Говард некоторое время молча смотрел на него.

— Кто вы такой? — наконец спросил он.

Его голос стал ледяным, а во взгляде не осталось и следа дружелюбия. Кем бы ни оказался этот Ричардсон, он явно не был обычным крестьянином, пытающимся ввязаться в беззаботную беседу о том о сем…

— Я — владелец единственного в Лоугрине магазина, — ответил Ричардсон дружелюбно. — Если хотите знать, я принадлежу к местным сливкам общества, — он при этом пренебрежительно пожал плечами. — Даже несмотря на то, что люди здесь все еще хорошо помнят: моя семья прибыла сюда из Швеции всего лишь полсотни лет назад. Вы, возможно, удивитесь, но меня здесь до сих пор считают чужаком. Надеюсь, хоть мои дети не будут сталкиваться с таким отношением.

— Приезжих здесь не любят, так ведь? — вмешался в разговор Рольф.

Ричардсон внимательно посмотрел на него, затем кивнул:

— Да, чужакам в Лоугрине приходится нелегко. Впрочем, меня это не удивляет. Если кое-кто ведет себя совсем не так, как местные жители, то нельзя упрекать людей, если они отрицательно к этому относятся.

— Это замечание касается нас? — холодно спросил Говард.

Ричардсон медленно и задумчиво покачал головой и слегка наклонился вперед. В его до сего момента улыбчивом взгляде вдруг появилось выражение озабоченности.

— Я говорю о людях, живущих по ту сторону леса. О пресловутом мистере Балтиморе и его… гостях. Если позволите, дам вам совет: не говорите здесь никому, что вы его знаете.

Говард почувствовал, что его «берут на пушку», но, тем не менее, не смог удержаться от того, чтобы не вздрогнуть. Он просто не был готов к подобному разговору с Ричардсоном — здесь и в такое позднее время. Этот человек знал явно больше, чем можно было предположить, и Говард до сих пор не мог понять, что ему, собственно, от них нужно.

— А что вы знаете о Балтиморе? — спросил он.

— Быть может, немного больше, чем другие, — признал Ричардсон. — Он сам никогда не появляется в нашем поселке, но его служащие иногда делают у меня покупки. Хотя они и не особенно разговорчивы, мне за несколько лет удалось раз-другой «разговорить» кое-кого из них.

— И чтоже вы узнали? — поинтересовался Говард.

Ричардсон пожал плечами:

— Немного. Но достаточно для того, чтобы понять, что там что-то нечисто. Местное население считает, что мистер Балтимор содержит в том доме душевнобольных из зажиточных семей, но я думаю, что это далеко не все. Он там скрывает еще много чего.

— А что именно, позвольте спросить?

По лицу Ричардсона пробежала легкая улыбка:

— Вот это я как раз и хотел у вас узнать.

— А зачем? — вмешался Рольф. — Зачем вам это знать?

— Да, действительно, зачем? — поддержал Рольфа Говард. Его ледяной взгляд буквально сверлил Ричардсона, но тот ни разу даже не моргнул. — Вы о чем-то умалчиваете, мистер Ричардсон.

— То же самое я могу сказать и о вас и на этом закончить разговор, — непринужденно ответил Ричардсон. — Но у меня есть другое предложение.

Он бросил взгляд на хозяина заведения, приближавшегося к ним. Двое пьяных мужчин поднялись из-за соседнего стола и теперь совместными усилиями пытались поставить на ноги своего уснувшего товарища.

— Давайте я провожу вас. Надеюсь, сдачи вы не потребуете, — с иронией в голосе сказал Ричардсон.

Хозяин заведения уже подошел к нашему столу и нерешительно смотрел на нас.

— Я, конечно, извиняюсь, господа, — медленно проговорил он, — но мне действительно уже пора закрываться. Время за полночь…

— Хорошо, Флэнелтон, — перебил его Ричардсон и небрежно махнул рукой. — Мы и так уже собирались уходить. Я вызвался приютить у себя мистера Говарда и его спутника, а его племянника я уже отправил к себе домой. Надеюсь, я не сильно навредил твоему бизнесу.

— Ах, вот оно что, — Флэнелтон нерешительно ухмыльнулся. — У меня все равно только три комнаты. Одна из них уже сдана, в другой вовсю храпит мой двоюродный брат, а третья слишком мала для троих, тем более для таких уважаемых господ…

— Вот и хорошо, — снова перебил его Ричардсон и, поднявшись со стула, кивнул Говарду. — Пойдемте, сэр. Флэнелтон прав. Уже и в самом деле слишком поздно.

Говард и Рольф тоже поднялись, хотя Говард сделал это с явным нежеланием. То, как ловко Ричардсон объяснил исчезновение Роберта, лишь еще больше обеспокоило Говарда. Он спрашивал себя, каких еще сюрпризов можно ожидать от этого торговца, и был уверен, что ничего хорошего ждать не следует.

Присцилла стояла в проходе, словно окаменев. Она тщетно пыталась навести порядок в своих мыслях и понять, чего же от нее сейчас требуют. Ее взгляд растерянно скользил от связанной женщины к Эйкорну и обратно. Она никак не могла поверить, что Сантерс действительно совершил убийство, похищая миссис Санди.

А еще она не могла поверить в то, что и она сама принимала участие в подготовке всего этого.

— Вы что, с ума сошли? — пролепетала она. — Что за сумасбродство! Сантерс! Немедленно развяжи эту женщину. Она не сделала тебе ничего плохого.

Сантерс и с места не сдвинулся. Он сидел, положив ноги на стол, и устало смотрел на Присциллу, в глазах его светилось легкое удивление. По его лбу часто сползали капли пота, они поблескивали в мерцающем свете одной-единственной свечи, стоявшей посреди стола.

— Займись Присциллой, Эйкорн, — медленно сказал он. — Малышка сама не знает, что говорит.

Эйкорн кивнул. Он оттолкнулся от стены и сделал шаг вперед, буквально впившись взглядом в Присциллу. На одно мгновение их глаза встретились, от чего Присцилла сильно вздрогнула, словно ее кто-то толкнул. Она, дрожа, отступила на шаг и прижала ладони ко лбу. Ее мозг пронзила резкая боль, от чего она чуть было не потеряла сознание. Ей показалось, что она видит огненный круговорот, фейерверк каких-то красок и загадочных символов, призрачные фигуры, а еще…

…Беснующуюся толпу, которая, размахивая палками и цепями и бросая камни, надвигалась на нее. Перекошенные ненавистью лица, жадные руки, сдирающие одежду с ее тела, мелькающие острые ножи и палки, удары, насилие…

— Нет, — прошептала Присцилла.

Все закрутилось еще быстрее, но она пыталась сопротивляться силам, увлекавшим ее за собой. Она должна быть сильной, должна дать отпор, ей не следовало поддаваться им, ей необходимо было противостоять этому раскаленному огненному шару…

И вдруг — совершенно неожиданно — все исчезло.

Она застонала — отчасти от боли, а отчасти от облегчения. Воздух вышел из ее легких, оставляя после себя в дыхательных путях ощущение судорожного удушья. Она зашаталась и схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. Пока она судорожно пыталась восстановить дыхание, ей казалось, что она все еще охвачена беснующимися языками пламени. Но теперь это было не более чем слабое видение, сон наяву, будораживший ее сознание.

— Мне… не хватает воздуха, — выдавила она из себя. — Нельзя ли открыть окно?

Эйкорн хрипло засмеялся.

— Здесь, внизу, нет никаких окон, Лисса, — сказал он. — Слава богу — или черту!

Лисса, колдунья, медленно кивнула, словно с трудом понимая, где она вообще находится. Судорожное сдавливание горла ослабло, и она почувствовала прилив новых сил.

— Мы в подвале, да? — спросила она.

— Ну конечно же в подвале. Точнее, в святилище, — Эйкорн пригладил свои волосы и бросил взгляд на миссис Санди, которая следила за происходящим, будучи не в силах даже пошевелиться.

— Я чувствую некоторое облегчение, Лисса, — признался Эйкорн. — Наконец-то пришел день, который мы так долго ждали.

Лисса кивнула. В ее глазах горел жуткий огонь.

— Пришло время довести дело до конца, — холодно сказала она. — У тебя наконец-таки будет возможность отдохнуть.

Она бросила взгляд на Сантерса, молча слушающего их разговор.

— Ты неплохо поработал, Сантерс, но это еще не повод для того, чтобы расслабляться, — она указала на связанную по рукам и ногам беспомощную миссис Санди. — То, что должно быть сделано, будет сделано. Принимайся за работу.