И вот начался пир. Горы яств громоздились на огромных деревянных блюдах. В
кувшинах пенилось какое-то вино. На пальмовых и папоротниковых листьях лежала
копченая, вареная, жареная, маринованная, просто сырая, но приправленная экзотическими
специями рыба. На длинном подносе красовался целиком зажаренный поросенок, из ушей
которого торчали цветы, напоминавшие лотос. А еще — фрукты, овощи, какие-то
водоросли...
Лилит нагнулась к сидевшей рядом Хейкуа и шепнула ей на ухо:
— Мне не под силу перепробовать даже половины этой еды!
Хейкуа рассмеялась и что-то сказала соседкам. Те тоже покатились со смеху.
— Ешь! Ты худая! Тебе надо много есть! — уговаривала Хейкуа.
— Но я не смогу! — восклицала Лилит.
— Сможешь! Мы все едим! И ты сможешь!
Не хотят ли меня откормить, а потом — заколоть и съесть? Но добрые улыбающиеся
лица туземцев заставили ее устыдиться своих подозрений.
И она ела, ела, ела... Их окружали мужчины и женщины с шоколадным цветом кожи,
курчавыми волосами, устрашающими татуировками и открытыми, бесконечно милыми
лицами. Они пели протяжные, многоголосые песни. И что-то все время пили из больших
глиняных кувшинов.
— Что это? — спросила Лилит у Хейкуа.
— Это кава. Вино. Вкусное. — Она наполнила напитком чашу, сделанную из большой
раковины, и протянула ее Лилит: — Пей! И будешь веселой!
Глоток, другой — как тепло и уютно... Когда раковина опустела, Хейкуа налила ей еще.
И еще... и еще... Лилит была наверху блаженства. Она раскачивалась вместе с туземцами и
подпевала им. Но постепенно глаза ее стал заволакивать туман. Она прислонилась к
стоявшему посреди хижины столбу из красного дерева. И сон унес ее на своих крыльях.
4
Лилит вздрогнула и проснулась. Сердце ее бешено колотилось. Опять ее мучили
ночные кошмары. Будто лежит она в своем номере лондонского отеля, а кругом — пламя.
Ярче и ярче. Подбирается к кровати. Ближе... ближе...
В ужасе Лилит открыла глаза. Минута... другая... Взгляд по сторонам... И облегченный
вздох: слава богу, это лишь сон! Но все же, где она? Где?
События как из тумана постепенно возникали в ее памяти. Голова нестерпимо болела.
Рот переполняла горечь. А этот одурманивающий запах еды. От него невозможно
отделаться!
Лилит привстала. О боже! Прямо над ее головой деревянный крест. А под крестом она,
совершенно голая, — одежда аккуратно сложена в ногах.
— Иа ора на, — послышался голос Хейкуа. — Ты проснулась?
Молодая туземка сидела посреди хижины на коротком коврике перед низким
деревянным столиком. В руках у нее была... Библия!
— Тебя спящую, — сказала она, отрываясь от Священного Писания, — перенесли в
другой дом. В нем долго жил миссионер Иисус Джон. Он утонул вон в той лагуне.
Хейкуа кивнула в сторону видневшегося через откинутый полог хижины океана, хитро
подмигнула и, наклонившись к Лилит, доверительно прошептала:
— Чужестранцам мы говорим, что съели его.
— Зачем?
— Чтоб отпугнуть от нашего острова других миссионеров.
— Что, Иисус был плохим человеком?
— Да вовсе нет! Он научил меня вашему языку. Научил даже немного читать и писать.
Он был очень, очень добрый. Я любила его.
— Любила? В каком смысле?
— В том, что проводила с ним каждую ночь. И он тоже любил меня. Читал мне
Библию. Особенно часто — вот это место.
Хейкуа подсела к Лилит и, открыв книгу на заложенной пальмовым листом странице,
нараспев прочла.
— Зубы твои, как стадо стриженых овец, выходящих из купальни, из которых у каждой
пара ягнят, и бесплодной нет между ними; Как лента алая, губы твои, и уста твои любезны;
Как половинки гранатового яблока — ланиты твои под кудрями твоими; Шея твоя, как столп
Давидов, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нем — все щиты сильных; Два
сосца твои, как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями.
Лилит с удивлением посмотрела на Хейкуа.
— Он читал тебе книгу «Песнь песней» царя Соломона? Мы, христиане, знаем ее
наизусть... Наверное, мистер Джон был действительно очень хорошим человеком. Ведь он
нес вам Слово Божье!
— Когда Иисус Джон только что приехал, мы думали, что это не человек, а Святой
Дух. Он говорил нам о добре, любви друг к другу. Помогал тем, кто попадал в беду. Но
держался особняком. Не танцевал с нами, не пел песен. Я чувствовала: он одинок. И решила:
все это оттого, что Иисус Джон не знает женской любви. Он сам потом говорил мне, что в
миссионерских школах этому не учат. Я решила научить его. Сделала из него мужчину. А
потом он утонул, купаясь в океане.
— Ты очень переживала его смерть?
— Не я одна. Нам всем было очень жаль Иисуса Джона. Поэтому никто из нас и не
хотел приезда других миссионеров. А еще потому, что слышали о них немало дурного.
— А теперь твой муж — Тайро?
Хейкуа потупила взгляд и какое-то время молчала, прежде чем тихо ответить:
— Он иногда бывает моим мужем. Тайро — вождь. У него много наложниц. Много
детей. Теперь у него есть еще одна дочь.
— Кто?
— Ты.
— Я?!
Лилит смотрела на Хейкуа широко раскрытыми глазами, ничего не понимая.
— Но почему?
— Прежде скажи, как себя чувствуешь?
— Ничего. Только голова болит.
— Это от кавы. Не пей больше.
— Ладно. Так что ты хотела сказать?
— Ходить, надеюсь, ты в состоянии?
— Да.
— Тогда пойдем.
— Куда?
— Сейчас узнаешь.
— Хорошо. Только мне надо сначала одеться.
— Я тебе принесла парео.
— Что это?
— Такая же черная юбка, как на мне.
— И это все? Извини, я не могу ходить полуголой!
— На острове очень жарко.
— Все равно. Пойми меня, Хейкуа, и не обижайся.
Хейкуа вдруг протянула руку и провела ладонью по щеке Лилит.
— Очень болит?
— Что?
— Лицо.
— Ах ты вот о чем! Это случилось в детстве.
— Я дам тебе цветок. Натрешь им лицо. И все пройдет.
— Нет, Хейкуа. Мне уже ничто не поможет.
— Поможет. Этот цветок — священный. Он растет только на Рева Ра. И лечит от
ожогов. Вот увидишь, скоро от твоих рубцов не останется и следа.
Лилит скептически поджала губы. Но спорить с Хейкуа не стала, боялась ее обидеть.
Они пошли по узкой тропинке через джунгли. Постепенно деревья редели, трава
становилась желтой от палящего солнца. Особенно нестерпимым зной стал, когда они
вышли из зарослей и начали взбираться на гору, карабкаясь по наплывам застывшей лавы.
Откуда-то из-под земли доносились глухие удары, напоминавшие звуки артиллерийской
канонады. Лилит посмотрела на окутанную дымом вершину огнедышащей горы и поняла —
это рокочет вулкан.
— Куда мы идем?
— Сейчас узнаешь. Уже недалеко. Посмотри!
И Хейкуа показала рукой на видневшуюся впереди высокую черную скалу.
— Что это?
— Тики. Наш Бог. Там его храм.
Действительно, подойдя ближе, Лилит убедилась, что это не скала, а огромная,
высеченная из камня фигура, с оскаленными зубами, высунутым языком и грозно
насупленными бровями. Вокруг нее в строгом порядке были расставлены каменные сиденья.
А прямо у ног возвышался огромный длинный алтарь. По запекшимся на нем лужам крови
Лилит догадалась, что здесь происходили ритуальные жертвоприношения. Ей стало жутко:
как знать, может быть, местные жители верны своим древним традициям и приносят в
жертву богу Тики не только животных...
Хейкуа тронула ее за руку.
— Смотри!
Лилит обернулась и замерла от восхищения. Перед ее взором предстала неповторимая
по своей волшебной красоте картина. Всюду, сверкая на солнце голубизной вод, простирался
бесконечный океан. Вдоль песчаной отмели расположилась деревня. Прямо у ее окраин
