– Мне лучше уйти. – Она так и не осмеливалась взглянуть ему в лицо. – И если мне придется оставить у себя это платье, месье, то я вынуждена настаивать, чтобы вы вычли его стоимость из моего жалованья. За свою одежду всегда плачу я сама.

– Как вам будет угодно, – отрывисто произнес он.

– Что же до Флоры, – чуть ли не с отчаянием продолжала Дженет, – то, может быть, она отнюдь не так уверена в своей неотразимости, как вам кажется. Понимаете ли – она знает про вашу даму из Тулона.

Она направилась к двери, чтобы уйти, но Леон крепко схватил ее за руку и развернул к себе.

– О чем вы говорите? – потребовал он, впиваясь взглядом в ее лицо. – Что она вам сказала?

– Никаких подробностей. – Дженет безуспешно пыталась вырваться. – Только, что у вас есть интерес на стороне.

– И вы ей поверили?

– А почему нет? – отважно бросила она. – В конце-то концов, маркиз, ваше поведение отнюдь не наводит на мысль, будто верность занимает почетное место в вашем списке приоритетов.

Она в ту же секунду пожалела об этих словах – но было уже поздно. Лицо Леона потемнело, скулы обострились, глаза вспыхнули ледяным, разящим огнем. И в голосе тоже зазвучал лед:

– Раз уж вы все равно так думаете обо мне, Жанет, то что мне терять?

Одним стремительным движением он притянул молодую женщину, крепко притиснул всем телом к себе. Она вдруг поняла, что он не только крайне сердит, но и чрезвычайно возбужден. Пылающий жар пронизывал тонкие слои разделявшей их одежды, точно их не существовало вовсе. Упругие волоски на груди Леона щекотали ей соски. Дыхание Дженет стало прерывистым и частым.

Леон несколько долгих секунд глядел на поднятое к нему испуганное личико с огромными расширенными глазами, на полураскрытые подрагивающие губы. Гнев и холод исчезли с его лица, сменившись нежным, чуть ли не молящим выражением. Медленно, словно борясь с собой, он поднял руку и запустил ее в спутанную массу шелковистых волос своей пленницы, так что она уже не могла вырваться, а лишь покорно ждала его поцелуя.

Дженет знала, что должна протестовать, должна хотя бы попытаться оттолкнуть его – знала, но замерла в его объятиях, на в силах пошевелиться. Слишком волновала, кружила голову его близость. Каждая клеточка ее тела трепетала в ожидании сладостных прикосновений его рук. В горле начал зарождаться слабый стон – но не гнева, а желания.

Склонив голову, Леон коснулся губами ее губ – легонько, но страстно, с лихорадочным пылом. Первые секунды Дженет пассивно принимала его поцелуй, внимая тому, как из глубин ее существа поднимается волна наслаждения. Потом поцелуй Леона стал глубже, требовательней. Языки их встретились, и Дженет начала отвечать ему – сперва робко, застенчиво, но с каждым мигом все горячее и неистовей. С губ Леона сорвался стон восторга.

Пальцы его, безостановочно поглаживавшие основание затылка и шею молодой женщины, сместились и принялись ласкать ее горло, плечи. Дженет ощутила, Как блаженно заныли, твердея, соски, а все внутри словно расплавилось в тягучем огне желания. Ноги у нее подкашивались, она упала бы, не держи ее Леон. Запустив руку ему под рубашку, она со всей силы вцепилась в его плечи, точно тонула, а он ее спасал.

Чуть отстранив льнущую к нему красавицу, Леон прочертил дорожку поцелуев вниз по ее горлу, медленно пробираясь еще дальше – туда, где вздымались и волновались два округлых всхолмия. Дженет слабо всхлипнула. Неистовое биение сердца громом отдавалось у нее в ушах.

Однако внезапно к этому стуку добавились какие-то иные, резкие удары. Одурманенная поцелуем, Дженет лишь с некоторым запозданием осознала, что это стучат в дверь кабинета.

Леон, нахмурившись, выпрямился, ослабив хватку, и она, вырвавшись, стрелой метнулась прочь, закрывая руками пылающее лицо и пытаясь отдышаться.

– Кто там? – окликнул Леон.

– Альберт, месье. Я хотел сообщить вам, что прибыла мадам Ориво.

– Спасибо, Альберт. Сейчас же выйду. И пожалуйста, сообщи о приезде моему дяде.

Маркиз вновь поглядел на Дженет. Взгляд его был холоден, отстранен.

– Ваша крестная появилась весьма своевременно, ma belle. Она спасла нас обоих от чудовищной ошибки. – Он помолчал и продолжил: – Я пойду встречать ее, а вы, возможно, предпочтете выйти через сад. Чуть позже я пошлю за вами кого-нибудь из горничных.

– Да, – еле слышно отозвалась она, – так будет лучше всего.

Почти бегом, чуть пошатываясь, она бросилась к дверям в сад. Ей показалось, будто он окликнул ее: «Жанет!» – но она не остановилась, даже не обернулась. До боли прикусив нижнюю губу, ничего не видя перед собой, Дженет уходила все дальше от дома по залитым солнцем дорожкам, а в ушах все звенели слова «чудовищная ошибка».

Ей казалось, она умрет от стыда. Но некий внутренний голосок нашептывал, что жить дальше, никогда более не ощутив крепких объятий Леона и вкуса его поцелуев, пожалуй, ничем не лучше, чем умереть.

Уехать и больше никогда не увидеть его… Не слышать его голоса, не видеть, как губы его изгибаются в этой медленной, чуть насмешливой улыбке… Да разве это жизнь! Все равно что краешком глаза узреть рай, – и знать, что тебе туда никогда не суждено попасть. Дженет никогда еще не испытывала такого горького разочарования, такого душевного опустошения.

И бесполезно твердить себе, что они с Леоном и знакомы-то всего несколько дней, что она страдает просто-напросто от острого приступа физического влечения, которое очень скоро пройдет само собой. Сердце не обманешь, а оно твердило: все куда глубже, ведь ты хочешь провести с ним всю жизнь, до последнего дня – смеясь вместе с ним, время от времени споря с ним и даря то счастье, которое не в силах подарить ему ни одна другая женщина на всем белом свете.

Да вот только так бывает лишь в сказках. Жизнь устроена совсем иначе. У Леона свои планы, и ей в них места нет. Разве что она удовлетворится прозябанием на задворках его жизни, как та любовница в Тулоне.

Он явно считает, что его личная жизнь может протекать по двум разным руслам. Что вполне позволительно жениться на хорошенькой, но духовно чуждой ему девушке, а более содержательные и занимательные связи завязывать на стороне. Дженет хотелось плакать, хотя знала, что на самом деле должна презирать его.

Увы, презирать его она не могла.

Дура! – ругала она себя. Слезливая сентиментальная идиотка!

Отыскав уединенную скамейку подальше от дома, бедняжка съежилась на ней, обхватив руками дрожащие плечи. В знойный полдень ее бил ледяной озноб.

Пусть Леон никогда больше не повторит свою «чудовищную ошибку», что с того? От этой мысли Дженет становилось еще горче на душе. Ведь она-то будет по-прежнему изнывать от тоски по нему, томиться безысходной жаждой. Правда, по крайней мере, сохранит остатки самоуважения.

Взглянув на часы, молодая женщина неохотно поднялась со скамьи. Уже два часа, скоро обед. Не хватает еще, чтобы за ней высылали поисковый отряд.

Убегая из кабинета, Дженет находилась в таком смятении, что не обращала внимания, куда идет, и, разумеется, не запомнила дороги. Ну да ничего – все равно любая тропинка тут непременно выведет обратно к замку.

К замку-то – да, но, как оказалось, отнюдь не обязательно к той его части, с которой успела уже познакомиться Дженет. Через несколько минут ходьбы тропинка привела ее на обрамленную кедрами аллею, а та – к небольшой церквушке в готическом стиле. Должно быть, это фамильная часовня де Астенов.

Прищурившись от яркого солнца, она оглядела фасад здания. Похоже, часовня видала лучшие времена. Каменная кладка растрескалась, некоторые витражи на окнах выбиты, часть оконных проемов вообще заколочена досками.

Гадая, как часовня выглядит изнутри, Дженет осторожно потянула массивное кольцо на двери, почти уверенная, что она окажется запертой. Однако дверь легко отворилась. Дженет шагнула внутрь.

Там царил сумрак. Немногочисленные попадавшие-таки в часовню лучи солнца гасились потемневшими от времени витражами. В воздухе витал легкий запах благовоний, смешанный с куда более сильным запахом пыли. Ни одна свеча не горела, на всем лежал явственный отпечаток запустения, разочаровавший Дженет.