Энни закрыла глаза. Его руки дарили райское блаженство. Это слишком опасно. Что, если она позволит себе влюбиться в этого мужчину? Будет ли она жалеть об этом всю оставшуюся жизнь?

— Мэтт, зачем ты это делаешь? — искренне обеспокоенная, Энни подняла глаза.

Он не отрывал глаз от ее губ.

— Не знаю, Энни. Я приказываю себе не делать этого, но все же что-то толкает меня к тебе каждый раз, когда я пытаюсь отдалиться.

— Мэтт…

Он поцеловал ее. Это не было похоже на тот недавний поцелуй, когда они оба оказались под заклятием страсти. Его поцелуй был мягким, но в душе Энни разыгралась настоящая буря. Когда они нашли силы оторваться друг от друга, он одарил девушку нежной улыбкой, взял ее под руку и повел вдоль неровного края каньона. Энни чувствовала необыкновенную легкость, такую, что хотелось летать.

Они говорили о самых обычных вещах — о приготовлениях к свадьбе, о погоде, о новом магазине, который скоро должен был открыться в центре города. Все это время Энни чувствовала странный жар и наконец-то поняла, что это такое. Счастье. Мэтт дал ей понять, что она нужна ему, и это пробудило к жизни все те теплые чувства, которые дремали в ней.

— Сегодня я узнала, какого пола мой ребенок, — сообщила Энни Мэтту, когда они повернули к дому.

Он улыбнулся ей, явно обрадованный тем, что девушка наконец-то это сделала.

— Это хорошо. Давно пора. И кто у тебя будет?

— Мальчик.

Мэтт кивнул, сжав ее руку.

— Отлично. А как ты его назовешь?

— Не знаю, — уклончиво ответила Энни. — В данный момент я стараюсь не думать об этом.

Никакого имени! Как только этот ребенок получит имя, она уже никогда не сможет отдать его другой матери.

Это был жаркий, ветреный воскресный полдень, и дома никого, кроме Энни, не было. Рита и Джоди уехали в Сан-Антонио подбирать платья для свадьбы, а Дэвид играл с друзьями в теннис.

Девушка побрела по коридору в направлении комнаты Мэтта. И что-то подтолкнуло ее пойти туда.

Она повернула дверную ручку. Дверь легко открылась, и Энни тихонько проскользнула в комнату.

Один взгляд на фотографии, книги и личные вещи заставил девушку скучать по нему. Мэтт больше не приходил с того вечера, а на работе был прохладен и собран. Казалось, он еще более отдалился от нее. Сказать, что девушку это огорчало, — значит ничего не сказать.

Но это не страшно. Лучше быть огорченной, чем влюбиться.

Девушка перевела взгляд на постель.

Эта упругая кровать… Энни улыбнулась. Вытянув руки, она позволила себе упасть на нее, хихикнув, когда матрас спружинил. А потом она лежала на спине, положив руки на живот, закрыв глаза и пытаясь уловить запах Мэтта. Если бы только…

— Ну, и что же ты тут делаешь, мисси?

Энни резко села. В дверях стоял Джесси Алман. Несмотря на старость и болезнь, он буквально излучал властность.

— Н-ничего, — выдавила девушка, заикаясь.

— Ты знаешь, кто я?

Энни кивнула.

— Да, мистер Алман.

Он сердито посмотрел на ее живот.

— Это вина Мэтта? — требовательно спросил старик.

— Мэтт тут ни при чем, — ответила Энни, осмелившись сказать это чуть ли не возмущенно.

— Хорошо, — Джесси Алман кивнул. — В последнее время и так уже происходило слишком много подобных вещей. Я помню то лето семьдесят пятого… — он внезапно замолчал и хмуро посмотрел на девушку. — Что ж, не имеет значения. Полагаю, вы не замужем?

— Нет, сэр, не замужем, — Энни подняла подбородок, дабы показать, что не испытывает стыда по этому поводу.

— И, полагаю, вы собираетесь выйти замуж за Мэтта?

У Энни отвисла челюсть.

— Нет! И нет ни малейших причин…

— Уверен, что таковые имеются, — насмешливо перебил ее старик. — По крайней мере, не трудно догадаться, о чем вы мечтали, лежа в этой постели.

Энни вскочила с постели, словно та внезапно превратилась в раскаленную плиту. Никакая сила в мире не заставила бы ее снова присесть.

— Я просто… просто…

Он жестом заставил ее умолкнуть.

— Милая, я уже давно живу на свете и видел очень многое. Когда вы молоды, то пытаетесь притвориться, будто можете одержать верх над человеческой природой. Так вот, эта борьба напрасна. Когда вы влюбляетесь, все остальное перестает для вас существовать. Запомните мои слова, милашка. — Джесси пристально посмотрел на девушку. — Как, вы сказали, вас зовут?

— Энни Торрес.

— Энни Торрес, да? — Его губы изогнулись в ухмылке, которая показалась Энни слишком циничной, чтобы быть признаком искреннего веселья. — Вы не связаны никакими родственными узами с Мариной Торрес? Той, которая была домработницей у Маклафлинов?

Энни уже привыкла к тому, что никто не реагирует на ее фамилию. Теперь же девушка совершенно растерялась. Она принялась лихорадочно размышлять. Солгать? Но какой в этом смысл?

— Марина Торрес — моя мать, — наконец призналась девушка.

Джесси кивнул, склонив голову набок.

— Она была весьма симпатичной особой, прямо как и вы. Что с ней сейчас?

— Мама умерла в прошлом году.

— О… Что ж, очень жаль это слышать. — Он вернулся к изучению ее лица. — Значит, вы — маленькая дочка Марины.

Энни вздрогнула — взгляд старика, казалось, пронзал ее насквозь.

— Да… Я вижу сходство.

То, каким тоном он произнес эту фразу, заставило девушку задуматься: о каком именно сходстве идет речь? В конце концов, он знал обоих ее родителей. Однако его следующие слова разъяснили ей все.

— Вы знаете, кто ваш отец?

Энни снова вздрогнула.

— Что? А вы знаете?

— Ваша мать говорила, что это был Уильям Маклафлин, и у меня нет оснований ей не верить.

Энни медленно кивнула.

— Мне она сказала то же самое, — с трудом выдавила она.

— Откровенно говоря, Уильям мне никогда не нравился. — Явно начиная уставать, Джесси Алман выдвинул из-за стола стул и тяжело опустился на него. — Скажу вам одну вещь: у нас, Алманов, возможно, не самая лучшая репутация, но я никогда не изменял своей Мэри. Ни разу. Ни словом, ни мыслью, ни делом. Она была светом моей жизни. Когда я потерял ее, то понял, что тоже хочу умереть. Но вместо этого занялся бизнесом. Забавно, не правда ли? Думаю, горе излечимо только работой.

— Я уверена, она бы вами гордилась, — произнесла Энни, вдруг почувствовав невольную симпатию к старику.

— Разумеется, — ответил он. — Уж я-то всегда гордился ею. Мэри была ангелом. Вы знаете, что она, возможно, спасла вашу мать в ту последнюю ночь, которую она провела в городе? После того, как Маклафлины вышвырнули ее на улицу?

Внезапно Энни ощутила напряжение в груди. Она снова села на постель.

— О чем вы говорите?

— Моя Мэри нашла вашу мать в Койот-парке суровой зимой, беременную, плачущую и не знающую, куда пойти. Она привела Марину к себе домой, накормила, постелила ей на кушетке. А на следующий день отвезла ее в Сан-Антонио, в дом ее брата.

— Моего дяди Джорджа.

— Его самого. Думаю, он оставил ее у себя до тех пор, пока вы не родились.

— Да, так и было.

— Она привозила вас в Чивери пару раз за следующие несколько лет. Вы тогда едва начинали ходить и, конечно же, этого уже не помните. Но затем мы больше не видели ни вас, ни вашу мать. А теперь вы снова в том же самом доме, где некогда оказалась Марина. Жизнь — занятная штука, в этом нет никакого сомнения.

Джесси поднялся и вышел, не сказав больше ни слова. Энни смотрела ему вслед, пораженная тем, что услышала. Она даже не подозревала о подобном.

А потом она поняла: ей нужно срочно что-то предпринять.

Мэтт сидел за угловым столиком в кафе Милли, ожидая свой заказ. Он два часа провел в тренажерном зале и потому решил вознаградить себя за усердие и виртуозность в выполнении упражнений особенно плотным обедом.

Мэтт посмотрел на еду, которую официантка поставила перед ним. Блюда выглядели просто восхитительно. Он едва успел полить омлет густым мучным соусом, предвкушая наслаждение едой, когда откуда ни возьмись появилась Энни. Усевшись напротив, девушка вздохнула с облегчением.