- Если позволите, товарищ Сталин. Будет ли экипаж «Воронежа» расформирован?

- С чего вы взяли, товарищ Лазарев? Во-первых, чтобы ваш корабль содержать в порядке, без экипажа никак не обойтись. Во-вторых, может быть, мы еще используем на Северном театре столь уникальную боевую единицу. Ну, это видно будет. Естественно, все вы будете привлекаться для консультаций; может быть, будут у нас еще встречи, как сегодня. Пока же отдыхайте! А вас, товарищ Берия, попрошу остаться.

Тот же кабинет, через несколько минут

- Ну, что скажешь, Лаврентий?

- Правду говорят наши гости.

- Поясни.

- Предположим - чисто отвлеченно предположим! - что кто-то там, в будущем, хотел бы сбить нас с пути. Помощь в войне как наживка - и вброс чуждых идей, поворот на новый курс. Но тогда они бы должны, обязаны были сказать: вот так не надо, а так надо! И доказывать это - четко и безупречно, по виду. А они сами не знают ответа.

- Так-таки не знают?

- Мне, товарищ Сталин, слова Лазарева передали, в запале сказанные, в море еще: «Социализм провалился, капитализм ненавижу - только в безнадежном бою и осталось».

- В безнадежном бою - это песня та? Тогда неправ ты, Лаврентий. Выходит, готов он драться, даже за провальное дело, потому что другого не видит. А что считает его пока безнадежным - так даже мы не знаем, что выйдет в итоге. Но вот что-то выйдет, это я обэщаю!

И товарищ Сталин усмехнулся в усы.

- Еще варианты есть, Лаврентий?

- Чисто теоретически. Убрать Хрущева, который, допустим, сделает в будущем что-то неугодное нашим потомкам.

- Зачем так сложно? Нет человека - нет проблемы.

- Чтоб другие не продолжили.

- А какая у Никитки сейчас политика, чтоб ее кто-то продолжил после него? Я его знаю с тех пор еще, как он вместе с Наденькой Аллилуевой в Промышленной академии в секретарях ходил. И все, что гости наши про него рассказали, чрезвычайно на него похоже. Как он там, кстати?

- Недоволен. Уже замечен в разговоре, который вполне можно трактовать по пятьдесят восьмой. Встретил на новом месте знакомого, еще с Украины, выпили, посидели. Рапорт от местных товарищей у меня, со всеми подробностями. Уже можно брать, и дальше по закону.

- Я сказал - не спеши, Лаврентий! Пусть посидит в своем Ашхабаде, поплачется в жилетку еще кому. Пусть сеть сплетет, заговор составит - посмотрим, кто тут у нас товарищем Сталиным недоволен! А уж когда созреет… Главное к армейским его не подпускать: не хватало нам еще какой-нибудь штаб ПВО штурмом брать, в войну! И чтоб он с твоими там не стакнулся.

- Это вряд ли!

- Знаешь, Лаврентий, человек обычно другого обвиняет в том, к чему сам склонен. А судя по тому, что он свои пасквили мемуарные в Англии публиковал… Не удивлюсь, если возле него и настоящие английские шпионы окажутся. За этим тоже следи!

- Так точно, товарищ Сталин.

- Диалектика, Лаврентий. Ничего не бывает даром. Вот гости наши хорошо нам помогли. А я вот думаю сейчас: что будет, если все узнают. Ведь тогда возможно все, вплоть до союза всех против нас! В мире слабым диктуют, сильных уважают. Когда мы разобьем Гитлера, нам придется быть готовыми защищать себя. Завтра ты будешь подробно ставить задачу комиссии, в Молотовск. Мне нужно, чтобы они оценили перспективу. Нам будет нужен еще один центр кораблестроения на Севере. Ленинград в блокаде, там все разрушено, да и тесновато будет, если мы хотим принципиально новый завод. Металл из Череповца, с Урала везти до Архангельска даже ближе. И научная база в Ленинграде. И беломорский канал с Балтики. И безлюдные места, что тоже важно. И легче оборонять. Есть мнение, что именно там будет строиться наш атомный флот. Пусть эти ответственные товарищи продумают, прикинут, пока предварительно, затраты и сроки, чтобы можно было начать раньше. Какое-то оборудование можем заказать у союзников, какое-то возьмем у немцев как трофеи. Может быть, имеет смысл первым заложить на верфи не субмарину, а ледокол - чтобы отработать машинную установку. Тем более что свободное и круглогодичное мореплавание по нашей Арктике - это важнейшая и оборонная, и хозяйственная задача. Это будет, Лаврентий. А пока для тебя главная задача - обеспечить внедрение достижений потомков и в то же время соблюсти абсолютную секретность. Не допустить утечки информации - даже теоретически! Сурово спрашивай за это со своих, Лаврентий, и помни, что я так же спрошу с тебя!

В течение ночи на 19 сентября наши войска вели бои с противником на северо-западной окраине Сталинграда и в районе Моздока. На других фронтах существенных изменений не произошло.

На северо-западной окраине Сталинграда продолжались ожесточенные бои. Н-ская часть отбила несколько атак противника и уничтожила 4 немецких танка, 3 противотанковых орудия и истребила свыше 200 гитлеровцев. Немцы неоднократно пытались захватить наши позиции, прикрывающие подступы к элеватору. Защитники Сталинграда гранатами уничтожили 6 танков, а затем в рукопашной схватке истребили 170 немецких солдат и офицеров. Противник был вынужден отступить.

Сергей Гаврилович Симонов был удивлен срочным вызовом в столицу, причем по линии не своего «родного» наркомата, а НКВД.

Здесь, в Саратове, куда завод был эвакуирован из Коврова, никто ничего не знал. Директор, увидев предписание, звонил кому-то в Москву, а затем, плотно закрыв дверь, сказал, что будто бы товарища Симонова хочет видеть сам нарком Берия, так что надо ехать, надо - и желаю вернуться скорее в нашу саратовскую глушь.

На память приходила всем здесь известная история пятилетней давности, когда на один завод директору так же пришел вызов в Москву. Директор прочел, закрылся в кабинете, принял стакан водки и выстрелил из браунинга себе в висок. Год был тридцать седьмой - и по закону руководителей, начиная с определенного ранга, не арестовывали на месте, а сначала вызывали и брали уже там. Ну а так хоть не тронут семью. После выяснилось, что вызывали его, чтоб наградить орденом «Знак Почета».

Но сейчас вроде не ежовские времена? И товарищ Берия, хотя Симонов с ним лично не встречался, был известен как человек вполне разумный, стремящийся сначала разобраться, а уж после… И исключительно в интересах дела! Так что надо ехать…

На вокзале Симонова встречали. Капитан ГБ, безошибочно узнавший Сергея Гавриловича среди выходящих пассажиров, шагнул навстречу, представился и сказал, что ему поручено отвезти в гостиницу - устраивайтесь, пообедайте, сегодня в восемнадцать ноль-ноль за вами заедут. И добавил: еще товарищ нарком очень рекомендовал вам познакомиться с вашими соседями, поскольку вам с ними работать.

- Какими соседями? - не понял Симонов.

- По номеру, - ответил капитан. - Один утром приехал, второго я час назад отвез.

Номер был четырехместный, комфортабельный, по довоенным меркам, наверное, очень дорогой. Молодой сержант с петлицами танкиста восседал на кровати, второй военный сидел на стуле за пододвинутым столиком, играли в шахматы. Увидев капитана, оба вскочили.

- Располагайтесь, отдыхайте, Сергей Гаврилович, - сказал капитан, - и знакомьтесь с товарищами. Можете рассказать им все о своем деле - как и они о своих. Потому что вам теперь вместе работать.

И вышел, козырнув.

Симонов представился: конструктор Ковровского оружейного завода, сейчас эвакуирован в Саратов, только что оттуда, по вызову, зачем, пока неизвестно.

- Сергей Гаврилович? - спросил танкист. - Погодите-ка… Так это вы - АВС-36?

Улыбнулся и протянул руку, представился:

- Сержант Калашников, Михаил Тимофеевич.

- Драгунов Евгений, - назвал себя второй.

В семь приехал все тот же капитан. Вечерняя Москва, большой дом на Лубянке, бесконечные коридоры, кабинет с высокой дубовой дверью,