Я почти совсем пал духом и отчаялся, но кто-то, на мое счастье, все же позвал Деррика с Кондрадом. Королеву беспокоить слуги побоялись, а мужчин озадачить судьбой знакомого – видимо, в самый раз. Деррик был сонный и злой, его взгляд пылал осуждением, но бывший зам Кондрада был хотя бы вменяем. Их сопровождал ординарец Деррика с трехсвечником.

Второй… Кондрад был и сонный, и злой, и не… вменяемый. Сильно. Причем на меня даже не посмотрел, тратил свою энергию исключительно на зевак. Эффектно так тратил… со знанием дела.

Черный Властелин (ну и прозвище! Кстати, теперь понимаю, за что его так зовут!) медленно и страшно повел глазами по сторонам, рявкнув хорошо поставленным голосом:

– Н-ну?!

И толпа мгновенно поредела. Не скажу, что они бежали со всех ног, но как-то само собой тихо и мирно рассосались. Даже не так – испарились! Через минуту остался один бледный мажордом, скрыться которому не позволяла то ли гордость, то ли должность, зять с приятелем и ординарец.

Когда настало время вопросов и ответов, я, понимая, насколько идиотски будут сейчас звучать мои оправдания, приготовился к длительному допросу. Но он не понадобился.

Кондрад Дорсетский повернулся к мажордому и ледяным голосом спросил:

– Девка… из чьих будет?

Мажордом затрясся и заблеял:

– О-о-о… э-э-э… не могу знать…

– ЧТО-О-О?! Так ты, собачий сын, из-за незнакомой девки собрался порешить моего шурина? – взревел Кондрад.

Мажордом окончательно сник и закланялся низко-низко:

– Ваш велицтво, не извольте гневаться, подменный я… заместо дядьки маво, временно взяли. Надоть у економки поспрошать, она усех знаить…

В это время в коридоре раздался громкий женский возглас:

– Боженьки, что стряслось?! – К нам стрелой летела та сама злополучная экономка.

Я уже имя ее забыл… как ее… А! Брячеслава!

Могучая женщина подошла ближе и всплеснула руками:

– Ой, батюшки светы! Клена!

Я облегченно вздохнул. Кондрад и Деррик переглянулись.

А Брячеслава тарахтела:

– Племяшка моя, единственная. Всем хороша. Девка что надо – и крепкая, и смазливая, и в работе ухватиста, да вот беда… Сновида. По ночам повадилась шастать. Все ищет кого-то, по коридорам в потемках шатается. Я завсегдой ее будила, гулять средь людей не пущала – мало ли… али напугает кого, иль сама напугается… Да вот сегодня не поспела. Вы уж простите, – обратилась ко мне, – не со зла на вас люди подумали, по недомыслию…

Хорошенькое «не со зла»! А что тогда со зла? Три дня пыток и гильотина? Или тоже не со зла?..

Главный помощник старшего дворника, то бишь коварный сменщик мажордома, от испуга совсем слился с окружающей мебелью. Без бинокля не найдешь.

– Клена, Кленушка, просыпайся! – Экономка тронула свою родственницу за плечо. Судя по всему, племяннице ее прикосновение не особо понравилось. Она открыла глаза, пулей взлетела с моих рук, оскалилась и зашипела:

– МОЙ!!!

Я тут же возразил без особых церемоний:

– Я свой! – встал наконец и преспокойно продел ремень в брюки.

А чего волноваться? Кто бы меня чьим не называл – до лампочки! Я на то согласия не дал. Я вольный. Ко мне неприменимо крепостное право.

Реакция тетушки была немного нестандартной. Я не рассмотрел точно, что случилось, – племянница Брячиславы стояла ко мне спиной, но успел заметить: глаза у тетки заметно округлились, а волосы приподнялись, словно от контакта с динамо-машиной. Кондрад с Дерриком вновь похватались за сабли.

– Свят-свят-свят, – как заведенная, твердила Брячеслава непослушными губами, пятясь от родственницы. – Господи помилуй, арианэ!

– Денис! – Кондрад был на удивление серьезен. – Денис, она тебя целовала?

Я удивленно воззрился на зятя, воспылавшего странной любознательностью.

– Это имеет какое-то значение?

– Имеет! – Голос Черного Властелина был на редкость мрачен.

Ладно, в принципе это не секрет.

– Ну… было такое. Один раз.

Кондрад с Дерриком дружно застонали.

– Тебе понравилось? – опять спросил этот моральный вуайерист.

Я чуть пальцем у виска не покрутил.

– Понравилось?!! – Голос Кондрада сорвался. – Отвечай, не дури! Это не шутки!

После этого вопроса все обратились в слух – и воины, и заместитель мажордома, и тетя с племяшкой.

Я молчаливо пожал плечами. Не хватало еще обсуждать такие вещи вслух!

– Ничего особенного. Наверное, ей приснился кто-то, а поцелуй достался мне.

– Похоже, нет! Не понравился! – мрачно резюмировал Кондрад. Он прислонился спиной к стене и начал методично биться об нее затылком со словами: – Илона меня убьет!

Да, бедные мозги! Сейчас закончит взбивание пудинга с телячьим субпродуктом – и в духовку! Мама так часто делает… Я глянул на представление, которое он устроил, и начал улыбаться.

Кондрад удивился моей реакции и уточнил:

– Она… – Брезгливое движение поджатых губ. – …Арианэ, достигшая полной силы!

Я опять пожал плечами. Он думает, я шарю в мифологии этого мира? Он ошибается.

Илона

Когда я увидела, кто нас посетил, то забыла все свои проблемы и обиды. Помимо воли мои губы расплылись в зловещей многообещающей улыбке. У меня просто душа запела. И вы меня поймете!

Из дымового лифта выпал Форсет. Я чуть не запрыгала от удовлетворения. Вот здорово! Это он удачно зашел, это ему подфартило со страшной силой. И этой страшной силой буду я!

– Рицесиус! – радостно завопил толстячок, широко распахивая пухлые ручонки для иудиных объятий. – Дорогой друг! Как мне тебя не хватало! – и к трону, к трону…

Очки дяде нужно срочно купить! Или поставить два фингала для улучшения освещения дороги, куда я собралась ненавязчиво, но твердо спровадить этого лысоватого индивидуума.

Пока Форсет пытался нежно обнять и сладко облобызать пустой трон, я спокойно встала с места, где сидела. Правда, встала – это громко сказано. Скорее, меня бережно подняли парфенушки. Тихо прошептав добровольным помощникам: «Спасибо!», я летящей, качающейся и колыхающейся походкой приблизилась к богу с тыла и, шлепнув по плечу ладонью в мягкой перчатке, проорала:

– Алес капут! Хенде хох!

Форсет подпрыгнул от неожиданности, сделал замысловатый пируэт и оказался лицом к моему «телевизору».

– Шнеле-шнеле! – удовлетворительно крякнула я. – Их бин ферштейн?

– Ты-ы к-кто?

Толстяк упорно вглядывался в знакомые черты, но опознать меня в этом фотороботе не мог. Впрочем, я и сама себя не узнавала. Но мне простительно – в конце концов, я женщина, существо нестабильное и переменчивое… Ага, а еще зыбкое, нетвердо стоящее на ногах и крайне неустойчивое! Но не морально – физически. Морально я крепче любой скалы! Правда, скала об этом не знает!

– Я – телепузик с ракетным двигателем пониже талии! Ужас здешних мест! Гроза Парфенона! Призрачный мститель!

Глаза божественного «Краника» стали квадратными. Редкие волосики поднялись шаром вокруг лысины, превращая просто дедушку в дедушку – божьего одуванчика.

– Да-да! – поддержали меня мохнатики. – Великая! Красивая! Ужасная!

Последнее могли бы и не говорить! Но… что сказано, то сказано!

Я погладила ближайшую, яростно подскакивающую парфенушку по голове и снова вернулась к Форсету:

– Проникся, несчастный?

– Почему несчастный? – вкрадчиво поинтересовался бог справедливости и защиты. И вдруг у него открылись глаза: – Илона?!!

– А ты кого ждал, болезный? – в свою очередь поинтересовалась я, надевая кадуцей на шею во избежание потери ценного имущества и в знак своего высокого положения.

– Рицесиуса, – растерянно ответил Форсет и попер танком: – Ты как здесь оказалась? Где главный бог? И почему у тебя символ верховной власти?

– Я за него! – спокойно подложила богу противотанковую гранату. – Так что «стоять – бояться, упасть – отжаться!».

На пару-тройку минут Форсета закоротило от свалившейся на него информации. Причем оригинально так закоротило… У него закрывались глаза, открывался рот. Закрывался рот – открывались глаза. В конце концов я заподозрила неумелую подтяжку лица. Когда у жертвы косметической хирургии остается очень мало кожи, и, чтобы что-то открыть, ему требуется что-то другое срочно захлопнуть.