У Хейзл упало сердце. Значит, ради этой откровенно негативной оценки она несколько недель себя истязала? Съела столько салата-латука, что все кролики страны позеленели бы от зависти; плавала, бегала трусцой и обливалась потом в спортзале. И ради чего? Чтобы муж, рассматривая ее, презрительно кривился?

— У тебя есть возражения против моего внешнего вида, Дик?

— Я все пытаюсь понять, что заставило тебя так основательно измениться, — ровным голосом сказал он. — Не Расселл ли, случайно?

Хейзл опешила.

— Расселл? А он-то тут при чем?

— При том, что он тут оказался. Он и никто другой. Подумай об этом. И разве женщина, едва только почувствовав приступ любовной лихорадки, не теряет интерес ко всему на свете, кроме предмета своей страсти? — насмешливо протянул Дик. — Даже к еде?

— То есть ты думаешь, я морила себя голодом потому, что закрутила роман с Расселлом? — Она чуть не расхохоталась от абсурдности такого предположения, но что-то в выражении лица Дика остановило Хейзл. — Не может быть, чтобы ты серьезно…

— Не может быть?

Он резко развернулся, и Хейзл искренне показалось, что Дик сейчас уйдет из дому, но он направился к бару, где налил себе солидную порцию виски; обычно Дик так поступал, если сваливались плохие новости. Когда он повернулся, лицо у него было темным и мрачным. За все годы семейной жизни Хейзл никогда не видела, чтобы муж так смотрел на нее. Глотнув виски, он поставил стакан на каминную полку.

— Не стоит так бурно возмущаться, дорогая, — невозмутимо сказал Дик. — Что мне оставалось думать? Я появился неожиданно и увидел, что ты, полупьяная…

— И вовсе я не была полупьяной! — возмущенно вскинулась она, но тут же икнула. — Ладно, признаю… я позволила себе пару бокалов шампанского…

— Всего пару? Да ты находилась в полной отключке, гладя Расселла по щеке!

— Я не г-г-гладила Расселла по щеке! Я просто хотела смахнуть крошку!

— Ну да? — Дик с насмешливым презрением вскинул брови. — Жаль, что не оказалось крошек на других частях его тела, не так ли? Или вы только начали?

— Не будь грубияном! — вспылила Хейзл.

— Почему же? — фыркнул Дик. — Я думал, тебе это нравится! И ты ясно дала мне понять, как тебе приятна грубость, в ходе двух весьма приятных э-э-э… инцидентов, как раз перед моим отъездом. Помнишь?

Хейзл жарко покраснела при намеке на тот незабываемый эпизод, когда она отдавалась Дику на письменном столе в его кабинете, но упоминание об отъезде помогло ей оправиться от смятения и прийти в себя.

Он где-то порхал целый месяц! И почему я позволяю бросать мне в лицо все эти беспочвенные обвинения? Черта с два я позволю!

— Что дает тебе право врываться сюда, тут же делать какие-то идиотские выводы, а потом вываливать их мне на голову? — взорвалась Хейзл. — Кроме того, я далеко не так наивна, дабы считать, что ты распил с Паолой всего лишь бутылку вина во время вашего четырехнедельного пикника, — многозначительно добавила она.

— Это совсем другое дело, — упрямо возразил Дик.

— В чем же оно другое? — не успокаивалась Хейзл.

— Я знаю Паолу с…

— Если ты снова будешь выкладывать старые бредни, что Паола всегда была для тебя как сестра, то, наверное, я заору! — с жаром перебила Хейзл. — И я, конечно, должна тебе верить? Или ты считаешь, что у меня роман с Расселлом, или ты так не считаешь! А намеки на то, что мое раскованное сексуальное поведение с тобой превратило меня в какую-то ненасытную нимфоманку — это не что иное, как прямое оскорбление, Дик Треверс!

Сделав еще глоток виски, он скорчил гримасу. Будучи человеком умным и рассудительным, Дик не мог отрицать, что в словах Хейзл заключена истина. Так почему же, не узнавая самого себя, он тупо и упрямо отказывается слушать ее?

— Ты сильно похудела, — заметил он.

Хейзл была готова заплакать. Потеря веса не была основной задачей. Она главным образом старалась доказать себе, что ей это под силу. Главное заключалось не столько в результате, сколько в процессе. Да, она постройнела, но не чрезмерно — просто избавилась от лишних фунтов. Куда важнее, что она стала лучше чувствовать себя.

— Ах, вот как! Значит, ты это заметил! — ехидно поддела она Дика.

— Конечно, заметил, — буркнул он и сделал многозначительную паузу. — И ты обрезала волосы.

Хейзл увидела, с каким выражением он разглядывает ее прическу, и заторопилась с объяснениями, одновременно осуждая себя за желание получить одобрение Дика.

— И… тебе нравится?

— Раньше нравилось, — неопределенно ответил он.

Растерявшись, Хейзл надула губы.

— Так да или нет?

Дик хотел сказать Хейзл, как ему нравилось перебирать ее длинные шелковистые пряди, но не мог отделаться от ощущения, что ведет очень нелегкие деловые переговоры и должен обдумывать каждое слово.

— Почему ты решила сменить прическу?

— Но ты же сам ратовал за изменения! А когда я усомнилась, стоит ли что-то менять, ты облил меня презрением!

— Речь шла совсем о другом!

— О чем другом? — заорала Хейзл. — Это ты сказал, что мы никак не можем выбраться из наезженной колеи. Это были твои слова, Дик, не мои! Ты завел этот разговор, а я всего лишь согласилась с тобой. После твоего отъезда я долго и внимательно рассматривала себя, и то, что я увидела, мне не понравилось. Ни капельки! Я существовала вне времени!

— Что ты имеешь в виду — вне времени?

— Я хочу сказать, что продолжала оставаться той же девочкой, которую ты много лет назад встретил в ночном клубе! Или, точнее, продолжала выглядеть ею! Единственное, в чем я изменилась, были двадцать лишних фунтов, которые отложились на талии и на бедрах!

— Но они меня не смущали, — мягко сказал Дик.

— Как и меня, — кивнула Хейзл. — Пока ты не пригласил меня на ланч…

— Ох, ради всех святых! — запротестовал Дик и, догадываясь, что сейчас последует, на мгновение прикрыл глаза. — Каким образом женщина с твоим интеллектом может так остро реагировать на идиотские реплики двух пошлых сплетниц?

— Но предмет нашего разговора не имеет ничего общего с интеллектом, речь идет об инстинктивной реакции! И они были правы! Строго говоря, Делия и Мэгги помогли мне! Выглядела я просто ужасно: это страшилище не имело ничего общего с женщиной, на которой, по мнению большинства, должен быть женат такой мужчина, как ты!

— Хейзл…

— Нет! — решительно замотала она головой. — Пожалуйста, позволь мне высказаться! Я продолжала оставаться все той же милой Хейзл. Глупышкой Хейзл. Домохозяйкой, которая кормит близких и убирает дом. Даже ты так считал. Ты заводил разговор, как сложится жизнь, когда девочки подрастут и начнут обретать самостоятельность, и я поняла, что задаю себе тот же самый вопрос. И я испугалась, Дик!

Он удивленно прищурился. Эта новая, стройная и обаятельная Хейзл была незнакома Дику, но в любом случае страхи никогда не были свойственны его жене. Он вспомнил, как она, сама еще девочка, рожая троих детей, испытывала страдания, от которых и женщины постарше могли бы лезть на стену. Но только не Хейзл. Родовые муки она переносила с достоинством.

— Ты? Испугалась?

— Да, испугалась! Тебе это внове, Дик? Ты был занят своими делами… Тебе всегда есть чем заняться…

— Не обязательно.

— Ох, брось, Дик, — вздохнула она. — Не забывай, что ты разговариваешь со мной. А уж я-то тебя знаю! Знаю как облупленного. Ты должен преуспевать во всем, за что ни берешься, пусть даже деньги тебя абсолютно не волнуют. Ты давным-давно уже заработал столько, что мы можем безбедно существовать до конца дней своих. Но тебе всегда мало, и вечно будет так. Как бы ни складывалась наша жизнь, ты и дальше будешь заниматься делами, потому что ты так устроен. Успех опьяняет тебя, как ничто иное. И я подумала… что же ждет меня? — Она с силой перевела дыхание. — Когда девочки отправятся в университет, или предпочтут убирать навоз из конюшен, или будут блистать на сцене, словом, когда они выберут свой путь, — что тогда останется мне? Тем более если я буду сидеть в забытой богом сельской дыре, на что ты, похоже, хочешь меня обречь.