Тяжесть нарастала, накатывала волнами, вызывала тошноту и жар, сменяясь легкостью необычной; меня как будто придавливало каменной плитой, а затем уносило быстрой рекой. В моменты смягчения я вроде получал сигнал от КОГО-ТО: дескать, ты ведь хотел быть со со мной, поэтому не сопротивляйся, я дам тебе легкость, я дам тебе радость.
На месте одной из стенок камеры я, несмотря на дурноту, увидел серебристое сияние, которое уже протягивало ко мне свои лучи. Они ветвились и извивались в стиле первобытного орнамента. Сквозь полосы тумана просматривалась тварь, похожая на радиолярию. Это она, та самая, которая украла мой дом! Или ее близняшка, искусственная X-структура, отчего не легче.
Она пыталась внушить мне образ светозарного облака, в котором найдутся и легкость, и успокоение, и сладость, в котором я найду покой и заботу. Уже расплывались мои ботинки, один из них обвил шнурками и жадно поглотил другой. А затем пропал из виду. Следом я почувствовал, что и куртка на мне начинает шевелиться и как-то слишком тесно меня обхватывает. Я пытался морально не поддаваться напасти, потому что понимал — это имеет большое значение.
— У тебя плохие манеры, чертова структура. Ты многое потеряешь из-за этого.
Когда уже что-то поплыло у меня внутри и я заметил как тончают мои руки, на моей груди сконденсировался черный диск трансквазера, откликнулся-таки его интерфейс на мое горестное состояние.
Камера расплющилась, утончилась и лопнула — можно было уплывать по хрональному каналу. Но пришлось сперва отодрать от себя куртку, она осталась в прошлом. Оглядываясь назад я видел как она истончается, покрывается прорехами, выпускает из себя нитки и исчезает.
— Ну, что, наелись? — встретил меня Саша. — Не стоило изучать зверя со стороны его пасти.
Утром, подслушивая разговор руководителя эксперимента с помощником, я узнал, что начальству базы хорошо известно о проникновении постороннего в испытательный блок, что едва не произошел прорыв Объекта на волю, и что сейчас ведется служебное расследование на предмет наличия вражеского агента.
После смены ко мне в каюту неожиданно заглянула офицерша Мара К911 и стала неуклюже кокетничать, заодно прознавая, какая у меня военная подготовка и где я был ночью с часу до трех. Я реагировал вяло и наконец она поперла напрямки:
— Обнаружены ваши отпечатки пальцев на одном из входных люков испытательного блока.
— Это ни о чем не говорит, коллега К911. Я мог их оставить днем, в рабочее время.
— Фома работает за двоих, а кое-кто отдыхает за двоих, — вмешался «адвокат» Саша.
— Не отнекивайтесь, вы побывали там, — сказала женщина-кшатрий строго, без снисхождения к моим заслугам, коих впрочем и не было.
— Я не отнекиваюсь, только вы покамест ничего не доказали, коллега.
— Если нет козырей, милая женщина, то ходите шестеркой, — посоветовал Саша.
Бой-баба, ничего не добившись «в лоб», решила сделать фланговый обход. Она присела на край моей койки и внушительно произнесла:
— Мы приняли вас, Фома, по настоянию одного ответственного лица нашей Службы. Однако касательно вашей персоны есть некоторые неясности.
— Только даун является совершенно ясной персоной.
Я уселся неподалеку от офицерши на табуретке-массажистке, а на карнизе расположился ворон Саша. Он и озвучил мои мысли:
— Если, коллега, вам не открыли какую-то информацию о Ф.К123, то сам он, тем паче не должен болтать лишнего. Болтун — находка для врага.
Мара К911 несколько замялась, возможно она в эту паузу общалась с киберсистемой, ответственной за безопасность. Кибероболочку тоже, кстати, прозывали Марой.
Я обратил внимание, что Мара-телесная впервые за время знакомства переоделась из мешковатого комбеза в весьма обтягивающую «выходную» униформу с аксельбантами, более пригодную для офицерских тусовок где-нибудь в Новом Петербурге. В плечах она была пошире и в бицепсах пообъемнее, чем женщины из гражданских каст. Но чрезмерности в этом не было, а ладненькие немассивные косточки придавали ей и стройность, и даже аппетитность.
— Послушайте, Фома, тот, кто побывал в демонстрационной камере, подвергал свою жизнь опасности. Он нуждается в срочном обследовании на предмет обнаружения очагов инфицирования.
— А может быть не он подвергал, а его подвергали? — опять сделал верное замечание Саша.
— Птица намекает, что кто-то хотел вас уничтожить? — уточнила офицерша.
— Она хочет сказать, что вы ищете вражеского агента не там, где следует. Служба «Алеф» послала меня сюда, чтобы, скажем, сохранить те сведения, которые имеются в моей башке. Однако могут найтись некачественные людишки, которые пожелают меня спустить в унитаз. Нет человека — и нет информации.
— Вы задаете слишком много загадок, Фома.
— Ваша база тоже, — каркнул Саша.
— Ну, ладно, придется приоткрыть несколько карт. — сказала Мара и закинула ногу за ногу.
— Отлично, под это дело предлагаю принять некоторое количество можжевеловой водки. — провозгласил я.
И, как ни странно, она не отказалась, только попросила удалить Сашу.
— Я могу и обидеться, — заявил ворон. — Фома, принеси мой плазмобой.
Пришлось под протестующее карканье выгнать пернатого в коридор. Мара хлебнула можжевеловки и не стала закусывать — сразу видно, настоящий боец.
— Ты участвовал в войнах с сатурнианами, Фома?
— Два месяца на патрульном катере — во время большой войны. Я попал из подготовишек на действительную службу, когда всё было в разгаре, наши уже прокакали сражение в секторе 1 °C-15 и как раз провели успешный рейд на черный Япет. Потом меня еще задержала учебка на астероиде Ахилл… Ты же знаешь, технарей не берут ни в космопехоту, ни тем более в десантно-штурмовые команды, только в корабельный состав. Но эти два месяца жаркие выдались. Наши генералы-минералы тогда думали, что возьмем Гиперион, тут и Титану капец. Но возле этой долбанной глыбы нас крупно покромсали — командиры, как вседва, проворонили подход целой эскадры, две боевые горы сгорели словно спички. Остатки оперативной группы сели на Япете, откуда уже убрались пехотные части. Кажется, мы собирались в прятки играть среди черных кристаллов Кассини и Ронсеваля. Ну и доигрались. Сатурниане нас там скоренько «вычистили». Раскурочили катер, где я служил, уцелевшие космофлотцы спасались в аварийных капсулах, которые противник бил, словно мух. Я еле срыл оттуда, а мог ведь запросто в ящик сыграть или попасть в лагерь военнопленных на Энцеладе, в кратер Аладдин, где из-под поверхности то и дело, как джинны, вырываются кипящие аммиачные гейзеры…
— А я, Фома, обе войны протрубила в разведывательно-диверсионном подразделении. В том числе участвовала в самой отчаянной и глупой операции спецназа — ударе по мобильному Храму на Титане. Наше начальство до последнего момента было уверено, что это передвижная ставка сатурниан, в которой установлен гиперкомпьютер. На Титане мы хорошо поплавали в пропановом океане, где метановые бульки размером с дом; побродили по бурой липкий грязи из смеси формальдегида и синильной кислоты под проливным азотным дождем; потеряли большую часть личного состава и убедились в итоге, что Храм это — религиозное заведение. Мой личный ущерб — сожженное легкое, на месте которого теперь пластиковый пакетик стоит, плюс раскуроченное колено, взамен его смонтирован титановый кибершарнир.
Жалко девушку. Крепко потрепали ее.
— Насчет религиозного заведения все точно, Мара. Козлы-сатурниане, как известно, поклоняются какому-то темному божеству. Офицеры нам говорили, что мятежники-де — оголтелые фанаты и вести с ними переговоры о мире и дружбе невозможно. Об этом сообщали и в СМИ. А еще кое-кто из начальства со временем понял, что наш военно-технический уровень не ахти, по крайней мере недостаточен, чтобы без оглушительных потерь подавить гадов. Об этом, кстати, попискивали и сетевые информаторы.
— Фома, ни через СМИ, ни через подпольный сетевой эфир не сообщали одну очень важную вещь. Божество сатурниан — не какой-то там символ. Это вполне материальное существо.