Зато правда открылась перед ним во всей красе. Он признался себе в том, что отвергал в течение последнего времени. Ничто и никто не были столь же важны для него, как Дилан и Бекки. Ни родео. Ни даже его собственное тело.

Джетт любил их. И он умер бы от горя, если бы с кем-нибудь случилось несчастье. С невероятным усилием он заглушил взрывающуюся в ноге боль и сконцентрировался на спасении Дилана, ребенка, которого хотел бы назвать своим сыном.

Он, Джетт Гарретт, который никогда ничего не боялся, испугался потерять двух людей, которые стали значить для него больше, чем что-либо другое в его жизни.

К тому времени, когда он достиг дна оврага, его левая нога была совершенно разбита. Однако он сумел подползти к мальчику.

— Дилан. Сынок, ты меня слышишь?

Он коснулся плеча ребенка, боясь причинить ему боль.

— Джетт! — захныкал малыш испуганным голосом. — Джетт!

— Где тебе больно?

Он гладил рыдающего мальчика по телу, пока не удостоверился, что у него целы все кости. Осторожно он перевернул Дилана на спину. Как только ребенок увидел своего спасителя, он подпрыгнул с каменистой земли и упал в объятия Джетта.

Джетт сел, держа Дилана на коленях и раздумывая о том, как им подняться наверх, когда услышал отдаленный вой сирены. Санитарная машина приехала быстро.

Качая сына Бекки и напевая ему песню, которую обычно поют на праздниках, он ждал помощи, и странные эмоции заполняли его грудь. Он застрял в овраге с плачущим ребенком на руках. И только что оставил свои мечты о славе.

Но он также понял, что отказ от собственных амбиций и означает любить кого-то.

И почувствовал себя королем.

Бекки нервничала и была неспособна что-либо делать.

В такой маленькой больнице, как Муниципальная больница Рэттлснейка, было всего две санитарные машины. Больничный персонал всегда знал, куда вызвана каждая из машин, и получал по радио сообщения об ожидаемом времени прибытия, о пациенте и о типе его ранения.

Когда она услышала, куда поехала санитарная машина и что пациент — ребенок, то не шутку разволновалась. Дилан как раз находился на ранчо Гарреттов.

Думая о худшем, она мерила шагами холл, ожидая машину и не отрывая взгляда от стеклянных дверей. Она боялась, что сойдет с ума.

— Бекки. — Один из санитаров с сочувствием похлопал ее по плечу. — Почему бы тебе не отдохнуть?

Она покачала головой, сдерживая крик:

— Они могут приехать в любую минуту.

И точно, вой сирены объявил о прибытии санитарной машины.

Пробежав через двойные двери, Бекки встретила санитаров, когда они опускали носилки на землю. Маленькая фигурка с щепками и листьями в каштановых волосах лежала на каталке. Глаза мальчика были плотно закрыты.

— О, нет! — Колени Бекки начали подгибаться. — Пожалуйста, о, пожалуйста. О, Дилан!

Он был неподвижен.

Она схватила санитара за руку.

— Насколько ему плохо? Может быть, кто-нибудь скажет мне?

— Надо спросить у доктора.

Его провезли мимо нее в смотровую.

Бекки шла следом, борясь с начинающейся истерикой. Что случилось с ее сыном?

Сбылся ее худший кошмар, и она была виновата в этом. Она позволила Дилану находиться вне ее поля зрения, и с ним произошло что-что ужасное. Он был ранен. Что бы ей ни говорили Джетт и другие, она никогда не должна была ослаблять свой контроль.

Трясясь всем телом, она вбежала в палату. При виде лежащего на смотровом столе сына рыдание подкатило к горлу. Дежурный врач бросил на нее взгляд и негромко произнес:

— Вон отсюда.

Бекки знала, что он прав. Истеричные матери, даже медсестры, не имеют никакого права находиться в смотровой комнате. Разве она сама не выводила таких в холл?

Не успела она об этом подумать, как одна из медсестер взяла ее под руку и увела.

— Я сообщу тебе, как только мы его обследуем.

Герметичная дверь захлопнулась. Бекки оперлась спиной о прохладную стену, закрыла глаза и попробовала замедлить сумасшедшее биение своего сердца.

— Бекки.

От знакомого голоса ее глаза мгновенно открылись.

Прислонившись к противоположной стене, Джетт сидел в одном из инвалидных кресел, предназначенных для поступающих пациентов.

Почему Джетт был с Диланом? Что он делает здесь, если не?.. Внезапно жуткое подозрение охватило ее.

Обезумев от ужаса, она налетела на него.

— Я должна была знать, что ты причастен к этому. Что ты сделал с моим сыном?

Со странным выражением лица он протянул руку, как будто хотел дотронуться до нее.

— Бекки.

Она отступила назад, дрожа от гнева.

— Не трогай меня. Не смей.

Его рука упала на колени.

— Дорогая, послушай.

— Не называй меня «дорогая». — Вне себя от ужаса, она сжала кулаки и угрожающе двинулась на него. — Не смей использовать свое обаяние и остроумие, чтобы выкрутиться. На сей раз твое безответственное поведение принесло боль не тебе. Ты виноват в том, что ранен невинный ребенок. Ребенок, который обожал тебя, который сделал бы абсолютно все, чтобы произвести на тебя впечатление.

Она кричала, выпуская все скрытое беспокойство и напряженность последнего получаса.

Джетт не отвечал. Он сидел бледный, с каменным лицом. Его молчание только разжигало ее гнев.

— Что ты сделал? Катал его на мотоцикле? Ловил его, когда он прыгал с крыши сарая? — Зная, что он это ненавидит, она тыкала пальцем в его грудь. — Доверься мне, сказал ты. И я, как дурочка, доверилась тебе. Поверила, когда ты заявил, что ты не такой, как Крис. Поверила, когда ты уверял меня, что никогда не позволишь чему-нибудь случиться с Диланом или со мной. Ты даже убедил меня, что я слишком оберегаю Дилана. И теперь посмотри, что случилось.

Какая же она идиотка, что позволила себе опять влюбиться в беспечного, эгоцентричного человека! Ее драгоценный ребенок пострадал, потому что она была ослеплена любовью к Джетту.

Дверь смотровой открылась.

— Бекки, можешь войти. — Марша обратилась к Джетту: — Мистер Гарретт, вы себя хорошо чувствуете? Через минуту я отвезу вас в смотровую номер два.

Бекки посмотрела на медсестру, думая, что Марша, должно быть, ошиблась. Пострадавший — Дилан, а не Джетт. Но у нее не было времени, чтобы выяснить это. Дилан ждал ее.

Повернувшись, она устремилась в палату, оставив Джетта одного. Пусть мучается угрызениями совести!

— С вашим сыном все прекрасно, Бекки, — сказал доктор, улыбаясь Дилану, который теперь уже сидел на краю стола, спустив грязные ноги. — Несколько синяков, царапин и подвернутая лодыжка. Я велел сделать рентген, чтобы убедиться, но не думаю, что мы найдем что-нибудь более серьезное.

Она сразу же почувствовала облегчение и обняла сына.

— Но он был совершенно неподвижен.

Доктор Клейтон улыбнулся:

— Дело в том, что он крепко спал.

Дилан посмотрел на нее.

— Джетт мне пел, и я заснул.

Бекки напряглась. Она не хотела быть благодарной Джетту. Ведь несомненно он стал причиной несчастного случая.

— Санитар скоро отвезет Дилана на рентген. Я должен осмотреть мистера Гарретта, но мы с вами очень скоро еще поговорим.

Как только доктор вышел, Бекки в расстройстве села. Джетт пострадал? Как?

Она вспомнила, что он сидел в инвалидном кресле. Она попыталась вспомнить, был ли он перевязан, или, может быть, его поза что-нибудь говорила о его травмах.

Один из санитаров вошел в комнату.

— Ну, как мальчик?

— Все нормально. Ничего серьезного, слава Богу.

Ее пульс наконец восстановился, но от волнения ноги еще были ватными.

— Ему повезло, что Джетт Гарретт такой сорвиголова.

Замигав, она посмотрела на санитара, еще больше расстраиваясь. Что же произошло?

— Я не понимаю.

— Разве Гарретт не рассказал вам, что случилось?

Она не дала ему шанса вставить хоть слово. Страх сменился ужасом.