Когда через семь минут двенадцать секунд я, опоздав на девять минут, наконец проскальзываю в аудиторию в Харкнесс-Холле, где мы занимаемся итальянским, меня приветствует наша преподавательница Ракелла и второй ледяной взгляд за это утро.
Я сажусь на единственное свободное место — рядом с Джорданом, парнем, рядом с которым никто не хочет сидеть. Он не плохой мальчик, просто от него отвратительно пахнет. Кроме того, он имеет обыкновение очень близко наклоняться, чтобы задать вопрос. Я постоянно предлагаю ему «Тик-так», от которого он постоянно отказывается, потому что он диабетик.
Джордан улыбается мне. Я улыбаюсь в ответ.
Ракелла все еще кипит. Я опаздываю на каждое занятие по итальянскому, которое, по случайному совпадению, бывает каждый будний день.
— Хлоя, — низким голосом произносит она.
— А, да? В смысле, si [11]?
— Siete in ritardo! [12]
— Si, — отвечаю я, энергично кивая и надеясь, что вид у меня сокрушенный.
— Ancora [13], — холодно добавляет она.
— Si, — повторяю я, протягивая домашнюю работу.
Я хотя бы в какой-то мере могу искупить свою вину. Я очень щепетильна насчет домашних заданий. Конечно, они делаются в четыре часа утра, но всегда делаются.
— Grazie [14], — говорит преподавательница, забирает листки, быстро их пробегает и одобрительно кивает.
— Не волнуйся, — шепчет Джордан, наклоняясь ко мне.
— Спасибо, — отодвигаюсь я, пытаясь не дышать. Что этот парень ест на завтрак? Корм для рыб? Моя подруга (и время от времени соучастница преступлений) Вероника с ухмылкой смотрит на меня через круглый стол, чувствуя мой дискомфорт.
Джордан думает, что она заигрывает с ним, и подмигивает.
Кто же в наше время подмигивает девушкам? Мне кажется, что это очень характерно для пятидесятых годов — как в фильме «Бунтарь без цели» [15]. Джордан же скорее персонаж «Мести придурков» восьмидесятых.
— Как думаешь, я ей нравлюсь? — спрашивает он.
— «Тик-так»? — с надеждой отзываюсь я.
— Это из-за диабета. Я же тебе говорил! — сердито отвечает он.
— Извини. — Когда же найдут лекарство от диабета?
Остаток занятия мы проводим, спрягая глаголы и отвечая на ломаном итальянском на вопросы Ракеллы о том, как провели выходные.
Проходит, кажется, целая вечность, и вот часы наконец показывают десять тридцать.
Я вскакиваю со стула и направляюсь к двери, когда Ракелла еще выкрикивает нам задание на завтра.
Каждый день после итальянского мы с Вероникой идем в «Аттикас» (который мы с ней называем «Аттикус», потому что в таком виде это звучит более по-итальянски) — книжный магазин-кафе, где предлагают лучший хлеб на всей территории от Парижа (или по крайней мере от Нью-Йорка). Остаток утра мы проводим, заправляясь кофе и размышляя над заданием по итальянскому или над другими заданиями, которые мучат нас на данной неделе. Еда в «Аттикусе» — это мой первый ленч (когда ты посещаешь занятия, которые начинаются в 8.30, требуется два ленча), и мы на пару с Вероникой съедаем фантастический домашний салат с дижонской горчицей и две полные корзинки того самого хлеба, макая его в соус.
Вероника относится к тому типу девушек, которые просто источают чувственность. Она не потрясающе красивая или худая, но очень сексуальная. У нее грудной смех. Она неизменно красит губы красной помадой (даже когда надевает тренировочный костюм), и всегда — блестящей. Задавая вопрос, она изгибает идеально выщипанную бровь и смотрит на тебя пытливым взглядом. Когда она хочет казаться невинной, то широко раскрывает глаза и смотрит на тебя из-под густых темных ресниц. Но всем известно, что под ее черным кружевным лифчиком «Уандербра» не осталось ни унции невинности.
Мужчины ее боготворят. Они добиваются ее. Она входит в бар, и чувственность выплескивается из нее, как лава из вулкана. Она знает о сексе все. Она знает все и о вибраторах. Должна знать.
Поэтому мне кажется, что я вполне могу задать ей очень неприличный вопрос про вибратор.
— И у тебя… м-м-м… он есть? — застенчиво спрашиваю я с набитым хлебом ртом.
— Разумеется, дорогая. (Ах да, еще Вероника всех называет «дорогая». Это очень раздражает.)
— Правда? — изумленно переспрашиваю я. Мне казалось, что с мужиками у нее все в порядке. Зачем ей еще и вибратор?
— Угу, — отвечает она. Она уже теряет интерес к данной теме, устремляя взгляд на нашего официанта Сэма (с ним, между прочим, она спала, и поэтому каждую пятницу мы получаем салаты бесплатно). — А у тебя нет? — спрашивает она, поднимая бровь.
— Э-э… не-е-ет, — отвечаю я.
— Что ты делаешь после бранча? — спрашивает она так быстро, словно произносит одно слово.
Ох, черт, она собирается купить мне вибратор! Я, правда, не знаю, готова ли я к такому шагу. В том смысле, что это кажется мне слишком серьезным делом. Я соображаю. Может, просто не брать его с собой в поездки за границу?
— Ну… — начинаю я.
— Потому что, дорогая, мы должны его тебе купить.
Какой сюрприз!
Съев две буханки хлеба, выкурив по две сигареты и потратив на это двадцать шесть минут, мы с Вероникой стоим перед огромной красной вывеской «НЮ-ХЕЙВЕН КНИГИ И ВИДЕО». Зачем делать ее красной? Это же так бросается в глаза: «Привет, мы торгуем порнографией. А как вас зовут?»
Вероника тушит свою сигарету о стену здания и смотрит на меня.
— Готова? — спрашивает она.
Я киваю. Конечно, я готова, говорю я себе. Это моя возможность покончить с одиночеством и привычкой валяться в постели с куском пиццы и ведерком мороженого. Я стану смелой, мудрой и опытной в сексе, как Вероника. У меня будет вибратор. Я буду пользоваться своим вибратором. Ну и что, что у меня нет друга! У меня есть вибратор, а это о многом говорит.
О чем именно это говорит, я точно не знаю.
Вероника толкает дверь и входит в магазин, покачивая бедрами в манере, позаимствованной у Бейонс Ноулз.
Мне становится интересно, есть ли у Бейонс Ноулз вибратор.
Оказавшись в магазине, мы проходим мимо бесконечных стендов с DVD. Висят фотографии, на которых люди из этих «фильмов» вытворяют такое, что не подобает делать даже у себя дома. Даже если ты лилипут, а пятеро остальных — последние люди на нашей планете.
Вероника бросает взгляд через плечо и подмигивает мне.
Наконец мы доходим до отдела секс-игрушек. Передо мной висит столько искусственных пенисов, сколько я не видела за всю свою жизнь. Не то чтобы я видела так уж много искусственных пенисов, но вы понимаете, о чем я. Здесь представлены все виды вибраторов: большие, маленькие, тонкие, толстые… еще более толстые. Я обвожу глазами стену, пытаясь определить, какой подойдет мне. У Вероники такой вид, будто она на небесах. Она хватает с полок разные модели и машет ими у меня перед носом.
— Как тебе этот? — спрашивает она.
Я качаю головой. Он называется «Водонепроницаемый компаньон для удовольствий», имеет длину десять дюймов и покрыт блестящим фиолетовым лаком. Я никогда не смогу серьезно относиться к вибратору, если он будет похож на принадлежность Барби — рок-звезды.
— Точно? — не отстает Вероника. — У меня розовый, это так… чудесно, — с придыханием произносит она.
— Да, мне кажется, что это не совсем… м-м-м… мой стиль, понимаешь? — мямлю я.
— Ладно, — говорит она, безразлично пожимая плечами и уже осматривая полки в поисках следующего экземпляра.
Я отхожу от Вероники, слегка подавленная ее опытностью. Мне кажется, что я сама гораздо быстрее нашла бы себе компаньона для удовольствий.
«Мой первый вибратор» выглядит занятно. Он разработан для новичков. Размер его — два дюйма, что приводит меня к заключению: первый вибратор приобретают лет в пятнадцать.
