— Подружкой? — переспрашивает Кара, и ее голос взмывает на четыре октавы.

В этот момент Питер бросается к двери, чтобы позвать свою пассию, оставив Кару не на шутку разозленной.

— Посмотри, что ты наделала, тоже мне, гений, — бормочет она, подавая Кену знак, что ей необходимо выпить (и она не шутит).

— Кара, у этого ребенка есть подружка!

— Он первокурсник, Хло, долго они вместе не продержатся. Кроме того, он уже начал с моей помощью ее забывать, — ноет она.

— Я тебя умоляю.

— Начал! — настаивает она, но ее радар уже настраивается на поиск следующего потенциального клиента.

— Посиди лучше со мной, а? — ласково прошу я. Обычно Кара быстро отходит.

— Ладно, ладно. — Она вздыхает. — А кстати, — снова вскидывается она, — что случилось с Максвеллом? Разве я не лучшая в мире сваха? Я хочу сказать, что из вас выйдет замечательная пара. Он самый красивый. И самый приятный. То есть, конечно, он не самый интересный, но эти примитивы — ты видела тех примитивных типов? Конечно, ты их видела, но…

— Стоп, — перебиваю я Кару.

— Что?

— У нас с Максом… ничего хорошего.

— Что ты имеешь в виду — ничего хорошего?

— То и имею — ничего хорошего. Другое слово, которое я могу использовать для описания данной ситуации, — «плохо», — с сарказмом отвечаю я.

— Что случилось? — очень заинтересованно спрашивает она.

Я устала рассказывать эту историю. И в самом деле не хочу говорить о Максвелле. А вот чего я хочу — так это напиться и танцевать, не думая ни о нем, ни о других моих провалах, а также недостатках, включая отсутствие музыкального слуха, неспособность выступать в любом командном виде спорта, а также по-настоящему раскрывать душу перед людьми.

С другой стороны, кому какое дело, чего я хочу?

Я неопределенно мычу.

— О Боже! Я читала статью на этой неделе. Это был он? Он тебе не позвонил?

— Нет. Зачем ты спрашиваешь, если уже знаешь, в чем дело?

Кара лукаво смотрит на меня:

— Потому что гораздо лучше, когда ты сама все рассказываешь. Мне нравится взгляд изнутри. Ты моя должница, я все устроила.

— В таком случае это ты моя должница.

— Неправда! Я значительно улучшила твое трах-резюме.

— Что?

Кара — сама себе словарь. Трах-резюме? Суперзвездный член? Все эти выражения звучат как порнотермины на сто тридцать пятом канале. Мне кажется, что я действительно видела суперзвездный член.

— Ты теперь более желанный объект, потому что твоя средняя постельная привлекательность выросла из-за связи с Максвеллом. Это элементарно. Складываешь среднюю постельную привлекательность каждого человека, которого подцепила, и делишь эту цифру на общее число подцепленных, — спокойно объясняет Кара.

Разумеется! Какая я глупая. До сего момента я не подозревала, что постельная привлекательность — на самом деле вполне конкретная величина.

Кара выжидающе смотрит на меня. Можно подумать, что я должна сказать ей большое сердечное спасибо. Или хотя бы обнять.

— То есть выводится как средний балл?

— Вроде того.

— Думаю, моя средняя постельная привлекательность выше моего среднего балла, — говорю я.

— Если ты не можешь подсчитать этого в уме, воспользуйся силой. — Кара пожимает плечами, не замечая, что несет полную чепуху.

Я задумчиво делаю глоток водки с содовой, размышляя над услышанным.

— Значит… на самом деле в нем ничего особенного нет, да? — наседает Кара, она не может допустить, чтобы даже отголосок сплетни прошел мимо нее.

— Ну… — осторожно начинаю я.

— Что — ну? — возбужденно подхватывает она.

Ой, ну подумаешь, она умеет хранить тайны. Сто пудов.

— Он бреет яйца.

— Бреет свои яйца? — слишком громко повторяет она.

— Да, бреет свои яйца, — категорично утверждаю я.

Кара, надо отдать ей должное, реагирует моментально:

— У меня никогда не было бритых яиц.

— Надо думать.

— В смысле, я никогда не общалась с бритыми яйцами.

— Ничего особенного.

— Думаю, так немного легче исследовать эту область.

— Не думаю, что эта область настолько сложна, чтобы требовалось ее исследовать.

— Как он их бреет?

— Вероятно, бритвой.

— Ты его спрашивала?

— Не знала, как задать этот вопрос.

— Ну, ты, например, могла сказать: «Значит, ты бреешь свои яйца, да?»

— Не думаю, чтобы это ему понравилось.

— Думаешь, он сам это делает?

— Не знаю, кого бы он мог об этом попросить.

— Интересно.

— Угу.

— Знаешь, теперь при каждой встрече с ним я буду думать: надо же, у него лысые яйца.

— Ну, если только волосы не отрастут.

— Но мы, вероятно, никогда этого не узнаем.

— Вероятно, да.

Кара, заметив свободный табурет (и несколько вдохновленная моей откровенностью), хватает его и садится.

— Да, за это обязательно нужно выпить, — подводит она черту.

— Выпьем за каждое по отдельности?

— А что, давай, — отвечает она и просит у Кена две порции «Южного покоя».

— Кен подмигивает нам, бросая взгляд на грудь Кары.

— Это за мой счет, девочки.

— Думаю, Кен хочет подарить тебе немного южного покоя, — шепчу я Каре.

— Он слишком стар для меня.

— Да, он уже вышел из пеленок, — соглашаюсь я.

— Заткнись! — со смехом восклицает она. — У меня есть тост!

Мы церемонно поднимаем наши бокалы, и я готовлюсь выслушать очередное изречение Кары. Она произносит потрясающие тосты.

— Возможно, мы не получим то, что хотим. Возможно, мы не получим то, что нам нужно. Но в конце концов, есть надежда, что мы никогда не получим по заслугам!

— Аминь! — откликаюсь я, начиная ощущать действие алкоголя. Мы пьем до дна.

— Ты считаешь, что я заслужила бритые яйца? — спрашиваю я.

— Конечно нет, — отвечает Кара, как ответила бы на ее месте любая хорошая подруга, и мы отправляемся прямиком на танцпол.

Спустя три долгих часа (большую часть которых нас пихали локтями девицы в обтягивающих топах, расшитых блестками, и черных брюках по бедрам) я наконец выуживаю из толпы Кристала. Мы оба готовы завершить этот вечер. Но никакое студенческое приключение нельзя считать завершенным без богатого углеводами, высококалорийного ужина перед сном — следовательно, мы направляемся в «Йорксайд пиццу». Пиццу там готовят неважно, но семь порций водки с тоником по четыре доллара за каждую превратят в кулинарный деликатес даже средство для чистки посуды.

Таким образом, в конце этого субботнего вечера Кара нашла себе занятие в лице молодого холостяка, а мы с Кристалом в два часа ночи оказываемся в «Йорксайде», где со страшной скоростью поглощаем пиццу, запивая ее большими глотками диетической колы (можно подумать, она уничтожит калории!). Между кусками и глотками мы восстанавливаем события прошедшего вечера. Время разобрать вечернюю игру. Кому забили пенальти? Кто совершил удачную перебежку? Кто нанес запрещенный удар? Ну, вы знаете, обычная девическо-гейская болтовня. Этим вечером я уселась неудачно — спиной к двери. Мы с Кристалом периодически менялись местами. В прошлый раз мне повезло: я сидела лицом ко входу и первой увидела новый «несчастный случай на лыжах» Салли Миллер. А под несчастным случаем на лыжах я имею в виду пластическую операцию носа. Как бы то ни было, кто-то должен сидеть лицом к двери. Иначе как узнаешь, кто с кем пришел и в чем?

— Значит, Кен здорово запал на Кару, — говорю я, отправляя в рот кусок пепперони. — Как бы ты оценил свидание с барменом из «Жабы» по десятибалльной шкале?

— Не знаю, — отвечает Кристал. Он удивительно спокоен этим вечером. Обычно же из моего друга так и сыплются саркастические оценки увиденного в «Жабе».

— Да, Райан что-то располнел, — говорю я, пытаясь расшевелить его.

Райан — бывший друг Кристала. Но не просто бывший: он был первым другом Кристала, он единственный. Полнота Райана — обычный повод для радости (и еще одного куска пиццы).

— Да. — Кристал вздыхает.

Я решаю задействовать тяжелую артиллерию.