— Ну, пей же скорей! — Голос его осип. — Смотри, как мы созрели! — Он откинул простыню, показывая степень возбуждения.

— Дай мне дольку ананаса. Закусить, — тоже сипло попросила Светка.

— Никаких ананасов. Закусишь клубникой. Смотри, какой плод! Такого ни в одном «Перекрестке» не найдешь. — Он снова хохотнул и уселся на подушку, подталкивая руку с бокалом ко рту Светки. — Ну пей же, скорей, дурочка, смотри, какая закусь тебя ждет!

Четыре сильных руки охватили его одновременно. Одна рука накрепко залепила ему рот.

Светка немедленно юркнула с постели в ванную. В ту самую ванную, откуда и вышли трое мужчин. Двоих, держащих его — крепко, намертво держащих! — Серый не знал. Третьим же был Дикий. Самый близкий корефан Буры. Серый уже все понял. Понял, что его сейчас убьют. Понял, что катушка его жизни на размоте. С особой болью понял он, что сдала его Светка! Эта неблагодарная блядь, курва, Светка, которую он с помойки поднял, баловал, нежил, его сдала.

Неторопливо, смакуя момент, Дикий вытащил из кармана плаща футляр. Из футляра достал блеснувшую желтым штуковину. Кусок арматуры, но только позолоченный: Серый ведь так любит рыжье! Удобно приладив к ладони, Дикий улыбнулся, подмигнул Серому и воткнул золотую железку в правый глаз. В тот же, в который засадили Буре.

— Увидишь Буру, передавай ему привет. Если встретитесь.

Боль, невообразимая, охватившая разом все тело, пронзила Серого. Пробив хрупкую преграду, штырь вошел в мозг. Бесшабашно, развязно, грубо, разрушая тонкие, неприспособленные к такой жестокости ткани. В последнем конвульсивном движении Серый с удесятеренной мощью выгнул свое тело, отбросил насильников и выдал вопль — не звериный, но и не человеческий. Это был крик Тарзана. На большее жизненных сил не хватило: Серый еще раз дернулся и сник.

Секьюрити в смежной комнате — как ни гремел телевизор — услышали этот ор. Насмешливо переглянулись: кончил наш Сергей. Сейчас спать будет. Значит, можно прекратить эту пытку децибелами.

За их спинами открылась дверь. Один из охранников был занят пультом — уменьшал звук, второй же — Шураня — медленно и без интереса повернул голову. И тут же во лбу его образовалась дырка. Небольшая, аккуратная, из которой тут же потекла ручейком кровь. Второй же охранник даже не увидел своего убийцы: пуля пробила ему шейный позвонок и вылетела, разворотив нос. Оба они остались в кресле. В естественных позах спящих.

Дикий, выключив свет в спальне, подошел к окну и о чем-то негромко сказал в телефон. Через минуту увидел подъехавшую к углу машину.

— Все, ребята, уходим! Светка, ты особенно не загружайся. Все это вещи. Предметы. Это херня! Главное — бабки. А бабки у тебя теперь есть. Сейчас мы тебя отвезем к Пирожку. Там тебе уже готов билет на Домодедовскую птичку и бабки. Как и обещал я.

В машине Рудик продолжил свой инструктаж:

— У себя в Самаре… или как там твой город — Самарант, что ли? Ты там дыши тише — ну то есть не болтай. Если где — что: ничего не знаю, никого не видала. Мы тебе алибу заготовили незыблемую. Солидную. Ты сегодня с 9 часов утра сидишь в камере вот в этом отделении милиции. Смотри, вот мы проезжаем. По протоколу задержания, тебя отпустили в двадцать два тридцать и сразу отвезли в Домодедово. Запоминаешь?.. Вроде депортировали тебя из Москвы. Против воли твоей. Дернули тебя, мол, за нарушение паспортного режима. Мусор уже там ждет. Он подтвердит, что сам тебя сопровождал. Догоняешь?

— Да, конечно, — посиневшими от всего увиденного и пережитого губами прошелестела Света. Хотя больше половины из того, что сейчас говорил этот Рудольф, она не поняла.

Поглядывая с усмешкой, Рудик похлопал ее по колену:

— Ты сейчас меня слушала, но еще не растворила, что я тебе базарю. Ладно, сеструха. Пирожок в курсе. Он тебя вразумит… Вот и приехали. А вот и сам Пирожок… Будь, сестренка! Больше в Москву не приезжай. Не для тебя этот городишко. Живи в своей Самаре… или… Никак не могу запомнить твой город… Да хрен с ним! Мне оно нужно? — рассмеявшись, он открыл дверцу. Причем сделал это с некоторой галантностью: мизинец услужливой руки был кокетливо отставлен в сторону… Той самой руки, которая сорок минут назад вогнала позолоченный штырь в мозг Серого.

Прошло почти десять лет. Алексей стал успешным дельцом, а Влада — успешно поддерживала огонь семейного очага. Подрастали сыновья — Никита и Данил. Словом, счастливая семья.

Все счастливые семьи счастливы одинаково? Нет. Эта была счастлива по-особенному. Это была семья, в которой все семь «я» не растопыривались, а были устремлены в сторону любви. Каждый из десяти лет не остужал, а только обострял их чувства, наполнял новыми оттенками, нюансами.

Любовь Влады к детям, как тепло камина, — была ровной, согревающей, уютной. Алексея же любила она яро, истово, опаляющее. Такая любовь, как всякая гипербола, обычно бывает присуща только скоротечным связям. Ни один материал не в состоянии выдержать длительное время такой накал. А в их семье эта ярая страсть не ослабевала. Вот уже десять лет.

И Алексей трепетно хранил этот негаснущий огонь любви. Из всех сил старался угодить своей Владе, ублажить ее, баловал без границ.

У кого-то бывают в жизни отсветы счастья, у кого-то — полосы. Жизнь Влады была солярием. Она купалась в солнечных лучах любви. И даже ревность, этот червь, не мог омрачить их романтичной любви.

Конечно, не идиллией была их жизнь. И у них случались конфликты, ссоры. Но не перерастали они во вражду, а заканчивались, как правило, страстным примирением на широкой и очень выносливой кровати.

— У тебя двойка! — Влада потрясала дневником, словно уликой. — Что с тобой творится? Ты скатываешься, Никита!

Разделываясь с компьютерным монстром, сын азартно манипулировал мышкой и едва ли слышал возмущенные реплики стоящей рядом матери.

— Ник!

— Ну что?! — Он гневно сдвинул брови.

— Обратите на меня внимание, Ваше Величество!

— Ну, мам, я же сейчас проиграю! — с растяжкой огрызнулся Никита.

— Прекрати игру! У тебя двойка, а ты… Сейчас же прекрати! — она зло отжала кнопку: издав протяжный вой, монстр сгинул во мраке.

— Зачем ты выключила?! Все испортила! — Не по-детски гневно сверкнув глазами, Ник отшвырнул мышку и выбежал из комнаты.

— Вернись! Сядь за уроки.

— Не сяду! Не могла, что ли, дать мне время? — кричал Никита, усевшись на диван боком. — Чтоб хоть сохранить игру!

— Какую игру, когда у тебя двойки?!

— Ну и что?! Хоть бы сохранил…

Алексей прислушался и заинтересованно выглянул из кабинета.

— Ты не будешь играть в компьютер, пока не исправишь двойки! — донесся до него сердитый голос жены.

Он входил в зал, когда Ник, едва не сбив его, промчался в детскую.

Следовавшая за ним Влада разгневанно остановилась:

— Поговори с ним! По-мужски поговори! Посмотри, как он хамит!

— Ну что случилось? — Алекс благодушно теребил высунувшуюся из-под его руки голову сына.

— У него двойка… Двойки!

— Да ладно тебе… — рассмеялся Алекс. — Что ты из него отличника растишь?! Двойки есть — исправит. Правда, сын?

— Что?! — Влада растерянно округлила глаза. — А для чего ты отдал его в такую дорогую школу? Чтоб он двойки носил?

— Именно для этого! — улыбнулся Лекс и подмигнул сыну.

А Ник уже не прятался. Ответив отцу благодарно-озорным подмигом, он перевел на мать злорадный взгляд.

— Ты знаешь, сколько отец платит за твою учебу?

— А вот об этом — не надо! — Лекс протестующе поднял палец. — Я плачу и буду платить впредь. Это мой сын. И упрекать его этим не надо. И Ник, и Даня будут учиться в самой лучшей школе. Сколько бы это ни стоило… Иди, Ник, поиграй в компьютер, а потом — за уроки!

— Мама не разрешает компьютер… пока не исправлю двойку, — исподлобья глядя на мать, съехидничал Никита.

— Иди, иди… Маму я попробую уговорить.

— Ну что же… — похолодела Влада. — Иди, раз папа разрешил. Но ко мне больше не подходи.