— Просто мне кажется, вы очень привязаны к Элене.

Лавиния кивнула и продолжала ждать разъяснений.

— Она очень милая, добросердечная женщина, она всегда была мне подругой. Меня очень печалит, что она теперь в такой глубокой депрессии. Но… но вы мне так ничего и не объяснили толком.

— Мне очень многое необходимо вам объяснить, вы правы. И, кроме того, просить об одном очень большом одолжении. Теперь жизнь Элены целиком зависит от вас.

Лавиния, которую долгие годы жизни среди братьев научили сидеть и слушать, не перебивая, постепенно вникала в тот ужас, который раскрывали здесь перед ней. Она никак не хотела верить в то, что Филиппо при всем его деспотизме и даже жестокости оказался вдруг способен на такое. Но пришлось поверить. Ведь он всегда безжалостно расправлялся со всеми, кто осмеливался встать у него на пути, в этом случае Элена была ему помехой. Она не могла порадовать его наследником. Лавиния вспомнила те уже далекие теперь времена, когда он и Марко однажды поссорились так, что она даже опасалась, как бы Филиппо не вызвал на дуэль своего брата и не убил его, и все лишь во имя того, чтобы самому встать во главе дома. А когда, в конце концов, после смерти Марко он все же стал им и даже в качестве дополнительной награды получил себе в невесты Элену, бывшую нареченную его брата, он стал издеваться над ней за то, что она не любила его так, как Марко. Были времена, когда Элене приходилось предпринимать отчаянные попытки казаться веселой, шутить и радоваться, не обращая внимания на то, что у нее мог красоваться синяк на лице, или страшно болеть бок от удара железным кулаком Филиппо. Сердце Лавинии при виде этих картин готово было разорваться от жалости и сочувствия ей, но ее покойная мать, жившая в ту пору во дворце, пристально следила за тем, чтобы подавить малейшее сближение двух несчастных женщин.

Лавиния поднесла дрожащую руку ко лбу. Мариэтта подошла к концу своего страшного рассказа и теперь устремила на Лавинию взгляд, полный такой мольбы, что той даже стало не по себе. Как она могла выполнить то, о чем ее сейчас просила эта женщина, если в ее ушах до сих пор стояли крики ее покойной матери?

— Я прошу вас, — настаивала Мариэтта, — скажите мне, как мне найти место в вашем дворце, где может находиться Элена? Ведь должны же вы хоть что-то знать, хоть каплю. Может быть, там имеется какая-нибудь секретная комната? Может, и не одна? Ради всех святых, скажите мне! Не дайте Элене умереть! Погибнуть!

Лавиния дрожала. Ей казалось, что она не сможет говорить от страха, сковавшего ее, от сознания всего этого тонко сплетенного кошмара и от того, что она оказалась теперь перед этой дилеммой. Нет, она не могла позволить, чтобы эта, так когда-то напоминавшая ей мотылька, хрупкая девушка, погибла по ее милости. Голова Лавинии дергалась, слова бессвязно вылетали из искаженного страхом и отчаянием рта.

— Там… есть шкаф… В спальне Филиппо есть большой шкаф, он стоит у стены. Он отходит в сторону… за ним находится двойная дверь, ведущая в одну… гостиную. Эта гостиная всегда пользовалась дурной славой, и… ее много лет не открывали и не ходили туда. — Лавиния замолчала, ей было необходимо глотнуть воздуха. Мариэтта сидела и молча терпеливо ждала, когда та договорит до конца.

Когда все было сказано, Лавиния, обхватив голову руками, стала раскачиваться из стороны в сторону и тихо стонать, наверное, от сознания того, что только что совершила предательство, выдав члену клана Торризи секрет их дома — дома Челано, их заклятых врагов. Мариэтта понимала, что женщина эта на грани нервного срыва, но решилась все же задать ей еще один очень важный вопрос, вспомнив, что Элена когда-то упоминала о какой-то смежной с ее спальней комнате.

— А спальня Филиппо примыкает к будуару Элены?

— Да, — решительно кивнула Лавиния.

— От всего сердца я благодарна вам, Лавиния!

Сказав это, Мариэтта поспешила к ожидавшей ее повозке.

Мариэтта была вынуждена прождать еще два дня, остававшихся до созыва Большого Совета. Она могла отправиться в палаццо Челано, когда можно было не опасаться присутствия Филиппо. Во что бы то ни стало она должна была спасти Элену и не имела права идти на риск — Филиппо в это время должен находиться во Дворце дожей. Предстоящие бурные и важные дебаты по вопросу принятия мер, в которых должен быть задействован венецианский флот в связи с последними событиями в войне Австрии и Франции обещали затянуться, и на них должны были присутствовать все советники. Не составило труда выяснить, что обсуждение начнется в четыре часа после завершения работы всевозможных комитетов.

Мариэтта подготовила для этой акции все, что ей могло потребоваться: длинную веревку, чтобы в случае необходимости подпоясаться, пилку, если Элену держат в кандалах, острый нож, свечку, трутницу, чтобы ее зажечь, ножницы, небольшую фляжку коньяка, целое кольцо самых разнообразных ключей. Их она одолжила у Леонардо на тот случай, если Филиппо унесет с собой ключ от внутренней двери, кроме того, была взята и нюхательная соль. Она не позабыла запастись и небольшим дамским пистолетом, который собиралась зарядить непосредственно перед тем, как отправиться в эту весьма рискованную экспедицию.

День, на который она назначила свою вылазку, начался с того, что одна из мастериц, поскользнувшись на полу, сломала себе кисть. Еще более страшное зрелище ожидало Мариэтту, когда она возвращалась домой с рынка через мост Риальто. У Фондаменто дель Вин она заметила небольшую толпу. Подойдя ближе, увидела, как из воды вытаскивали трупы гондольера и какой-то женщины. В толпе говорили, что обоих обнаружили в закрытой кабинке принадлежавшей покойнику гондолы зарезанными.

Шло время, и Мариэтта нетерпеливо поглядывала на часы. В два часа большой колокол Кампаниле стал созывать всех членов Совета на заседание. Это был сигнал и для Мариэтты — она переоделась в простое шерстяное платье с глубокими карманами, спрятав под ним веревку и пистолет. Накинув простую короткую накидку, она обмотала голову черной шелковой мантильей, застегнув ее под подбородком, закрыла лицо белой баутой, после чего надела на голову черную треуголку.

В мастерской она забрала коробку с масками для Элены и повесила ее на ремне через руку. Маски же, предназначавшиеся для Филиппо, она решила забрать в последнюю минуту — тонкая отделка не позволяла просто сложить их в коробку.

— Не пойти ли с тобой в палаццо Челано, — вполголоса предложил Леонардо, подавая ей в гондолу коробки.

— Я не хочу, чтобы ты оказался замешанным, если все пойдет не так, как следовало бы. — Аргумент это был, разумеется, никакой, и Мариэтта, улыбнувшись, все же решила внести ясность. — Пойми, это, конечно, мероприятие опасное, и я, честно говоря, не такая альтруистка, как может показаться. Адрианна дала мне обещание, что, если со мной что-нибудь случится, то и Елизавета, и близнецы обретут новый дом у вас. Так что, пойми, Леонардо, тебе лучше держаться от всего этого в стороне. Будет гораздо лучше, если ты появишься в палаццо Челано позже, когда я уже сумею завершить все, что собираюсь. И тогда тебя никто ни в чем не сможет заподозрить.

По лицу Леонардо было видно, что ей так и не удалось убедить его, но Мариэтта была неумолима, и он, скрепя сердце, согласился.

— Что же, в таком случае, удачи тебе! — обеспокоенно пожелал он.

Улыбнувшись на прощание, Мариэтта уселась в гондолу.

Когда они прибыли к ступенькам палаццо Челано, она объяснила молодому лакею на входе, что приехала из лавки масок господина Савони доставить заказ синьору Челано. У них с синьором Челано есть договоренность, что он непременно должен получить их из рук в руки. Лакей не стал допытываться, почему она в мантилье и маске, поскольку представители лавок масок, работавшие в эти дни с полной нагрузкой, обычно сами были одеты соответственно, но пускать ее, как видно, ему не очень хотелось.