— Какая бессмысленная война. Посмотри, этот мальчик был всего на четыре года старше Энни, — сказала Рия.

— Да. Если бы он остался жив, то сейчас играл бы в шахматы вот с этими стариками, — ответил Дэнни.

Рии хотелось прикоснуться к нему, но она помнила собственную заповедь. Они сели на деревянную скамью, и Дэнни взял в ладони ее руки.

— Наверное, ты знаешь, что я должен сказать, — начал он.

Она слегка встревожилась, но только слегка. Возможно, ему следовало сказать не «должен», а «хочу». Впрочем, это всего лишь слова.

— Говори, Дэнни.

— Я восхищаюсь тобой, честное слово… Мне очень не хочется сообщать тебе плохие новости. Ты даже не представляешь, как не хочется. Меня немного утешает только одно: я прилетел, чтобы рассказать об этом лично.

В горле Рии внезапно застрял большой тяжелый камень. Под нарядным шейным платком, который она так весело завязала утром.

— Что? — не доверяя собственному голосу, лаконично спросила она.

— Все очень плохо.

— Не верю. — Рия поняла, что Дэнни не возвращается к ней. Речь шла совсем не об этом. Ее список был ни к чему. Как бы она себя ни вела, это ничего бы не изменило.

Она услышала собственный голос:

— Дэнни, я уже слышала все самое плохое. Ничего худшего быть не может.

— Увы, может, — ответил он.

И тут Рия, сидевшая на скамейке Мемориального парка Стонифилда, узнала, что у нее больше нет дома. Дом являлся частью имущества Барни Маккарти, управление которым вскоре должно было перейти в другие руки.

— Сегодня нас приглашают на вечеринку, — сказал Шон Мэйн, как только увидел Энни.

— А Брайан и Келли тоже пойдут?

— Ни под каким видом. Мама посмотрит с ними видео.

— А я не взяла с собой ничего нарядного, — огорчилась Энни.

— Ты и так выглядишь чудесно, — не скрывая восхищения, ответил Шон.

Китти ей не поверит. Как жаль, что подруги здесь нет и она не видит ее триумфа! «Впрочем, на моем месте Китти уже давно стащила бы с Шона джинсы», — с осуждением подумала Энни. Ничего такого Энни делать не собиралась — она предупреждала заранее. Хьюби ответил, что это нечестно. То же самое, что ставить на стол изысканное блюдо, а потом уносить его, так и не дав попробовать. Нет, все это было слишком сложно.

— Ладно, Хилари, выкладывай. Что там у тебя?

— Мама, как ты догадалась, что я хотела тебе что-то сказать? — спросила Хилари.

— Вы с Плайерсом два сапога пара. Когда он хочет намекнуть, что пора на прогулку, то начинает наматывать круги. И ты делаешь то же самое.

— Мам, шила в мешке не утаишь.

— Еще бы.

— Я хочу сказать, что, если бы здесь была Рия, я сначала обсудила бы это с ней, а уж потом сообщила тебе.

— Хилари, я что, должна тащить из тебя слова клещами?

— Мы с Мартином поспорили, станешь ли ты возражать против нашего переезда в деревню.

— В деревню?

— Я сказала, что станешь. А Мартин — что нет.

— В какую еще деревню? — поразилась Нора Джонсон.

— Ну, в старый дом Мартина. Понимаешь, никто из его братьев не хочет там жить, дом рушится, в местной школе есть должность учителя, и я тоже смогла бы там работать.

— Ты будешь жить на западе? — Для коренной дублинки Норы Джонсон деревня была местом, куда люди ездят в отпуск.

— Мама, если это тебя не слишком огорчит, то да.

— Огорчить меня не может уже ничего. Но, Хилари, детка, ради бога, что это стукнуло тебе в голову? — недоумевала мать.

— Мам, там намного дешевле. Мы кое-что скопили, жизнь там недорогая, можно сэкономить на бензине. И конечно, мы сможем отложить деньги от продажи дома.

— И что ты будешь делать с этими деньгами?

— Ничего. Просто хранить. Когда мы станем старыми, это будет для нас большим утешением.

Нора покачала головой. Не большим, а единственным. Других утешений для Мартина и Хилари не существовало.

— И что заставило тебя принять такое решение?

— Когда мы там были в последний раз, я увидела, что весь дом окружен деревьями, — ответила Хилари. — И поняла, что это место предназначено мне судьбой.

— Что, опять трахалась с клиентами? — рявкнул Джек.

— Перестань, Джек. — Герти попыталась вырвать руку, которую муж держал мертвой хваткой. — О чем ты говоришь?

— Ты моя жена и не должна шляться по улице, как старая проститутка в поисках десятки.

— Отпусти, Джек. Ты делаешь мне больно. Прошу тебя.

— Где ты это делаешь? Прямо у стены, да?

— Ты с ума сошел. — Герти испугалась. Она давно не видела Джека в таком состоянии. Ей было известно, что этот уик-энд Рия и дети проводят у Мэйнов. Рия скажет сестре, что у Герти все хорошо. Видела бы ее Шейла своими глазами…

— Ты догадывалась, что я все узнаю, верно?

— Джек, тебе нечего узнавать.

— Тогда почему вчера вечером ты отослала детей к матери? Говори!

— Потому что видела, что ты слегка… под мухой. Я никого не хотела огорчать.

— Ты не хотела, чтобы дети слышали, что их мать делает это за десятку с первым встречным. — Он ударил ее.

— Джек!

— Я — нормальный мужчина. А что может подумать нормальный мужчина, если видит в сумочке жены десятифунтовую бумажку?

— Джек, я мою у людей полы.

— У кого? У кого ты их моешь?

— У Мэрилин Вайн, которая живет в доме Рии, иногда у Полли Каллаган, у Фрэнсис Салливан…

Он засмеялся.

— Думаешь, я тебе поверю?

Герти плакала, закрыв лицо руками.

— Джек, если ты мне не веришь, то уж лучше убей на месте, потому что у меня больше нет сил, — сквозь слезы сказала она.

— У меня еще никогда не было подружки, — сказал Шон Мэйн Энни. Они сидели в кресле у окна. В комнате танцевали, а в саду готовили все нужное для барбекю. Шон гордо и даже покровительственно обнимал ее за плечи. Энни улыбалась ему, помня, что отталкивать от себя молодых людей не следует. — Жаль, что девочка, которая мне нравится, скоро вернется в Ирландию. Вот не везет…

— Мы сможем писать друг другу, — ответила она.

— Или я приеду в Ирландию, буду жить у тети Герти и дяди Джека, ходить в школу и быть рядом с тобой.

— Да, наверное… — неуверенно сказала Энни.

— Тебе это не нравится?

— Нет, я просто… просто… — Она не знала, как закончить фразу. Мама не велела рассказывать подробно о жизни Герти; американцам знать об этом было не обязательно. Почему-то это было важно. — Просто я думаю, что Герти очень занята, — неловко сказала Энни.

— Но время для семьи она все же находит, — возразил Шон.

— Да, конечно.

— Ты здорово удивилась, когда вернулся отец? — Шон знал эту историю.

— Я не уверена, что он действительно вернулся.

— Но Брайан сказал…

— Ох, Шон, что он знает? Просто папа немного грустный. И он был очень увлечен Бернадеттой. Не понимаю, как он мог бросить ее с ребенком…

— Ну, во всяком случае, сейчас он с твоей мамой в Стонифилде, а это уже неплохо.

— Да, — согласилась Энни. — Это действительно неплохо.

Тени в Мемориальном парке становились длиннее, однако Дэнни и Рия продолжали сидеть на скамейке. Они держались за руки, но не так, как делали в молодости. Даже не как друзья, а как люди, потерпевшие кораблекрушение, которые цепляются друг за друга, боясь остаться в полном одиночестве. Большую часть времени они молчали. Иногда Рия что-то спрашивала безжизненным голосом, и Дэнни отвечал. Он ни разу не назвал ее «радость моя», не внушал ложных надежд и не уверял, что все как-то образуется.

— Зачем ты прилетел в Америку? — спросила она. — Неужели нельзя было сказать это дома?

— Я не хотел, чтобы ты узнала об этом от кого-то другого.

Рия воспользовалась тем, что они все еще держались за руки, и ответила ему благодарным пожатием. Никаких взаимных упреков не было. Оба знали, что дом заложен. Просто думали, что этот день никогда не наступит. А он наступил.