Тяжелые времени прошли, а старик Chevy все с ним. Гарнер влюбился в него, раз и навсегда. Лучшего грузовика для сегодняшнего свидания он не мог и представить.

Джессика нервно топталась в холле гостиницы. Десять минут десятого. Еще минута, и можно с чистой совестью считать договор утратившим силу. Конечно, ей в принципе не следовало соглашаться. Мич все никак не отойдет от истории с Роберто. Вообще, их отношения и так ужасно запутались, и вот теперь она идет на свидание с другим…

Вообще-то, это не совсем свидание, утешила она себя. Гарнер ведь помог ей с тетей. Это просто обещанный знак благодарности. Свидание, настоящее свидание, было бы предательством по отношению к жениху. А поблагодарить Гарнера за доброе дело — тут ничего дурного нет. Гарнер, в конце концов, выполнил обещание съесть свои трусы.

И чего она так убивается? У Мича вон полно знакомых женщин, с которыми он частенько ходит на ленч. Нормальные отношения взрослых людей, как он говорит, — нечего тебе ревновать. С другой стороны, неужели Мич чувствует что-то подобное, отправляясь на эти свои встречи? Возбуждение, как будто на краю открытия?

Осталось пять минут. Хорошо бы он не явился!

Только она умрет, если он не явится.

Перед фасадом гостиницы затанцевали огни фар, а потом у обочины затормозил самый прекрасный грузовик изо всех виденных Джесси. Она в восторге рассматривала машину. Очень старая, с округлыми линиями крыльев и кабины. Цвета полночного неба.

Со стороны водителя вышел Гарнер Блейк. Целеустремленно рванул ко входу. Джесси замерла. Сделай она хоть шаг в его направлении, и весь ее мир изменится навсегда.

Он остановился в дверях, осматривая холл, увидел ее и улыбнулся. И протянул ей руку. Она сделала один шаг, и еще один, но казалось, она не идет, а плывет по воздуху. Летит.

— Прекрасно выглядишь, — сказал Гарнер.

— Мне нравится этот грузовик, — выдохнула Джесси.

— Это Chevy 1945 года. Я всегда чувствовал, что ты неравнодушна к грузовикам.

Темнело. Дети в сумерках доигрывали в футбол, в домах загорались огни, где-то вдали оборвалось стрекотание газонокосилки.

Жизнь казалась такой простой, и Джесси ощущала, как нарастает в груди странное томление.

Через пять минут Гарнер свернул с дороги к большому дому, белому, с двойными ставнями, двухэтажному, обнесенному вокруг террасой. Дом из мечты — место, где впору жить целому семейству. Комок в горле стал ощутимей.

— Где мы?

— У меня.

Ей следовало знать, что он живет в месте, похожем на это: старомодном и умиротворяющем. А она почему-то считала, что у него какая-то невообразимая холостяцкая берлога.

— А я рисовала в воображении заброшенную дорогу, или озеро, или что-нибудь такое…

— Не волнуйся. Мы еще не останавливаемся. — По разбитой колее они проехали мимо дома, затем мимо чего-то, напоминающего конюшни. За конюшнями открылся широкий двор. Когда-то тут, вероятно, было пастбище. В центре заросшего полевыми цветами луга был пруд с ивой, наклонившейся к воде. На искривленных ветвях болталась веревка-тарзанка, словно давным-давно тут было место для игр. Здесь когда-то визжали, раскачиваясь над водой, дети…

— Бывшая собственность моего деда. Несколько лет назад я сумел ее выкупить.

Откинув борт, Гарнер расстелил на нем одеяло и, подхватив Джесси, легко, как пушинку, поднял вверх.

Сегодня она действительно обнаружила, что за время, проведенное в Фаревелле, сбросила пять фунтов. Может, счастье сделало то, чего не смог бы никакой комплекс «Стройность»?

А счастлива ли она? Признаться ли самой себе? Невероятно!

— Это настоящий пруд?

Он обратил к ней лукавое лицо.

— Бывают пруды другого типа?

— Что ты понимаешь, — пробурчала она, думая об искусственном озере, на берегу которого Мич вдруг загорелся приобрести дом. — Почему ты выбрал это место?

— Красиво. Уединенно.

Уединенно? Ой-ей! Не подвергнется ли ее верность Мичу очередной проверке? Зачем им потребовалась уединенность?

— И, — добавил Гарнер, — это одно из моих самых любимых мест во всем мире.

Она оглянулась, тронутая, что он привез ее в место, что так ему дорого.

Гарнер легко запрыгнул в машину. Он не сел рядом с ней. Между ними была корзина с провизией. Вот уж что ее совсем не расстраивало. Она же помолвлена! С другим. Не стоит подвергать ее выдержку тестированию.

— Не хмурься, — сказал он. — Ты не делаешь ничего плохого.

Тут их мнения расходятся. Он откинул крышку корзинки.

— Что будешь? Колу или 7-Up?

— Я думала, на вечеринках такого рода ты пьешь пиво, — поддразнила его Джесси, пытаясь забыть о терзающих ее угрызениях совести.

Он взглянул так, что она вспыхнула.

— А, тут вот какое дело, Джесси Кинг. Если попозже ты позволишь мне сорвать поцелуй, то я не хочу, чтобы ты могла потом сослаться на действие пива. Мне хочется, чтобы ты точно знала, что делаешь.

Стало очень тихо.

— Я не могу целовать тебя, Гарнер. Я собираюсь выйти замуж за другого человека.

— Ты пока не замужем.

— Я обещала. Что-то это значит. Не думаю даже, что мне следует сидеть тут. Во всяком случае, не с тобой.

— Почему же, Джесси Кинг? Или ты чувствуешь что-то неподходящее для помолвленной девушки?

Так она и призналась!

— Потому что, если чувствуешь, — слышался из темноты его низкий соблазняющий голос, — то самое время в том себе сознаться.

Она фыркнула, не обращая внимания на бешено бьющееся сердце.

— И ты утверждаешь, что твои поцелуи должны мне помочь в данном открытии?

Он кивнул.

— От скромности ты не страдаешь.

— Ни в коей мере. Так что ты будешь пить?

Как можно настолько резко менять тему?

Может, поцелуи имеют для него не большее значение, чем выбор газировки? Она взяла колу, чувствуя, как кожу покалывает от невидимого напряжения.

— Кто была та женщина в лимузине?

Он снова полез в корзину.

— Окорок? В честь Бенджамина Франклина?

Несмотря на то, что он не ответил на ее вопрос, Джесси рассмеялась. Они ели бутерброды, запивая их колой.

— Ее зовут Кэти-Энн. Мы познакомились в прошлом году. Она увидела этот дом и пожелала его купить. Летняя резиденция. Несколько раз мы встречались. Я тогда взялся заниматься с группой подростков — из тех, что называют шпаной. Нашел старый грузовик, вроде этого, и думал, что они могли бы привести его в порядок и продать на аукционе. Кэти-Энн согласилась спонсировать проект. Потом она решила, что имеет право распоряжаться моей жизнью. Богатые всегда так. Гребут все под себя. Когда я дал ей понять, что не желаю поступать в чью-то собственность, превращаться в человека, что будет сопровождать ее на ближайший благотворительный бал, она прекратила нас спонсировать. Вся затея могла провалиться, но я сумел найти другие источники. А Кэти-Энн… она столько всего купила за свою жизнь, что ей трудно понять, почему она не может купить меня.

— Не все богатые такие.

— Но и такие встречаются.

— Я не такая!

— Да, ты не такая, как я ожидал. Но кто знает…

Она шлепнула его по руке.

— Аккуратнее с выводами!

— Ладно. Считаю, что предупреждение получил.

Покончив с бутербродами, они взяли еще по одной банке газировки. Гарнер полез в корзину и опять вытащил что-то. Потом отставил корзину назад и придвинулся к Джесси. Она почувствовала, как его нога прикоснулась к ее. Следовало бы отодвинуться, но Джесси не могла даже шелохнуться. Ей нравилось покалывание кожи там, где твердые мускулы его ноги прикасались к ней.

— Что там? — спросила она.

Вместо ответа Гарнер открутил крышку бутылочки, дунул. Идеальный, громадный переливающийся мыльный пузырь поплыл над темной водой, на мгновенье завис, снова поплыл и лопнул.

Он снова дунул, и на сей раз появилась целая вереница пузырей, отливающих розовым, красным и синим. Гарнер обернулся и посмотрел на нее. Она глядела на его губы, принявшие сейчас ту же форму, как и после поцелуев. Подмигнув, он подал ей бутылочку мыльного раствора, и скоро, задыхаясь от приступов хохота, она вступила в соревнование с ним. Самый большой пузырь. Как можно больше пузырей за раз. Пузырь, продержавшийся дольше всех.