ПЕТР (курит). Нет.
АЛЯ. Не надоело тебе?
ПЕТР. Нет. Мужик твой скоро придет?
АЛЯ (помолчала). Господи… Я думаю: чего он не спит, мою болтовню слушает… А он за мужика моего беспокоится… Я думала: ты за кочегарку беспокоишься, а ты вон за что переживаешь… А он за мужика за моего, выходит…
Пауза.
Нету никого. Какой мужик. Откуда ему взяться. От сырости, что ли. Спи…
Где-то играет ночная музыка, крутятся пластинки. Снова мимо окон проходит поезд…
ПЕТР.Как тебя зовут?
АЛЯ (смеется). Ну вот… Хорошо, хоть спохватился. А то так бы и ушел, не спрося… С кем спал – имени не знаю, да? Алевтина я. Аля.
ПЕТР.С кем живешь, Алевтина?
АЛЯ. С кем, с кем… С открытой форточкой. С кошкой вон…
ПЕТР.С коллегами по работе спишь, небось?
АЛЯ. С кем это?
ПЕТР.С шоферами автобусными…
АЛЯ (вздохнула). Про такое не спрашивают. Про то я одна знаю, да ночка темная. Так люди говорят, понял? Ну, да раз уж спросил – скажу. Бывает. Что же делать-то? Я живая. И они тоже. Один Бог святой. А любить – одного только я любила. Правда, не было у нас с ним ничего…
ПЕТР. Кто ж такой?
АЛЯ. Был тут один… Молодой, красивый парень. Давно это было. Он учителем в школе работал, в той школе, возле завода которая. А жил тут, недалеко. Потом – повесился.
ПЕТР. Как повесился?
АЛЯ. Вот так. Повесился. Не знаю, почему. Никто не знает. Вот тут, возле нашего дома… Его все дразнили вокруг. Вроде – учитель, шишка, интеллигенция у нас считается, а его – никто не уважал никогда. Кому не лень – все ему вслед кричали: "Леня-Лида! Леня-Лида пошел!…"
ПЕТР. Это что ж, звали его так?
АЛЯ. Да звали-то его Сашей. Александром. А дразнили – так. (Молчит очень долго). А потом – повесился.
Пауза.
Я вот прочитала в газете, что женщин у нас в стране на три процента больше, чем мужиков. Мало, вроде, три процента, правда? А посчитать – так это, оказывается – чуть ли не шестнадцать миллионов баб. Представляешь? Это значит – шестнадцать городов по миллиону жителей каждый и весь миллион в городе жителей – бабы. Одни бабы. Сплошняком. И в магазине – бабы. И в автобусе – бабы, на улице – бабы, везде, везде, они только одни и ни одного нормального, человеческого лица! В смысле – ни одного мужика.
Пауза.
Вот у нас город такой. Одни бабы. И все одинокие. Вот у меня все до единой подружки – не замужем. И что за напасть такая – не понимаю. Совсем мало мужиков. Я вот тоже, как все, давай поначалу, когда время к тридцати подходить стало, давай в газеты писать… Ну, знакомиться. Толку-то? Станция Березай – кому надо и не надо вылезай… Плюнула потом. Одной, вроде бы, и легче…
ПЕТР.Отчего же он повесился?
АЛЯ (обняла ПЕТРА). А ты что, ревнуешь, что ли? Его нет на белом свете, да и косточки его давно сгнили… У меня с ним не было ничего. Так, по-детскому любовь была…
ПЕТР.Отчего же он повесился?
АЛЯ. Потом расскажу тебе, потом… Если будешь ходить. Будешь?
ПЕТР. Буду.
АЛЯ. Тебе бабы говорили, что у тебя волосы красивые?
ПЕТР.Говорили…
АЛЯ. Пышные какие… Как из парикмахерской ты будто только что… А про глаза говорили?
ПЕТР. Говорили…
АЛЯ. Прям не глаза, а камешки будто светящиеся. Даже в темноте их видно… А про руки не говорили?
Пауза.
Петенька, какой же ты красивый… Повезло мне, дуре, повезло… Жалко, время быстро идет, жалко…
ПЕТР. Что – жалко?
АЛЯ. Все проходит быстро. Все быстро заканчивается. Или ты это не понял еще? Всегда так в жизни… (Целует ПЕТРА. Встала, накинула халат, вытерла слезы).
ПЕТР. Куда ты?
АЛЯ. Спать не могу. Музыка играет… Слышишь? Пойду к тебе, возьму у тебя там горячей воды, рубашку тебе постираю, ага?
ПЕТР. Не надо…
АЛЯ. Ничего, ничего… Я маленькую такую постирушку сделаю, к утру все уже высохнет… А ты поспи, поспи, миленький, отдохни… (Села на кровать, снова поцеловала ПЕТРА). Красивый ты… Что молчишь? Варька, знаешь, как тебя зовет? Ты, видно, понравился ей сильно. Говорит на тебя: "Манекен"…
ПЕТР. Как?
АЛЯ. Манекен. Говорит, ты на татарина похож… (Смеется). Злится на тебя… Ну? Расскажи про себя? Расскажи, что ли?
ПЕТР. Неохота…
АЛЯ. Тихо, тихо… Кто-то идет, тихо…
Открылась дверь на втором этаже. По лестнице спускается ВАРВАРА. Она в халате. В руках ВАРВАРЫ железный совок. Прильнула ВАРЯ ухом к двери АЛЕВТИНЫ. Принялась бить окна. Звенит стекло.
ВАРЯ (рыдает, кричит, что есть силы). А-а-а-а! Татары!!! Сволочи!!! Ах вы, сволочи!! Я вам обоим морды пошкарябаю!!! Обоим, сволочи!!! Я вам тут не позволю!!! У-у-у! А-а-а! Не позволю!!! Не позволю!!! Кишечники подлючие!!! А-а-а-а-!!! Не позволю-у-у-у-!!!
Разбила АЛЕВТИНЕ окна. Рыдает. Пошла, села на клумбу. Грязными руками растирает слезы. Кричит что-то.
Ничего не слышно, потому что снова идет поезд, гремит, заглушает ее слова.
Проходит поезд.
Плачет Варя. Где-то играет музыка.
Темнота.
Занавес.
Конец первого действия.
Второе действие.
…И опять эта женщина – измученная и испуганная – бежит за своим мужиком.
Он идет по железнодорожным путям, упирающимся в солнце, а она то с одного бока забегает, то с другого. Машет хворостиной, машет, пытается удержать его, но уже начинает понимать: ничего не вернешь, ничего…
И прошлого не вернешь, и его не вернешь…
Бежит она за ним, на виду у людей, к своему стыду… Стыдно, стыдно, да что сделать-то? Не побежишь – так ведь он совсем уйдет тогда, а так – вдруг да и остановится, останется, вдруг?! Иначе что ж – одной остаться? А что делать потом, тогда – одной-то?!..
ОНА. Стой, прошу тебя… Ну, остановись!!! Куда ты идешь, чего тебе там надо? Никому ты там не нужен, никому! Там ты сразу погибнешь, слышишь? Там смерть твоя тебя ждет, смерть, смертушка! Возвращайся давай назад, чего ты, ну, чего?! Не надо, не ходи туда, не ходи, прошу тебя, вернись, слышишь?!
ОН (весело идет по рельсам, курит). Пошла, пошла! Пошла! Иди! Пошла!..
ОНА (падает, поднимается, бежит из ее коленки кровь, но не видит она ничего). Стой, стой… Остановись, ну? Куда ты пошел… Чего ты задумал… Не надо, не ходи, останься тут со мной… Слышишь?! Кому сказала?! Ты обо мне подумал?! Подумал, нет? Куда пошел, кому сказала – вернись!
ОН. Пошла! Пошла! Иди, ну? Пошла!
ОНА. Да что это с тобой такое стало? Вернись, с ума ты сошел, что ли… Возвращайся сейчас же, прошу тебя, как человека прошу… Ну?! Вернись! Слышишь?
Проехал мимо автобус с веселой пьяной свадьбой. Полетела пыль над дорогой, осыпала его черный костюм, белую рубашку, галстук. Прилипает пыль к ее слезам, размазывает она грязные слезы по щекам, просит и просит его:
ОНА. Ну, вернись, прошу тебя… Там смерть твоя тебя ждет, смертушка… Поживи еще, не помирай, не погибай, слышишь? Погибнешь там… Вернись ко мне, вернись… Иди домой, кому сказала?! Ну?!
ОН. Пошла! Пошла! Пошла! Иди, ну?…
Пыль, пыль, пыль… Исчезают оба. Будто и не было.
Третья картина.
Прошло три дня. Дело близится к вечеру.
Все то же: дом, заваленная углем кочегарка, труба, березы, белье, качели. Все то же.
АЛЯ моет пол на крылечке.
ПЕТР спускается со второго этажа. От ВАРИ.
Та вышла его проводить. Веселая, говорливая, в шелковом халате. В зубах заколки торчат. Достает их изо рта и, вталкивая в волосы, хохочет.
ВАРЯ.Эй! Э-э-эй!
ПЕТР. "Эй" зовут свиней.
ВАРЯ (смеется). Да ладно тебе, ладно… Эй!
ПЕТР. Ну, чего?
ВАРЯ. Ну ты куда пошел-то?
ПЕТР. Куда надо.
ВАРЯ. Постой. Поговори еще со мной, ну?
ПЕТР. Ну, чего?
ВАРЯ. А куда тебе надо?
ПЕТР. Работать надо.
ВАРЯ. Иструдился весь, смотри. В порошок сотрешься, гляди! Работает и работает, ты погляди! (Хохочет). Никаких сил у тебя, у бедного, не останется, смотри!
ПЕТР остановился, курит, смотрит, как АЛЯ моет пол.
