Я смотрю на часы: осталось сорок пять минут.
Переворачиваю страницу.
Ответьте на два из следующих четырех математических вопросов.
Продемонстрируйте все свои познания.
Ох! Эта часть теста от автора «Иррационального избытка». Сегодня я определенно не в том состоянии.
Минуты бегут, я сражаюсь с тестом и отвечаю на все четыре вопроса.
Вот вам и попытки вложить что-то путное в мою голову.
Я уже смирилась с мыслью, что все указывает на провал. В Йельской градации это, вероятно, найдет свое выражение в оценке «В» с минусом. Что вполне соответствует действительности, потому что в жизни я постоянно получаю «В» с минусом.
Несколько часов после сдачи теста я провожу в состоянии, близком к безумию; в спешке укладываю вещи и пишу реферат, в котором анализирую тему религии в романе Элис Уокер «Цвет пурпура», по поводу которой на самом деле могу высказать интересные соображения. И конечно же, умудряюсь забыть купить пиво, не выполнив единственное задание, данное мне Карой в связи с матчем «Гарвард−Йель». Кара — главный организатор нашей поездки. Она очень серьезно подходит к своим обязанностям. Кара из Техаса, а там с большим почтением относятся к футболу (и оружию). С таким почтением, между прочим, что Кара выступила с блестящей идеей нанять ради данного случая фургон.
— Это наш последний такой матч в Гарварде, — настаивала она, когда я спросила, почему все же мы должны заплатить по 200 долларов за трехчасовое путешествие из Нью-Хейвена в Кембридж. Хотя, должна сознаться, мне нравится, что в фургоне есть туалет и встроенная кофеварка. Не говоря уже о том, что в истории всей нашей семьи я единственная, кто когда-либо ездил в фургоне.
Наш план состоит в том, чтобы на следующие два дня запарковаться, подобно бродягам, в Гарвард-Ярде, надеясь — нет, молясь, — что нас не арестуют и не эвакуируют наш арендованный фургон. Это неизбежно вылилось бы в пешую прогулку в Саути, чтобы вызволить его за огромные деньги у человека по имени Винни с повязкой на глазу и четырьмя зубами.
Ладно, согласна, это мой личный кошмар.
Именно эту сцену я, развлекаясь, проигрываю в уме, пока бегу по Старому кампусу, чтобы встретиться с друзьями за воротами Фелпса и наконец отправиться в путь (с традиционным опозданием на полчаса).
Я прибегаю запыхавшаяся и вымотанная. К счастью, я дитя Нью-Йорка, а значит, имею проездной на метро вместо водительского удостоверения, и меня не оштрафуют за вождение этого чудовища на колесах в самый час пик. Я проведу свое первое путешествие в фургоне, попивая пиво с Горячим Робом и Активистом Адамом (самым что ни на есть женственным образом), и возможно, ухитрюсь поспать перед знаменитой вечеринкой в гарвардском пабе, которая состоится сегодня вечером.
— Привет, ребята! — кричу я, переполняемая возбуждением. Выходные, в которые проводится матч «Гарвард−Йель», — мое любимое время года. Это время воссоединения и огромного облегчения после промежуточного безумия.
Кара стоит перед фургоном, решительно подбоченясь и щурясь от солнечного света. На ней футболка с надписью:
ГАРВАРД ПРОДУВАЕТ, А ПРИНСТОН НЕ СЧИТАЕТСЯ
Кара сурово смотрит на меня:
— Во-первых, ты опоздала. Во-вторых, что с моим поручением?
Я изображаю непонимание.
— Ты о чем? — спрашиваю я и широко открываю глаза, подражая Веронике. По-моему, у меня получается очень хорошо.
— Ты знаешь, о чем, — ворчит она, вытаскивая из фургона две упаковки по тридцать штук «Нейчерал лайт». — Я знала, что ты забудешь, поэтому купила сама.
«Нейчерал лайт» — не натуральное, не очень светлое; да вы и сами знаете.
— Спасибо, Кара, — искренне благодарю я. «Гарвард−Йель» немыслим без моря дешевого пива.
Вся наша разношерстная компания в сборе. Бонни, назначенная водителем, изучает карту, пытаясь вычислить наиболее легкий и самый безопасный путь до Кембриджа. Активист Адам и Горячий Роб раздобыли гарвардский альбом и просматривают его в поисках девушек, на которых можно нацелиться в эти выходные, и одновременно подталкивают Бонни к тому, чтобы выбрать самый короткий маршрут. Вероника склонилась над футбольной программкой в надежде покорить в эти выходные тысячу фунтов мужчин. Это составит 4,62 футбольного игрока.
Амбициозно, но выполнимо.
Кристал в роскошных потрепанных джинсах «Дизель» прислонился к фургону и пристально изучает свежий номер «Нью-йоркера». В данный момент он с головой ушел в рассказ, напечатанный в этом выпуске. Он постоянно посылает в этот журнал рассказы, раз за разом получая отказы. По счастью, в отношении своих литературных опусов он проявляет стальную выдержку.
— Как на этой неделе? — кричу я ему.
— Не так хорош, как тот, что послал я, — говорит Кристал, качая головой, и возвращается к рассказу.
Кара, глава экспедиции, сидит в фургоне, вооружившись списком: еда, напитки, карты… целая простыня. Убедившись, что все и всё на месте, она издает командный клич:
— По местам!
Первокурсник Питер из «Жабы» с ошалелым видом — оттого, что еще жив, — широко улыбается. На прошлой неделе он бросил свою подружку, и Кара подхватила его проворнее, чем туфли «Манолос» на распродаже.
— Придержи своих лошадей, футбольная Барби, — сухо замечаю я.
Питер смеется, словно ничего смешнее в жизни не слышал.
Кара бросает на него убийственный взгляд, и он давится собственным смехом.
Надо отдать ей должное: она хорошо выдрессировала его всего за одну неделю.
Лиза с театрально накрашенными глазами и сигаретой ходит взад-вперед и рассеянно говорит по сотовому. Она отбрасывает назад длинные темные волосы и делает глоток пива с привкусом джина и тоника из спрятанной в бумажный пакет банки.
Пить такую дрянь? Лиза иногда очень меня удивляет.
— Я тоже буду скучать, дорогой, — шепчет она в телефон и закатывает глаза.
— Кто это? — спрашиваю я.
— Стюарт, — отвечает она одними губами.
— Ах да.
— Значит, так, друзья! — хлопнув в ладоши, привлекает общее внимание Кара. — Садимся и едем!
— Ш-ш-ш! — шипит Лиза. — Я говорю с Гарри.
С Гарри? Мне показалось, она разговаривала со Стюартом.
Мы все поднимаемся в фургон, горя желанием бурно начать выходные.
Когда Бонни выезжает на шоссе, положив руки на руль в положении «на десять часов» и «на два часа», меня захлестывает теплое, не поддающееся определению чувство. Ощущение такое, будто впервые за целую неделю я сижу неподвижно, не обремененная никакими обязанностями и окруженная людьми, которых люблю. Пусть это звучит банально, но мало что в жизни сравнится с удовольствием от общения с друзьями. И одно из этих «мало» — находиться с ними в начале пути к трехдневному забытью.
— Вы ни за что не угадаете, что я слышала, — обращается к нам Кара, выдернув меня из моих грез.
— Пива? — спрашивает, ни к кому конкретно не обращаясь, Горячий Роб и открывает установленный в фургоне холодильник.
— Что бы вы сделали, если бы узнали, что это пиво разлито в колумбийских потогонных заведениях людьми, работающими по четырнадцать часов в день без перерыва на посещение туалета и практически бесплатно, лишь для того, чтобы принести прибыль бессердечным империалистам и транснациональным корпорациям? И не говоря уже об ущербе, который эти заводы наносят окружающей среде. — Активист Адам умолкает.
Горячий Роб смотрит на него с досадой.
— Хочешь пива? — снова спрашивает он.
— Да, давай, — отвечает Адам, протягивая руку. Бонни слышит, как эти двое с треском открывают банки, и с угрозой смотрит на них в зеркало заднего вида.
— Если вы хотя бы подумаете о том, чтобы выпить это здесь, я остановлю машину и высажу вас прямо тут, на обочине шоссе.
Вероника отрывается от зеркальца, не донеся до губ помаду, и неодобрительно хмыкает:
— Ты всегда такая зануда, дорогая? Бонни с весьма недовольным видом что-то едва слышно бормочет себе под нос.
Адам и Роб разражаются хохотом. В ответ Бонни сворачивает на обочину и резко жмет на тормоза.