— Я им никакой боли не причиняла.
— Знаю.
— А ты не думал, что мы можем переделать нашу жизнь так, чтобы она устраивала и тебя тоже?
— Нет, милая, все кончено. Об этом не может быть и речи.
— Значит, когда ты сказал, что нам надо поговорить, ты имел в виду разговор о том, что мне придется делать после твоего ухода, верно?
— О том, что после этого придется делать нам обоим. Но это не вина Энни и Брайана, они не заслуживают таких огорчений.
— Нет. А я заслуживаю?
— Рия, это совсем другое дело. Мы больше не любим друг друга.
— Ко мне это не относится.
— Относится. Просто ты не хочешь признать.
— Неправда. Я говорю это вовсе не для того, чтобы польстить тебе.
— Пожалуйста.
— Нет, я люблю тебя. Люблю твое тело, твою улыбку, твое лицо, хочу ощущать твои объятия и слышать, как ты говоришь, что это был всего лишь кошмарный сон.
— Рия, так было, но этого больше нет.
— Ты меня больше не любишь?
— Я всегда буду восхищаться тобой.
— Мне не нужно твоего восхищения. Мне нужна твоя любовь.
— Тебе так только кажется… но на самом деле это просто инерция.
— Перестань, Дэнни. Не заставляй меня говорить, что я устала и от этого тоже.
— Нельзя иметь все, что хочется… — начал он.
— Это мне. А тебе можно.
— Я хочу, чтобы мы вели себя как культурные люди и решили, как нам жить дальше.
— Что ты имеешь в виду?
— Прежде чем мы поговорим с детьми, нам нужно решить, какое будущее их ждет.
— Я ничего не скажу детям. Мне нечего им сказать. Скажи сам все, что хочешь.
— Но нужно сделать это так, чтобы они не расстроились…
— Тогда оставайся дома, живи с ними и брось своего нового ребенка. Другого способа не расстроить их нет.
— Рия, это невозможно, — сказал Дэнни. — Я уже принял решение.
И тут Рия поверила, что все это произошло на самом деле. Раньше были только слова и кошмары. Теперь она осознала непоправимость случившегося и внезапно почувствовала страшную усталость.
— Ладно, — сказала она. — Принял так принял.
Дэнни ощутил облегчение. Он был прав, они действительно хорошо знали друг друга. Он понял, что Рия смирилась с неизбежным. Теперь их беседа пойдет по желанному для него руслу. Они начнут обсуждать детали. Решать, где кому жить.
— Не стоит все менять сразу. Пусть дети закончат учебный год. Может быть, в конце лета?
— Что в конце лета? — спросила Рия.
— Мы должны решить вопрос с жильем.
— Я буду жить здесь. Разве не так? — удивилась Рия.
— Послушай, радость моя, нам придется продать этот дом. Я хочу сказать, что он слишком велик для…
— Продать дом на Тара-роуд? — Рия остолбенела.
— Конечно, рано или поздно придется это сделать, потому что…
— Дэнни, но это же наш дом. Мы тут живем, мы не можем продать его.
— Другого выхода нет. Иначе как мы сможем… э-э… обеспечить жильем всех?
— Я никуда отсюда не уеду. А тебя пусть обеспечит жильем твоя двадцатидвухлетняя.
— Пожалуйста, Рия… Мы должны подумать, что сказать Энни и Брайану.
— Нет, это ты должен подумать. Я уже сказала, что ничего им говорить не буду и не собираюсь уезжать из этого дома.
Наступила тишина.
— Так вот чего ты добиваешься? — наконец сказал он. — Папа — злое чудовище. Он уходит и бросает вас, а бедная святая мама остается.
— Дэнни, но ведь дело обстоит именно так.
Тут он разозлился.
— Нет, не так! Мы должны сделать всё, чтобы они смогли это вынести!
— О’кей, давай дождемся их возвращения и посмотрим, как тебе это удастся.
— Где они?
— У Розмари. Смотрят видео.
— Розмари знает?
— Да.
— И когда они вернутся?
Рия пожала плечами.
— Часов в девять-десять.
— Ты можешь позвонить и поторопить их?
— Тебе так невмоготу провести в собственном доме еще два часа?
— Дело не в этом. Просто если ты будешь так враждебно настроена, это только усугубит дело.
— Я вообще не буду ни во что вмешиваться. Посижу, почитаю или займусь каким-нибудь делом.
Он с удивлением осмотрелся по сторонам.
— Странно… Я не знал, что здесь может быть так спокойно. Не знал, что ты можешь сидеть и читать. Это место больше напоминало пивной бар в каком-нибудь парке. Двери открываются и закрываются, люди приходят и уходят, едят и пьют кофе. Твоя мать, ее собака, Герти, Розмари, друзья детей. А сегодня тут можно услышать собственные мысли. Впервые за пятнадцать лет.
— Я думала, тебе нравится, что тут всегда люди.
— Рия, здесь никогда не было тишины и спокойствия. Это настоящий бедлам.
— Не верю. Ты все искажаешь. — Она встала из-за стола и пошла к большому креслу. Усталость не проходила. Рия закрыла глаза и поняла, что способна уснуть посреди разговора о том, что ее брак и жизнь, которую она вела до сих пор, вот-вот закончатся. Веки налились свинцом.
— Мне очень жаль, Рия, — сказал Дэнни. Она не ответила. — Как ты думаешь, я могу взять кое-что из вещей?
— Не знаю, Дэнни. Делай что хочешь.
— Я хочу сидеть и разговаривать с тобой. — Ее глаза так и не открылись.
— Давай.
— Но мне больше нечего сказать, — грустно сказал он. — Я не могу до бесконечности повторять одно и то же: мне жаль, что так получилось.
— Да, не можешь, — согласилась она.
— Наверное, поэтому будет лучше, если я пойду наверх и соберу всякие мелочи.
— Наверное.
— Рия…
— Что?
— Ничего.
Последним, что слышала Рия, были шаги наверху. Дэнни шел из кабинета в спальню. Потом она уснула в кресле.
Она проснулась от звука голосов на кухне.
— Обычно в кресле засыпает папа, — сказал Брайан.
— Хорошо провели время? — спросила Рия.
— Его будут показывать в кино только через три недели! — Глаза Брайана сияли.
— А ты, Энни?
— Все было о’кей… Можно Китти остаться на ночь? — спросила Энни.
— Нет. Не сегодня.
— Мама, но почему? Почему ты всегда всем портишь настроение? Мы уже сказали маме Китти, что она останется.
— Не сегодня. Мы с папой должны поговорить с вами.
— Китти тоже умеет разговаривать!
— Энни, ты меня слышала. — Видимо, в ее тоне было что-то особенное. Непривычное. Энни проводила подругу до дверей, бормоча себе под нос, что на свете есть люди, которые обожают всё испортить.
Дэнни спустился вниз. Лицо у него было бледное и взволнованное.
— Мы с мамой хотели вам кое-что сообщить, — начал он. — Но говорить буду в основном я, потому что речь пойдет о… ну, мне придется объяснить вам всё. — Он обвел взглядом детей, тревожно застывших у стола. Рия все еще сидела в кресле. — Не знаю, с чего начать… Не подумайте, что это глупая сентиментальность, но я хочу сказать, что мы вас очень, очень любим, вы замечательные дети…
— Папа, ты что, заболел? — прервала его Энни.
— Нет. Ничего подобного.
— Или собираешься в тюрьму? У тебя точно такой голос.
— Нет, радость моя. Просто кое-что изменилось, и я хотел сказать…
— Я знаю, что это. — Лицо Брайана исказилось от ужаса. — Знаю! То же самое было в доме у Декко. Когда они говорили ему, то тоже сказали… тоже сказали, что любят его. У нас будет бэби? Да?
— Брайан, перестань говорить гадости! — возмутилась Энни.
Однако оба посмотрели на Рию, желая убедиться, что проблема состоит не в этом. Она коротко хмыкнула.
— У нас нет. А у папы — да.
— Рия! — Дэнни посмотрел на жену так, словно она его ударила. Его лицо стало пепельно-серым.
— Я ответила на вопрос. Ты же сам сказал, что мы будем отвечать на их вопросы.
— Папа, что это? О чем ты говоришь? — Энни смотрела то на отца, то на мать.
— Я говорю, что некоторое время не буду жить здесь. Точнее, большую часть времени. А потом… возможно, потом нам придется переехать, но вы будете жить со мной и, возможно, с мамой сколько захотите. Хоть целую вечность. Так что для вас ничего не изменится.
— Вы что, разводитесь? — спросил Брайан.