звание лейтенанта.

— Пройдись по городу, Бонапарт! — через приоткрытую дверь крикнули ему два французских офицера. — Пусть солнце растопит твою корсиканскую злобу, а то нам не по себе! Познакомься с какой-нибудь горожаночкой! Так и время до обеда скоротаешь, вечно голодный лейтенант!