И вдруг червячок страха неясно шевельнулся в ее душе. Что, если евнухи Нур Бану окажутся не глупее Газанфера? К тому же их намного больше, стало быть, они быстрее сумеют добиться цели. Кто знает, вдруг приказ о новом назначении Селима будет вот-вот объявлен?
«Ни один приказ о новом назначении нельзя отменить другим приказом», — вспомнилось ей. Но Сафия постаралась отбросить прочь терзавшие ее сомнения. Может, у Нур Бану много евнухов, но ни один из них и вполовину не был так предан супруге Селима, как Газанфер — Сафие. И ни у одного из них нет личных причин способствовать ее замыслам. Уверенность в своей победе, которую сейчас испытывала Нур Бану, крылась в том, что она не ломала над этим голову столько, сколько Сафия. А вот Сафия успела немало подумать, как добиться своего — просто потому, что страстно жаждала победы, причем именно громкой. И сейчас она наслаждалась возможностью поводить ненавистную соперницу за нос, прежде чем та успеет что-либо предпринять. И уже тогда уничтожить ее.
— Значит, нашему господину Селиму твердо обещали пост губернатора?
О, этот затравленный взгляд обсидиановых глаз Нур Бану! Сафия задрожала от восторга. Случалось ли когда самому Сулейману одерживать столь славную победу?
Самообладание этой женщины поистине заслуживало восхищения. Лишь легкое подергивание рук Нур Бану, когда она молча принялась поправлять сползавшие с рук браслеты, да еще поспешность, с которой она отвела глаза, выдала ее неуверенность.
— Нет… пока еще нет. Сказать по правде, ничего определенного пока не было сказано. Но он будет им. Потому что если не он, то кто?
— Конечно, кто же еще, госпожа? В самом деле, кто?
Полностью удовлетворенная этой капитуляцией, Сафия вновь уткнулась в зеркало и принялась любоваться своим отражением. Не проронив больше ни слова, она предоставила Нур Бану и ее служанкам свободно обсуждать смещение Ферхада и радоваться, что кресло в губернаторском дворце Магнезии в настоящее время свободно. Пусть тешат себя мыслью, что это лишь недолгая отсрочка — пусть. Покапусть. А там будет видно.
* * *
Сафие не пришлось ждать слишком долго. Прошло совсем немного времени, как открылась дверь и в комнату вошел Газанфер.
Она скорее почувствовала, чем услышала, что он уже здесь, и в который раз изумилась, как бесшумно двигается евнух, несмотря на изуродованные пыткой ноги, — словно огромный кот. Впрочем, и руки тоже были изуродованы. Они и сейчас невольно приковали к себе ее взгляд, когда он по обычаю евнухов сложил их на груди — каждый палец их тоже был сломан во время пыток.
Сорванные ногти только недавно начали отрастать. В свое время их вырвали щипцами, сохранились только лунки, а все остальное представляло собой жуткое зрелище, от которого бросало в дрожь. Оставалось лишь только гадать, какую нестерпимую боль причиняло ему каждое движение.
Сафия повернула зеркало так, чтобы украдкой поймать тот момент, когда в глубине его узких, похожих на острие кинжала зрачков вспыхнут недобрые зеленые искорки. Если не считать искривленного, переломанного в нескольких местах носа, только эти глаза и остались такими же, какими она запомнила их: еще меньше месяца назад, завороженная этим зрелищем, Сафия смотрела, как его наказывают палками. Только из-за этих глаз она и сделала все возможное, чтобы вытащить Газанфера из Семи Башен, причем как можно скорее.
Даже имя его теперь стало другим. Вместо дурацкого прозвища Гиацинт Сафия дала ему имя Газанфер, что по-турецки значит «Отважный Лев». Она сильно сомневалась, что кто-то, даже сама Михрима-султан, сможет узнать в этом человеке своего бывшего евнуха. Но при всем его ужасающем облике, от которого так и веяло первобытной свирепостью, это был как раз такой евнух, который требовался Прекраснейшей.
Сафия украдкой послала ему улыбку — почти незаметную, скорее отражение в зеркале. Зеленые, как у дикого зверя, глаза Газанфера обладали свойством замечать все, даже мелькнувший на стене солнечный зайчик. Его улыбка была такой же мимолетной, как у Сафии, вернее, ее и улыбкой-то назвать было нельзя. Но Газанфер вообще редко улыбался — заставить его улыбнуться было практически невозможно. Губы его из-за отсутствия выбитых во время пытки зубов были всегда плотно сжаты, и рот поэтому напоминал узкую щель, а свойственная ему гордость заставляла держать его закрытым.
Однако взгляд, который он послал своей госпоже, оказался достаточно красноречивым. По спине Сафии пробежала невольная дрожь: в этом сумеречном взгляде она почувствовала холод и мрак ночи так же безошибочно, как если бы, коснувшись руками его изуродованного лица, ощутила ледяную влажность его кожи. Нет, невольно содрогнувшись всем телом, она подумала, что ей почему-то не слишком хочется выйти из этой комнаты в темноту и почувствовать ночную прохладу на своем собственном лице.
Она и без этого знала, что дело, которое она поручила ему, сделано. И сделано хорошо.
И как раз тогда Мурад послал за ней.
X
Рано утром на следующий день Азиза вместе с другой девушкой, Белькис, задыхаясь, ворвались в комнату, где все еще спали мирным сном, накануне засидевшись допоздна. Эти двое были неразлучны, их повсюду видели вместе. Что стало причиной такой тесной дружбы — их красота или то, что пару лет назад принц Мурад отверг обеих, никто не знал, да особо и не задумывался. А теперь обе девушки дрожали всем телом и беспомощно жались друг к другу, точно перепуганные пташки. Ужас, искажавший их лица, отразился в многочисленных зеркалах, и в комнате внезапно повеяло могильным холодом.
— Спаси, Аллах! — подняла на них глаза Нур Бану. Сразу почувствовав приближение несчастья, она тут же оторвалась от разговора с одной из своих служанок, предметом которого был наиважнейший вопрос — каким именно образом перешить дорожное платье, которое обычно надевали во время путешествия по пыльным дорогам, чтобы приспособить его для плавания по морю.
От нетерпения девушки приплясывали на месте. Торопясь рассказать обо всем, они перебивали друг друга, и слова сыпались из них горохом.
— Мы видели его!
— Вернее, видели его голову.
— На колу.
— Аллах да защитит нас всех!
— Он мертв!
— А когда мы увидели и узнали его…
— …то послали за евнухом…
— И он подтвердил!
— У Фонтана Палачей!
— Мы просто проходили мимо, госпожа.
— Конец надеждам!
— Конец жизни!
— Аллах да спасет нас!
— Он мертв!
Наконец Нур Бану улучила возможность вставить словечко.
— Он мертв? А ну успокойтесь, глупые девчонки! Кто мертв?
Сафия продолжала невозмутимо разглядывать в зеркало свои волосы, еще взлохмаченные после страстной ночи с возлюбленным. Девушки ее не интересовали. Осторожно повернув зеркало, она жадно вглядывалась в лицо Нур Бану и заметила, как от ужасного предчувствия оно помертвело и с него разом сбежали все краски. Единственное слово, которое дошло до ее помутившегося сознания, было имя отца ее единственного сына.
— Селим!
— Селим?! Аллах да поможет мне! Нам конец! — Эти слова, казалось, вырвались из самой глубины ее разбитого сердца.
— О, нет!
— Это не Селим, госпожа!
— Аллах милостив!
— Он защитит вас, госпожа!
— Селим жив!
— Да будет благословенно имя Аллаха!
— Но это… это Луфти Эфенди!
— Луфти Эфенди, друг нашего господина Селима.
— И вот Луфти Эфенди мертв.
— Казнен.
— Возле Фонтана.
— Но за какое преступление? — Лицо Нур Бану все еще было бледным как смерть, дрожащий голос выдавал охвативший ее ужас.
— За пьянство, — упавшим голосом объяснила Белькис.
— О, госпожа!
— Все уже знают! И султан тоже знал.
— Луфти Эфенди пил.
— …они вместе пьянствовали с нашим господином Селимом прошлым вечером.
— Прямо здесь, во дворце.
— Говорят, праздновали отъезд бея из Магнезии.
— И Луфти Эфенди поймали.
